Превращение

Ровно два года назад, 18 марта 2014 года, был подписан договор, согласно которому Республика Крым и город федерального значения Севастополь стали регионами Российской Федерации. С Россией случилось новое превращение. Страна проделала очередной радикальный политический кульбит. Именно из-за таких превращений про Россию говорят, что у нас ничего не меняется за тысячу лет и все — каждые десять.

В тот момент у нашей страны была развилка: удовлетвориться присоединением (если кому так больше нравится — возвращением) Тавриды и попытаться вернуться к нормальной жизни или двигаться дальше в сторону воображаемого нового мирового порядка, духовных скреп и постоянного сочинения себе войн как нормы бытия. Мы, как известно, выбрали второе.

14 марта 2016 года Россия решила начать выводить войска из Сирии — столь же внезапно, как решала вводить их туда 30 сентября 2015-го. Люди, которые по собственному желанию или по долгу службы пытаются отыскать в российской политике хоть какую-нибудь логику и высшую стратегическую мудрость, тут же задались вопросом: можно ли считать это началом очередного превращения?

Хлынувший в медиапространство поток всевозможных объяснений нашего ухода из Сирии, в сущности, является расширенным комментарием к глаголу «отползти». Но проблема именно в том, что это вообще надо объяснять. Потому что с позиций разума и здравого смысла как-то не очень понятно.

Это действительно серьезная проблема: если вашу политику все время приходится долго и сложно объяснять, а точнее, оправдывать, если нет понятного и прозрачного ответа на вопрос «зачем», с ней явно что-то не так.

«Превращение» --новелла Франца Кафки. Этот пражский еврей, один из главных писателей ХХ века, а теперь, как выясняется, и начала ХХI, дает нам ключ к лучшему пониманию того, почему Россию так кидает из стороны в сторону в последние годы.

Шутке «мы рождены, чтоб Кафку сделать былью» много лет. Ее авторство приписывают то художнику Вагричу Бахчаняну, то прямо советскому народу. В каждой шутке есть доля правды. Но когда в некоторых шутках доля правды достигает контрольного пакета, дело может закончиться национальной трагедией. Даже если нация поначалу принимает ее за национальный триумф.

Так вот, сейчас мы пытаемся совершенно буквально — в политике и в повседневной жизни — экранизировать Кафку. Главную, пожалуй, идею его творчества (даром что был шизофреником, одну из важнейших черт нашего мира ухватил точно). Эту идею замечательный российский философ и литературовед Владимир Кантор назвал «рационализированным безумием». Когда человек пытается вполне рациональными аргументами объяснить изначально бредовые или непонятные ему самому вещи, происходящие с ним и вокруг него.

Нечто подобное делает Россия.

Совершенно непонятно, что мы хотим получить от своей политики последних двух лет как страна.

У СССР была цель стать мировым гегемоном и создать лагерь стран-последователей. Так уж вышло, что у СССР в силу особенностей системы лучше всего получались именно лагеря. А у нас нет никакой практической цели. Хорошо, Крым наш, что дальше? Раньше мы ездили туда когда хотели и сколько хотели за личный счет. Теперь еще и за личный счет содержим. Размер счета растет с каждым днем. А рост нищеты обычно быстро убивает всякую национальную гордость. Когда ты все время на грани выживания, как-то не до гордости.

Поддержание туркменского рейтинга власти — не объяснение. Рейтинг в принципе не может быть целью политики разумной власти. Он не цель, а средство, чтобы развивать страну. Рейтинг власти на хлеб не намажешь. Дороги им не заасфальтируешь. Больного не вылечишь. Школьника не выучишь.

Мы ничего не строим: ни капитализма, ни коммунизма, ни евразийской православной империи.

Мы не стремимся этой своей политикой сделать лучше жизнь простых людей: об этом никто из представителей российской власти больше даже не говорит вслух. Опять же, для сравнения, у СССР была такая официальная цель — «повышение благосостояния советских людей». В учебниках политэкономии она гордо именовалась основным законом социализма. Может ли цель быть законом — отдельный вопрос. Но если в СССР торжествовал абсурд кафкианских целей, в России правит бал абсурд кафкианской бесцельности.

