Цивилизация
«… Ушел он дорогою длинной в рубахе дырявой, как сеть. В пути заболел он ангиной и вынужден был умереть. Об этом узнали в Шанхае, об этом проведал Бомбей и горько рыдали славяне и негры различных мастей».
190 лет со дня рождения – полукруглая дата. Но вполне достаточная, чтобы понять, «жив» новорожденный или память о нем покрылась быльем. Даже если это былье соткано из абстрактного почтения и казенного уважения. Лев Толстой переиздается по всему миру. Дискуссии о нем, о его взглядах на мир, но прежде всего — на человека, насилие и закон (три главных предмета, интересовавших Льва Николаевича всю сознательную жизнь) – ведутся с такой интенсивностью и накалом, будто бы он живой и может в любой момент ответить в соцсетях.
Попытки вести фейсбук от имени давно умерших писателей — довольно старая и когда-то модная забава. Но нет в русской культуре более «фейсбучных» авторов, чем Лев Толстой и, пожалуй, Василий Розанов. Их темперамент и тяга к постоянному публичному обнажению души явно пришлись бы ко двору в эпоху господства социальных сетей.
«Жил-был великий писатель Лев Николаич Толстой. Не ел он ни рыбы, ни мяса, ходил по аллеям босой».
Мало кто в русской культуре создал такую неповторимую «аватарку», такой запоминающийся визуальный образ, как Лев Толстой. Босой человек в мужицкой рубахе, веган с окладистой седой бородой.
Играет с крестьянскими детьми, принимает таинственных гостей со всего мира. Гроза (и отрада) крестьянских девок.
Но колоритным босым породистым стариком он был не всегда. Мало кто может похвастать таким количеством разных, порой диаметрально противоположных жизней, прожитых внутри одной, пусть и длинной, 82-летней. В частности, граф Толстой побывал одним из первых красавцев дворянской России. Настоящим светским львом — причем тогда еще совсем не Николаевичем. Доблестным и храбрым воином. Убежденным пацифистом. Патриотом и яростным ненавистником патриотизма. Но лучше всего запоминается последнее — поэтому никто теперь не представляет Льва Толстого молодым красавцем, одетым по последней парижской моде, а только в этой вот толстовке, босым, седобородым, «русопятым».
«Граф храбро на фронте сражался, но мало медалей принес. А роман его «Воскресение» читать невозможно без слез».
Прапорщик Толстой, проявивший храбрость при обороне Севастополя в 1854-1855 году, вынес из войны не только печальный и героический личный опыт, который сначала воплотил в «документальных» «Севастопольских рассказах», а потом и в главной русской книге о войне и мире. (Роман «Война и мир» он начнет писать в 1856 году, по горячим следам от проигранной лично им войны — но о войне другой, выигранной Россией в 1812-м. И о том, насколько случайно выигрываются войны, насколько «не при делах» тут государство, а при делах отдельные выдающиеся и обычные личности. Ну, и Провидение.).
Личное участие в войне, вид изуродованных снарядами тел, воровства и бездушия части военного начальства сформировали взгляды Толстого на насилие и государство.
При всей пылкости нрава и переменчивости суждений, Толстой твердо будет до конца своей жизни стоять на том, что всякое государство и всякие писаные законы — зло, поскольку являются инструментом насилия, подавления человеческой воли и разума. Но при этом человек по Толстому — принципиально не воспитуем, возможно только личное самосовершенствование. А насилие человека над человеком не менее отвратительно, чем насилие государства над человеком. В том числе бытовое, семейное насилие. Сейчас в это трудно поверить, но роман «Анна Каренина» — по сути такой гигантский публицистический «пост в социальных сетях» второй половины ХIХ века в пользу официального разрешения в России разводов. И, да, Лев Николаевич был убежденным анархистом. Причем в старости, а не в молодости, когда это, казалось бы, естественнее.
Лев Толстой прожил жизнь в режиме постоянного морального селфи. В «онлайне», когда его еще и близко не было. Он был настоящим «человеком-скелетоном». Если кто не знает, скелетоны — это такие часы, часовой механизм которых сознательно выставлен на показ. Чтобы все видели. Граф Толстой существовал с выставленным на показ часовым механизмом души. Причем не фальшиво, как современные звезды инстаграма, а искренне. Не от мании величия. Не от гордости. Даже не ради самовыражения. Больше всего этот богатый человек из счастливой семьи хотел детально разобраться в сути устройства жизни. В этих самых колесиках и винтиках человеческих судеб. В том, почему мы богаты или бедны, жестоки или милосердны, умны или глупы. Почему человек способен подарить жизнь другому, но так же легко способен отнять ее. Почему так мала дистанция между подвигом и преступлением, грешником и праведником.
