Цивилизация
Зайдешь с утра в интернет – все на что-то собирают. Феминистка Белла Рапопорт – на лечение своей кошки, услуги психотерапевта и курс писательства. Блогер Лилит Мазикина – потому что из-за депрессии не имеет сил работать. Художница Лена Хейдис болела ковидом и открыла сбор на поддержание духа и ведение YouTube-канала. Юрист Павел Смоляк – на ведение канала в Telegram с 2 800 подписчиками. А раньше уже собрали: Юлии Ауг – на погашение долгов, Божене Рынской – на суд со светской дивой и надгробие для Малашенко, Анне Левченко – на аренду дома и зарплату в общественной, прости господи, организации. Только что отсобирал на похороны мамы молодой режиссер. Хоспис «Дом с маяком» открывал сбор на инвалидную коляску для девочки в коме, семья которой до того собрала полторы сотни миллионов на укол Zolgensma, но не сделала его из-за противопоказаний. Московская ведущая, забыла имя, подобрала собачку и просит перечислить на корм, глистогонку и передержку. Фанк-психологи Рейчел и Трикстер Троп собирали деньги, потому что после гипертонического криза одной из них надо было «прийти в себя». Журналистка Татьяна Никонова собрала на учебник по секс-просвещению, но за четыре года его так и не выпустила. После смерти Никоновой стали вновь собирать на… утилизацию сохранившихся у нее дома секс-игрушек!
В ленте фейсбука у меня каждый день бесконечные сборы. Стоит человеку попасть в сколько-нибудь экстравагантную или неприятную ситуацию, он открывает сбор. Нашел котенка? Дайте денег, очень много котенок ест. Побили в метро? Прошу скинуться на лечение синяка. Тетя умерла – вот моя карта!
Объявить сбор в честь похорон в семье – уже добрая традиция. Как мы раньше хоронились? И неужели же похороны теперь так дороги, что московская семья без помощи жителей Воронежа только и может, что завернуть свою покойную бабушку в простынку и положить в дощатый ящик? Почему, если лекарства от ковида дают бесплатно, то все кругом собирают на лечение? Почему вообще собирают на лечение множества болезней, которые у нас спокойно можно лечить по ОМС? Прямо сейчас у меня во френд-ленте собирают на тест на непереносимость глютена и еду в хирургическом отделении, куда человек попал после катка.
У меня когда-то был случай: мне стало плохо. Довели, скажем так, в интернете. Муж мой разозлился на всю эту хамскую публику и написал, что у меня случился сердечный приступ. И нашей семье стали предлагать деньги! Предложили помощь для сборов даже известный журналист и целый благотворительный фонд! А я всех затрат только и понесла, что такси из больницы после скорой и платное УЗИ сердца, потому что тогда новая волна нарастала, не хотелось после скачка давления лишний раз снова ехать к врачам, когда подойдет моя очередь. Таблетки от гипертензии стоят рублей 300, да и то мне не приходилось их принимать.
Когда в России только зарождались, в форме зачатков гражданского общества, движения зоозащитников, поисковых отрядов и фондов помощи тяжелобольным, сборы воспринимались как новый налог. По факту, эти люди занимались тем, что должно бы делать государство. Больных лечить надо, жить среди бездомных животных трудно, искать пропавших людей кто-то должен. Мы все быстро привыкли к тому, что эти обязанности государства взвалили на себя низовые гражданского общества. Все приличные люди оформили минимум две, а то и три регулярные подписки на пожертвования. Если уж не подписка, то перевести 50 рублей по SMS с пенсии. Это стало нормой нашей жизни.
Я не знаю, в какой точно момент у нас что-то пошло не так. Когда благотворительность и все эти слезовыжимательные сборы из нового налога превратились в род вымогательства, а потом и вовсе – в черту национального характера. Было же все нормально: дети кое-как лечились, животные ловились, государство потихоньку отрывало от себя на все это кровные денежки. А потом вдруг как прорвало. Кошки с собаками заполонили все, оказывалось, что, как только кота подбирали на улице, он всем и сразу заболевал и требовал дорогого лечения. На корм собакам в приютах стали собирать деньги через фейсбук-рекламу, хотя сколько уж может съесть собака? Нельзя было открыть интернет, чтобы сердце не заходилось: кого только не подбирали. Фото стали делать пожалостливей, чтобы и у терминатора сердце дрогнуло.
С детьми еще страшнее: на нас потихоньку стали вываливать фотографии самых беспомощных, самых тяжелых… Еще лет десять назад никто не мог представить, что можно выложить фото глубокого инвалида голышом потому только, что на него больше подают. Пошли демонстрации ран, разошедшихся швов, врожденных увечий. Мужчина с грыжей на полживота. Женщина со вскрывшейся меланомой на лице. Подросток, подключенный к пяти трубкам и весом 15 кило. Его сестра с кровавым поносом. Страшнее, тяжелее, кровавее! Нет, еще страшнее! Чтобы кровь в жилах стыла, ведь иначе никто денег не даст. Почему грыжу не вырежут по направлению из поликлиники? Где это видано, чтобы в России прямо со вскрывшейся опухолью по улицам ходили? Зачем ребенку собирают на лечение в Корее, если уже врачи трех стран признали его паллиативным больным?
А потому что деньги у народа есть. Только надо уметь их теперь выманить. Просто так люди уже не шлют, их оглушили и ослепили многолетним все нарастающим беспросветным горем, когда из каждого утюга, с каждого столба требовали помощи. Последним ударом стали массированные сборы на лекарство от СМА, когда одному ребенку требовалось в среднем 150 млн рублей: деньги из населения не собирали, а вышибали. Во множестве случаев они растворились, дети лекарство не получили, отчетов нет… А что народ? Он так и не может отойти от фотографий младенцев с интубационной трубкой в горле. Народ подавлен, деморализован, он сам живет тяжело, а тут на него вываливают еще больше горя. Будто надели на голову таз и долбят по нему колотушкой: «Дай денег! Дай денег! Дай денег!».
