Цивилизация
В последние дни и недели мы узнали о себе много важного и нового. Никто не интроверт. Будущего (пока?) нет. Рукопожатие – грех. Поцелуй — преступление. Дом не только убежище, но и тюрьма. Ходить на работу — кайф, а не обуза. Не в деньгах счастье, а в их количестве. Выгулять собаку и вынести мусор — это не одно дело, как мы думали до сих пор, а два. И их не надо делать одновременно.
Но главное приключение в нашей личной жизни происходит со временем. Оно остановилось. Точнее, мы остановили время сами в надежде… выиграть время. До появления вакцины, которой нет и не предвидится. То есть, люди по всему миру на полном серьезе решили, что если время остановить, оно перестанет идти. А неотвратимое каким-то чудесным образом отвратится. Например, иконой вместо вакцины.
Когда время останавливается, сразу исчезает будущее. Именно оно сейчас честнее всех в мире соблюдает карантин. Мы решили обнулить его ради самоспасения. На некоторое время, равное «икс» в отсутствующем уравнении, заморозить и в значительной степени разрушить почти всю окружающую жизнь… ради жизни. Логично? Не спрашивайте.
В результате сейчас у миллиардов людей на планете остались только богатое прошлое (вся эта наша естественная, кому-то сильно надоевшая, кого-то даже сильно доставшая скучная повседневная жизнь) и предельно скупое, на уровне основных инстинктов (некоторые из них объявлены опасными, но это не точно) настоящее. Мы живем теперь в стиле «нам бы только день простоять, да ночь продержаться». И неизвестно, когда этот «день сурка» закончится — при нынешнем уровне адекватности людей, принимающих решения по всему миру.
Мы попали в удивительное время. Свободного времени у нас теперь полно ровно потому, что упразднено его свободное естественное течение. Время девальвировалось, как цены на нефть. Хранилища заполнены до краев. Его некуда девать.
Будущее пропало. Зато далекое, казалось бы, навсегда забытое и совершенно невозможное к повторению прошлое вдруг стало настоящим, актуальной повседневной реальностью. Это тем более удивительно, что мы живем в эпоху рекордно быстро уходящей памяти, которая просто тонет в океане информации. В мирное время мы сейчас забываем все и всех практически моментально. А сейчас вдруг яркими картинами повседневности всплыло то, что вроде бы безвозвратно кануло в Лету много веков назад.
Не выходя из дома, мы отправились на машине времени (как выяснилось, это не таинственный шипяще-гудящий колдовской агрегат с трубочками, колбочками, разноцветным дымом алхимических опытов, а всего лишь набор стандартных казенных циркуляров) в средневековую чумную Флоренцию. В досамолетный ХIХ век. В эпоху ведьм-вещуний как главных источников достоверной и, главное, единственно обнадеживающей информации. Переехали в глобальную разрушающуюся деревню. В большом городе теперь можно услышать пение птиц, увидеть диких коз или толпы кошек на обезлюдевших улицах. Природа берет свое.
Самые элементарные действия и события, на которые мы раньше даже не обратили бы внимания, в одночасье превратились в значимые и яркие воспоминания. В нечто прекрасное и решительно невозможное из «дивной прошлой жизни». Таким «невозможным прошлым» вдруг оказались просмотр футбольного матча на стадионе. Поход в ресторан. Путешествие в другую страну. Поездка к пожилым родителям, если вы живете не вместе. Свидание — что в тюрьме, что в больнице, что в городском саду.
Образы будущего радикально опростились. Это уже не какое-то абстрактное светлое будущее. Не супермашины, не суперкомфорт, не супертехнологии и не супердолгая жизнь. Это просто возможность когда-нибудь куда-нибудь полететь на самолете. Поехать на машине в другой населенный пункт. Сходить в парикмахерскую или кафе. Гулять по своему городу, даже если вы до сих пор ненавидели город и гулять.
Нынешнее остановившееся и одновременно переливающееся через край время учит нас еще одной доблести: жить не во времени, а как вне времени. Сквозь время. В той вечности и изначальной окончательности, в которой были уверены древние греки. Все уже есть и сбылось. Ничего не изменится.
Мы сейчас прямо на своей шкуре, на молекулярном уровне переживаем острейший кризис, если не сказать крах самой идеи линейного прогресса человечества. Наивные предположения, будто бы изобретения и гаджеты делают нас умнее, а нашу жизнь безопаснее, жестоко посрамлены. Какой там биохакинг и скорое бессмертие человека-киборга, о которых так велеречиво рассуждали футурологи еще каких-нибудь полгода назад? Какой блокчейн, какая, прости Господи, биг дата?
«Доставка еды и зум — вот главные высокие технологии сегодняшнего дня.
Одна молекула поставила на уши все человечество, которое пока так и не может прийти в сознание.
