Цивилизация
Какая песня без баяна, какая Марья без Ивана, какое «Евровидение» без политических скандалов. Конкурс, на котором по правилам запрещено все политическое — символика, высказывания, намеки в текстах песен — превратился в гремучую смесь митинга без повестки и пародии на сессию Генеральной ассамблеи ООН. Но почему ежегодный чемпионат Европы по песням без национальных, творческих и половых признаков из года в год становится политической склокой?
«Евровидение-2021» пройдет там, где не состоялось из-за коронавируса «Евровидение-2020», — в Роттердаме, с 18 по 22 мая. Национальные отборы конкурсантов по традиции завершились в начале марта. И пошло-поехало.
В России бурю протестов с явным политическим подтекстом в социальных сетях вызвал тот факт, что нашу страну на конкурсе будет представлять этническая таджичка Манижа Хамраева. Да еще и сочувствующая ЛГБТ-сообществу. (Значит, «сама такая», моментально рассудила часть озабоченной публики). Да еще и со стилизованной под народную песней под английским названием «Russian Woman», но с хипстерским текстом и на русском языке.
Песню тут же массово начали обвинять в русофобии — троллинге, искажении скрепного образа нашей женщины, которая, конечно, коня на скаку остановит, в горящую избу войдет, но при этом должна во всем слушаться мужа, рожать и воспитывать детей и, главное, не отсвечивать. Видимо, по мнению сторонников этой точки зрения, Манижа должна была выступить с песней «Russian Baba».
Певицу стали обвинять в том, что она… таджичка. Поскольку политкорректность в России еще не достигла среднеевропейского уровня (причем даже не очень понятно, хорошо это или плохо), сеть заполонили шуточки типа «за русских даже на «Евровидении» поют гастарбайтеры».
С другой стороны баррикад каменьями посыпались обвинения в том, что песня на русском языке в принципе не имеет шансов на победу в «Евровидении» — и потому непременно надо петь «по-аглицки». То есть самобытность самобытностью, патриотизм патриотизмом, но ради победы в «идеологически враждебном», но все равно таком заманчивом для народных масс конкурсе лучше подстроиться под негласную норму. Англоязычные песни действительно побеждают на «Евровидении» намного чаще, чем песни на родных языках исполнителей.
При этом у Манижи потрясающе чистый русский язык — такой бы нашим депутатам и чиновникам. Это неудивительно: она живет в России с младенчества. Правда, ее вокальные данные, мягко говоря, сильно отстают от способности чисто и внятно произносить русские тексты под музыку. Более того, как человек, рожденный в Средней Азии и проживший там больше половины жизни, могу вам сказать, что вообще впервые встречаю настолько «не певучую» таджичку — обычно они поют замечательно. Чтобы сравнить, попробуйте после Манижи послушать, например, любую песню ансамбля «Зебо». Но ведь и «Евровидение» не шоу «Голос» — там соревнуются песни, а не певцы.
Отдельный политический подтекст разгоряченная публика попыталась найти в немотивированном отказе от выступления на «Евровидении-2021» едва ли не самой популярной в Европе отечественной поп-группы с исконно русским именем «Little Big».
На несостоявшемся прошлогоднем конкурсе эта группа явно порвала бы всех своим незатейливым и совершенно аполитичным хитом «Uno», не обезображенным никаким смыслом — ни вторым, ни даже первым. Клип на эту песню набрал уже почти 200 миллионов просмотров на данный момент и стал самым популярным за всю 65-летнюю историю «Евровидения».
В частности, мне попадалась на глаза такая по-своему логичная версия: высокие начальники заставили «Little Big» отказаться и специально выбрали Манижу, чтобы гарантированно проиграть и не тратить деньги на проведение конкурса в России в следующем году на фоне продолжающейся пандемии и скверных отношений с Европой.
Политический скандал вокруг участия Белоруссии в конкурсе 2021 года был предопределен всем ходом событий в этой стране после прошлогодних президентских выборов.
Батька, недолго думая, отправил на конкурс группу «Галасы ЗМеста» из райцентра Барановичи, которая поет по принципу «да, мы не попадаем в ноты, но мы в них и не целимся» (кто хочет, может послушать и убедиться). Зато открыто топит за власть и сочиняет сатирические песни против оппозиции на уровне маловысокохудожественной дворовой самодеятельности. Песню этой группы «Я научу тебя» с выпадами против белорусской оппозиции организаторы «Евровидения» отказались допускать именно как политическую.
Мы не можем проверить гипотезу, пропустили бы на «Евровидение» от Белоруссии песню с текстом против Лукашенко. Потому что такую песню не пропустит сам Лукашенко. Но петь за Лукашенко на главном песенном конкурсе Европы сегодня точно не дадут.
Даже если Белоруссию вовсе исключат из конкурса, это вряд ли сильно расстроит белорусского президента. По крайней мере, хоккей Лукашенко любит больше, чем поп-музыку. Но лишение Белоруссии права провести чемпионат мира по хоккею в этом году вроде не стало для белорусской власти каким-то страшным моральным и тем более физическим ударом.
Третий тип политического скандала вполне в духе «новой этики» приключился с украинскими участниками «Евровидения-2021». Беда пришла откуда не ждали. Клип на песню «Шум», с которой группа «Go_A» победила в украинском отборе, возмутил… зоозащитников. Организация UAnimals сообщила, что подлые бездушные музыканты использовали в своем видео редкую птицу курганник степной, занесенную в Красную книгу Украины. Нет, не чучелом и не тушкой — вполне себе живую.