То, чему противостоит мир рационализированного безумия, называется здравым смыслом. Именно здравый смысл, а не «Пиндосия», «Гейропа», Украина или Турция стал главным врагом нынешнего российского государства и общества, а Кафка — главным российским политтехнологом и заодно куратором российской пропаганды.

Мы продаем миру и собственному народу несуществующее. Миф, упакованный в рациональность.

«Переигрываем всех», по мнению поклонников этой нашей политики. Только сами поклонники не знают, во что именно мы играем.

Все статьи и высказывания, оправдывающие или осуждающие российскую политику последних двух лет, — попытки рационализации безумия. Как и официальная пропаганда. Фейки о распятом мальчике и зверствах «укрофашистов» рационально объясняли публике миф о «Новороссии». Даже учебник ее истории на полном серьезе собирались писать, уже и сроки называли. Но исчез миф, а вместе с ним и объяснения, не говоря уже о желании написать учебник. Фейк об изнасилованной в Берлине русской девочке рационально объясняет миф о погрязшей в разврате Европе, которой противостоит вся по уши в истинной духовности Россия.

Война в Сирии стала в том числе рациональным — в кафкианской логике — способом прикрыть поражение (или, скажем мягче, «непобеду») в войне за «Новороссию». При этом аргументы здравого смысла — зачем поддерживать алавитов и шиитов, когда в России живут 30 миллионов их противников суннитов, есть ли шансы уничтожить запрещенное у нас ИГИЛ (организация запрещена в России), воюя именно в Сирии, если он действует еще как минимум в двух-трех странах, почему угроза от этой не трогавшей нас террористической группировки уменьшится, а не увеличится от того, что мы начнем с ней воевать, — отбрасывались заранее.

Зато нам вполне «рационально» объясняли, что мы опять великая держава, ибо можем воевать где хотим и решать судьбы мира. Со своей бы сначала разобраться.

Теперь нам столь же аргументированно рассказывают, как правильно, что Россия выводит войска именно сейчас. Хотя «Исламское государство», с которым мы шли воевать, вроде не уничтожено, а наш друг президент Асад не восстановил контроль над всей территорией страны. Даже неизвестно, сохранится ли единой сама Сирия. Причем о мудрости этого решения говорят те же самые люди, которые еще вечером 14 марта с пеной у рта доказывали бы, что нам надо воевать в Сирии до победного конца.

Рационализированное безумие вовсе не отрицает здравого смысла. Наоборот, часто к нему апеллирует. Правда, всегда обвиняя в отсутствии здравого смысла другого, но не себя.

Вот, например, как пресс-секретарь президента РФ комментирует сообщения о рекомендации ЕС европейским банкам не покупать российские гособлигации (сам факт заимствования денег у наших главных официальных врагов — отдельный кафкианский сюжет): «Сужение пространства экономического сотрудничества за счет политического давления вряд ли можно понять и считать оправданным с точки зрения здравого смысла и логики». Почему бы тогда нам ровно по такой же логике, исходя из того же здравого смысла, не отменить собственные санкции против Турции, раз уж мы все равно уходим из Сирии. И главное, против стран ЕС, которые наших самолетов не сбивали?

Тут дает о себе знать это наше новейшее кафкианство. По большому счету вообще неважно, почему мы вдруг решили уйти из Сирии. Все равно никакие версии не проясняют дальнейшие действия. Даже самое ближайшее будущее. Какое еще внезапное превращение нас ждет? Будем ли мы мириться с Западом или ссориться еще сильнее? Забудем наконец про Украину или, наоборот, вспомним о ней по полной программе? Не устроим ли — назло врагам, разумеется, — какую-нибудь «Сирию» внутри России?

Политологи называют такую политику экстраординарной. Для России она большую часть нашей истории как раз вполне ординарная. Именно про такую политику в СССР рассказывали анекдот, герой которого на вопрос анкеты о приеме на работу, колебался ли он «при проведении в жизнь линии партии», честно отвечал: «Колебался вместе с линией». Беда в том, что сейчас это даже не линия, а какие-то хаотические каракули, которые мы рисуем на карте мировой и собственной истории дрожащей от гнева и немощи рукой.

Кафка писал о таком состоянии человека и мира как о болезни. Нам это почему-то кажется необыкновенным здоровьем.