Причем, как радикальные первооткрыватели лекарств, все свои сомнения и открытия относительно человеческой природы Толстой проверял лично на себе. Он старался изо всех сил жить ровно так, как думал и как чувствовал. У него не было обычного практически для любого человека зазора между принципами, идеалами и повседневной жизнью. Точнее, Толстой хотел изо всех сил этот зазор уменьшить до нуля, до полной неразличимости. И страдал от того, что ни черта не получалось.
Он первым из русских писателей провел, например, такой эксперимент: поминутно записал один день своей жизни. Простая вроде бы задача, лежащая на поверхности, для писателя очевидно интересная даже чисто творчески. Но как одновременно жить и записывать за собой каждое проживание сиюминутности? Он единственным из русских писателей по сути создал собственную религию. (Потом еще будет попытка у Даниила Андреева в «Розе мира»). И когда в феврале 1901 года Священный синод отлучал Льва Толстого от церкви, это был конфликт практически равновеликих величин.
Один человек оказался равен целой церкви.
Он вообще многое делал первым или вообще единственным. Например, первым в русской культуре публично выразил кощунственную для христианина, но объективно правдивую мысль: умирающие больные старики обременительны для родных. Потом это его убеждение станет одним из мотивов бегства из дома.
В интернет-эпоху выглядевший несколько старомодно даже в глазах части своих современников «граф-мужик» вдруг оказался остро модным и крайне актуальным. Почему так получилось?
Во-первых, из-за ультра-медийности и предельной откровенности. Когда человек такого масштаба проживает свою яркую жизнь «на миру», да еще и описывает свои раздумья и моральные терзания с такой художественной силой, это не может остаться незамеченным. Слишком многое он пережил и помыслил «за нас».
Во-вторых, из-за своего внимания к проблеме насилия как ключевой в отношениях людей друг с другом, государством и внешним миром. Сейчас, после рек крови, пролитых в ХХ веке (при том, что этот «век-волкодав» по сравнению с прошлыми веками, по соотношению жертв войн и репрессий к общему числу населения оказался, как ни странно, менее кровавым), проблема разных форм и видов насилия становится одной из главных в гуманитарных исследованиях. А ненасильственный, толстовский по сути, протест — от недавнего «Марша матерей» в Москве до голодовок политзаключенных — порой звучит громче любых криков и стрельбы. Толстой стал первым, кто предвидел эту силу принципиального ненасилия как формы протеста.
В-третьих, Лев Толстой оказался выдающимся космополитом, человеком мира. Его мысли и чувства, его миссионерские наклонности созвучны настроениям людей во всем мире. Он не русский писатель и мыслитель, а именно «всечеловеческий». Вопреки расхожим обывательским представлениям, Толстой ненавидел учить. И – учил самой своей повседневной жизнью.
В-четвертых, и образом существования, и образом мыслей, и созданной отчасти им самим, но больше — вокруг него, мифологией, Толстой оказался писателем всех сословий. Он одинаково свой и для тех, кто мнит себя интеллектуальной элитой, и для «простых людей», если простые вообще бывают.
Не случайно Лев Толстой — почти как Робин Гуд – единственный из русских писателей удостоился личной народной песенной биографии. Причем не абы какой, а в песне попрошайки. Человек, выдающий себя за незаконнорожденного сына графа (сексуальные подвиги Льва Николаевича — по крайней мере, в народном предании — точно не уступают подвигам Джакомо Джироламо Казановы, но тот и близко не написал ни «Войны и мира», ни «Крейцеровой сонаты», ни «Смерти Ивана Ильича») просит милостыню именно на основании этого своего родства.
Ну, а в России последовательная критика государственного насилия и беспредела не может не быть актуальной. По той простой причине, что беспредел и насилие остаются главным языком общения государства с населением.
И да, уход Льва Толстого из Ясной Поляны, его смерть на станции Астапово, где теперь уже не ходят поезда, действительно стала новостью мирового масштаба. По-настоящему всемирным горем. Ничего подобного не происходило со смертью ни одного русского писателя и вообще ни одного жителя Российской империи в начале ХХ века.
«… Ушел он дорогою длинной в рубахе дырявой, как сеть. В пути заболел он ангиной и вынужден был умереть. Об этом узнали в Шанхае, об этом проведал Бомбей и горько рыдали славяне и негры различных мастей».