Однако, по мнению зоозащитников, этой птицей нельзя владеть на законных основаниях — значит для клипа ее где-то раздобыли незаконно. Кроме того, по каким-то только им ведомым признакам активисты узрели, что эту конкретную птицу из клипа долго содержали в неволе. Возможно, их смутило то обстоятельство, что в финале клипа птица покорно сидит на руке у солистки, а не клюет ее в темя в знак протеста против насилия над собой.
Хотя курганник степной вовсе не выглядит в этом, кстати, очень красивом клипе несчастным, никакого насилия в отношении очень выразительной птицы нет и в помине. А сама песня поется по-украински (тоже не по-английски!) и является вполне патриотичным фолк-роком.
Все эти политические скандалы разного типа вокруг «Евровидения» закономерны. Потому что сам конкурс превратился в обмен явными и скрытыми политическими жестами стран-участниц, которые одновременно хотят понравиться друг другу и победить друг друга на фоне тяжелейшего кризиса европейской идентичности.
Проблема в том, что сами государства-участники «Евровидения» толком не могут понять, кто они в этом новом странном мире. Причем старые великие европейские державы с развитой поп-индустрией — покинувшая ЕС Великобритания, а также Франция и Германия — относятся к этому конкурсу снисходительно и давно присылают туда каких-то артистов с задворок своего шоубиза. А вот для стран Восточной Европы и постсоветских государств этот конкурс по-прежнему политически очень важен. Поэтому в них постоянно вспыхивают искры скандалов.
Например, в далеком уже 2007 году в песне совершенно лояльной России и постоянно у нас выступавшей Верки Сердючки «Lasha Tumвai» нашим пропагандистам привиделось «Раша, гуд бай». Причем эта невинная со всех точек зрения фраза почему-то была истолкована как политический выпад против России. И начались гонения на Верку Сердючку.
В 2017 году Россия отправила на конкурс в Киев певицу Юлию Самойлову, инвалида 1-й группы с детства, которая до этого выступала в Крыму. Украинские власти запретили Самойловой въезд в страну на три года, чтобы не допустить ее участие в конкурсе. Россия наотрез отказалась менять своего участника. В обеих странах шли громкие политические кампании — соответственно, за и против Самойловой. Проводящий конкурс Европейский вещательный союз так и не смог примирить стороны: в итоге Россия пропустила тот конкурс и не транслировала его. На следующий год «Первый канал» снова отправил Самойлову на «Евровидение» в «политически нейтральную» Португалию, где певица с треском провалилась и с тех пор забыта. Хотя весной 2017 года она опережала по упоминаемости в российском медиапространстве едва ли не всех политиков.
Выбор Манижи в 2021 году на фоне, возможно, худших отношений России с Европой за последние 35-40 лет тоже имеет некоторый политический подтекст. Мы показываем Европе, что вполне толерантны к мигрантам и не преследуем тех, кто поддерживает ЛГБТ-движение. Так сказать, делаем реверанс в сторону «европейских ценностей», над которыми круглосуточно публично потешаются наши политики и шоумены.
Для Европы — Манижа. Для внутреннего потребления — сальные шуточки о «бородатых женщинах» (привет тебе, Кончита Вурст, тайная героиня гомофобных грез миллионов россиян) как доказательстве торжества разврата на «Евровидении».
Парад фриков от знаменитого израильского певца-трансгендера Шарона Коэна, известного миру как Дана Интернэшнл, до трио трансвеститов «Сестрички» из Словении в костюмах стюардесс и, конечно, бородатой Кончиты Вурст, как синоним толерантности и новой (на самом деле уже очень старой) этики — еще один важный политический месседж, который несет в массы «Евровидение».
Европа теперь настолько толерантна, что готова уничтожать (на словах) всех врагов толерантности, подлинных или мнимых. «Кто не black lives matter, тот москаль». При том, что толерантность и отсутствие дискриминации по любым физиологическим, религиозным и культурным признакам действительно важнейшие ценности человечества и показатель цивилизованности любой страны.
Ну и особый политический цирк — голосование за участников после завершения финала и восприятие этого процесса в некоторых странах. Если вы очень хотите победить, то каждая страна, которая не дала баллов вашему участнику или дала, на ваш взгляд, слишком мало, с подачи телевидения объявляется «политическим противником». Это не песня не понравилась, это нашу страну наказывают за политику.
Но такой политический шлейф вовсе не отравляет атмосферу «Евровидения» и не делает конкурс абсолютным фарсом. В каком-то смысле карантины и принудительное социальное дистанцирование (на языке эпидемиологов это называется «разобщение») начались в мире, и в Европе в том числе, задолго до коронавируса. А в последний год достигли уже просто ужасающих масштабов. Мы в принципе разучились вести диалог, слышать и слушать, принимать и воспринимать Другого.
«Евровидение» — порой неуклюжая, но важная попытка восстановления нарушенного диалога. Пусть хоть так — через конкурс чаще всего не самых талантливых песен, которые поют не самые талантливые певцы. Потому что каждый участник и каждая песня все-таки непременно что-то рассказывают о стране, которую представляют. Здесь и сейчас.