И народ дает. Ничем другим я не могу объяснить легкость, с которой наши люди расстаются с деньгами, чтобы поставить памятник покойному миллионеру или оплатить психотерапевта для феминистки. Ну или что, допустим, движет обывателем из Сыктывкара, когда он шлет деньги москвичке с зарплатой в 200 тыс. на лечение ее кошки? Это поведение оглушенного. Человек чувствует себя в комнате страха, где за каждым стеклом полным полно собак без глаз, детей без рук, умирающих в муках теть, изнасилованных девочек, замученных, искалеченных мальчиков. Все орут, просят денег.
Раньше люди давали, потому что собирали и впрямь на самые тяжелые случаи. В середине 2010-х стало ясно, что благотворительность превратилась в рынок, и на него поперли мошенники, а жизни разбираться с каждым не хватит, и человек стал давать, чтобы почувствовать себя правильным, хорошим.
Как в 90-е: попрошайке на тротуаре сунул десятку и идешь дальше довольный, еще бы, такого отзывчивого мама воспитала! А что с детьми, что замотаны в тряпки, где их берут, чем обкалывают, чтобы они днями спали? Жизнь человека слишком коротка, чтобы об этом думать: подал – и бежишь довольный, не все же там обманщики – кому-то страдающему и перепадет.
Понятно, что с этими котами уже абсурд, дети в коме не нуждаются в путешествиях, а у родителей некоторых СМА-пациентов лица отчаянных прохиндеев и нет прозрачной отчетности… Но ведь обыватель не может всех проверять. Он имеет 100 руб. и хочет гордиться собой за готовность подарить их другому.
Так было. А теперь, кажется, люди шлют деньги, потому что оглушены и дезориентированы. Если миллионы не могут отличить действительно больного от социального паразита, значит, они растеряны. С такими можно делать что угодно, под шквальным огнем чужого горя – дай! дай! дай! – они утратили способность мыслить при виде очередного инвалида или умирающего больного. Дай? Дают. Просто чтобы уже не сойти с ума.
Давно перестали задумываться, почему больных в терминальной стадии рака везут за границу. На что собирают раковые больные, которые лечатся по ОМС, зачем им деньги. Почему собирали 160 млн рублей на лекарство Zolgensma для ребенка на ИВЛ, если в инструкции написано, что его не дают тем, кто все время на ИВЛ. Почему лечение собаки с пироплазмозом обходится нам в 2 тыс. руб., а волонтерам приютов – в 40 тыс.? Этот «пирик», как они его называют, один раз меня чуть до второго приступа не довел: прошлым летом наша алабайка поймала от клеща пироплазмоз. Я вспомнила нескончаемые выматывающие душу взносы на «пироплазмоз» у зоозащитников и подумала, что нас сейчас разденут и разуют в клинике. Но на все лекарства и анализы у нас ушло 1900 руб. Именно на зоосборах я впервые поняла, что в стране кое-что пошло не так: у меня очень много животных, и я знаю, сколько стоит лечение. И что очень сомнительно выглядит журналистка с московского радио, собирающая деньги на приведение в порядок подобранной дворняжки. Я еще недавно думала, что скоро хотя бы этот бесконтрольный денежный трафик перекроют: люди если не разберутся, в чем дело, то хотя бы перестанут реагировать на фото бездомных животных, ведь отовсюду реклама этих приютов, из которых значительная часть – не существующие или содержатся экзальтантами.
И, знаете, люди действительно перестали реагировать. Если долго бить в одно место, оно немеет. Вот только поборы не прекратились. Теперь стали собирать на хосписы для животных. В моей ленте появились не просто уличные коты и бездомные грязные псы – я вижу собак без лап, лис с содранной шкурой, кошек с разлагающимися мордами. Теперь собирают на них, градус повышен, все раскалены, на простую чистую собачку, оставшуюся без дома, уже не подают. На кота с опухолью в полтуловища могут подать. И не спросят: зачем этому коту хоспис, если есть эвтаназия?
С людьми также. Пошли уже умирающие дети. И снова – «Дай! Дай! Дай!». А зачем тебе штат в десятки человек и новогодние украшения за 30 тыс. в хоспис на 15 коек? И почему во множестве регионов хосписы обходятся без сборов?
На умирающих люди еще отстегивают. Если, конечно, сфотографировать обреченное дитя пострашнее. Чтобы прямо кровь в жилах стыла. Никто не будет разбираться, сколько там детей, сколько коек, зачем умирающему в коме путешествия…
А как только перестали вникать, посыпалось и остальное: на тетю, на депрессию, кошке ушки лечить. Люди будто бы забыли, сколько там у кошки этих ушек, что надо собирать на лечение в фейсбуке и все никак не собрать.
За ними пошли профессиональные благотворители с многосоттысячными зарплатами. Все распалены, раздраконены, некому остановиться и подумать. И не хочется, честно говоря: жизнь одна, всех не пристыдишь.
Мы бедная страна, да. В том смысле, что у нас много бедных. Но вот какая штука: откровенно бедные у нас денег не собирают. Собирают умные. Кто понял, что люди решительно ошалели от всех этих сборов и отдают деньги не глядя. Не все они мошенники: есть честные люди, честно признающиеся, что хотят просто так денег.
Еще мы страна удивительная: денег нет, никто друг другу не доверяет, но кто-то ведь шлет деньги на чужих теть и лечение депрессии.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.