Крошечный вирус (а вирусы сильно старше нас, они, собственно, отчасти породили и самого человека, и саму жизнь на Земле) практически моментально показал всю нашу научную, технологическую, ментальную ничтожность.
Кошки, собаки, дикие козы, крысы и мыши, грибы и споры, мхи и лишайники — все сейчас «круче» нас. Они не боятся, а мы — боимся. Самые первобытные, животные предрассудки и страхи берут стремительный и безоговорочный реванш у идеи прогресса и здравого смысла.
Незадолго до смерти великого шведского режиссера Ингмара Бергмана про него сняли большой документальный фильм. В нем этот мудрый, жесткий, нежный великий человек, последние годы проведший на собственном маленьком северном острове со вкопанным прямо в пирс личным стулом, практически в добровольном ментальном карантине и самоизоляции, рассказывает о том, что всю свою жизнь боролся с личными страхами и демонами. Что всякий человек и есть набор личных страхов и демонов. Сейчас мы живем в пору удивительной, невиданной на нашем веку унификации и глобализации этих страхов и демонов. Нас всех прежде всего напугал вирус неизвестности и беспомощности, парализовав наш разум, нашу способность адекватно оценивать набор угроз.
С пространством тоже приключилась какая-то явная фигня. Дом, конечно, начало начал, а также надежный причал, как пел один из знаменитых пациентов Коммунарки, но только если ты можешь куда-нибудь отчалить. Люди, конечно, пытаются всеми возможными способами уговорить себя и окружающих, что им страшно нравится удаленка. Но ключевое слово здесь — «страшно». Тем более что никто в мире не понимает, когда и чем это внезапно свалившееся на нас счастье домоседства кончится. Победный конец не проглядывается, а существительное «конец» пока звучит для большинства убедительнее прилагательного «победный».
Приближенка оказалась лучше удаленки. Запретный плод сладок: хоть в этом мы не меняемся.
Радикально поменялись понятия границ и заграницы. Словосочетание «безвыходное положение» приобрело вопиюще буквальный смысл, который к тому же почти совпал с переносным. «Что ты тупо смотришь в окно 15 минут? – Не мешай мне, я гуляю».
Границы теперь — это «социальная дистанция» (в России и слов таких раньше не знали): полтора-два метра.
Заграница для большинства людей в мире нынче начинается буквально в 150-200 метрах от подъезда их дома, если он у них есть. Про сотни миллионов голодных и бездомных уже никто особо не думает — не до них сейчас. У нас же тут вирус гуманизма.
«Понадобилось всеобщее разобщение, чтобы мы уже через пару недель поняли, как нам на самом деле важно и дорого общение.
Всем, кто думал, даже уверен был, что люди им надоели до крайности и как славно никого не видеть-не слышать, теперь хочется видеть и слышать этих самых «людишек». Просто дышать друг на друга. Просто прикоснуться рукой к руке.
На самом деле время и пространство – едва ли не главное, что есть в нашей жизни. Причем они во многом определяют наше психическое и физическое здоровье.
Сознание человека, сама способность мыслить помещена во времени. Прошлое, настоящее и будущее — базовые координаты нашей нормальности. Мы вспоминаем прошлое. Мы оцениваем настоящее и что-то в настоящем. Мы что-то планируем или мечтаем, держа в голове будущее. Когда какую-нибудь из этих координат изымают из нашей жизни, как сейчас изъято будущее, и сплющено до неестественных для человека пределов настоящее, мы начинаем сходить с ума.
Не менее важно для нас и пространство.
Если время — субстрат нашего личного сознания, то пространство — субстрат нашей личной свободы.
Возможность максимально самостоятельно определять свое личное пространство — внутреннее и внешнее — дает нам ощущение полноценной свободы личности. Вот сюда мы никого не пустим. Вот сюда есть доступ только близким. Вот весь этот мир — наш. Мы можем или хотя бы хотим увидеть какую-то его часть, уж какую получится, за свою короткую жизнь.
Когда человека лишают права на определение размеров собственного пространства — это и есть самая настоящая тюрьма. Причем мы еще и не знаем пока сроков освобождения. У большинства жителей планеты сейчас приговоры с открытой датой.
Впрочем, разве любая человеческая жизнь — не приговор с открытой датой?
«Мы покоряем пространство и время, мы — молодые хозяева земли», пелось в советском «Марше веселых ребят». Чудак был этот поэт Лебедев-Кумач. Ага, сейчас. Покорили. Как же…
Веселые ребята резко перестали быть веселыми и сидят по домам. Пространство покорило их, а не они его. Зато у них (у нас) теперь много свободного времени. Чтобы подумать о своем поведении.
Будущее человечества ушло на удаленку и обнулилось на неопределенный срок.
…Иммунологи говорят, что в нашем нынешнем положении для поддержания иммунитета надо как можно лучше спать и непременно высыпаться. Но уже чертовски хочется проснуться.
