Цивилизация
Плохо, что мы мало смотрим телевизор. Я лично почти прекратила заглядывать туда даже из журналистского любопытства. А зря! Потому что оказалось, что еще в октябре в программе «Вести. Дежурная часть» была поставлена точка в деле мемориальца Юрия Дмитриева.
Именно точка, потому что после публикации новых фото обнаженных детей и личного видеопризнания самого Дмитриева в том, что он сам фотографировал голышом не только дочку, но и внучку, и не видит в этом «ничего такого», не может быть никаких споров. Есть фото, да не одно, не девять и даже не четырнадцать, как нам рассказывали раньше, а сотни, по последним сообщениям – около 800. Есть признание Дмитриева, что сидящих вместе голых девочек примерно трех и восьми лет многократно он фотографировал сам. Все есть, а финального аккорда нет.
Знаете, почему? Потому что одни этот репортаж не смотрели, а другие сделали вид, будто его не было. Потому что если признать, что он был, придется объясняться. И вот сейчас демонстративное игнорирование развязки дела бьет наотмашь по всему обществу. Это удар, который способен всерьез откатить прогресс в гражданском самосознании россиян.
Представьте какого-нибудь условного либерального журналиста, главного редактора независимого СМИ или громкого правозащитника, который почти четыре года убеждал нас в том, что Юрий Дмитриев стал жертвой провокации спецслужб. Не будем даже называть этих журналистов, редакторов или правозащитников, чтобы они не подумали, будто им персонально мстят.
Просто вообразим, что такой вот воинствующий ультралиберал, уверенный, что либерала могут посадить только за политику, видит этот репортаж, видит фото голых детей, видит невнятные попытки Юрия Дмитриева объяснить, что он проходил мимо сидящих голышом с раздвинутыми ногами девочек и просто их «щелкнул».
В голове у этого условного защитника сразу проносятся последние годы: как он объявлял Дмитриева жертвой, как называл провокаторами и предателями тех, кто в невиновность краеведа не верил. Он, этот защитник, вспоминает всех, кого оскорбил, обозвал, вспоминает вечера в поддержку Дмитриева, все сказанные на них речи, спетые песни, собранные десятки тысяч пожертвований.
Он вспоминает, как стоял с плакатом, как ездил на суд, писал Дмитриеву в СИЗО, помогал найти нужных экспертов, которые напишут, что в фотографиях голых детей нет порнографии, а в показаниях ребенка есть только вранье. Как радовался, что суд дважды решался Дмитриева фактически отпустить, как потом горевал, что его снова задерживали и судили.
Этот защитник торжествовал, когда за Дмитриева подписывался очередной знаменитый режиссер или нобелевский лауреат. И ругался, если кто-то из публичных людей вдруг высказывал сомнения.
И теперь защитник видит фотографии детей, интервью самого Дмитриева. Он понимает ведь, что на этом все. Что он обманулся и сам обманул, но признать это ему тяжело. А так как в России нет института репутации, то и спроса с обманувших никакого тоже нет. И вот защитник принимает решение игнорировать ясный и очевидный факт, что в деле поставлена точка. Он смотрит украдкой по сторонам, видит, что никто не заметил подлости. И поэтому начинает делать вид, будто ничего не произошло, что он все так же прав.
Дважды после летнего приговора публиковались порции чудовищных снимков из дела Дмитриева. Цитировались показания ребенка. А от активных защитников не последовало ни одной попытки раскаяться или хотя бы наконец посмотреть на дело глазами оскорбленного ребенка. Более того, СМИ, которые защищали Дмитриева, даже не рассказали об этих фото. И активисты их игнорируют.
Одни решили, что ничего не должны общественности и живут себе дальше без всяких объяснений. А другие словно бы из вредности продолжают стоять с пикетами и требовать для Дмитриева свободы. Когда их спрашивают, как же быть с фото и признанием самого фигуранта, они реагируют чудным образом. Кто-то уверяет, что не видел фотографий. Другие твердят, что российскому телевидению верить нельзя: даже если по «Вестям» объявят о первых заморозках, эти люди призовут идти на работу в панамке и шлепанцах.
Аргумент, на который в определенных кругах нечем возразить. «Ты что, телевизору веришь? Еще и смотришь, поди?» Все боятся подцепить из телевизора что-то странное, какую-то экстравагантную и позорную заразу, потому как, видимо, не уверены в своем иммунитете. Чем и пользуются сегодня люди, не желавшие признать, что они ошиблись.
А признать надо, и тому есть две причины.
Первая – это ребенок.
Четырехлетняя активная кампания защиты Дмитриева совершенно не предполагала, что по ту сторону истории есть ребенок, который за эти годы вырос и сам наверняка читает теперь газеты. А защитники Дмитриева все это время писали так, будто ребенка этого вообще не существовало или он был ими заведомо назначен лжецом.
Вторая причина важна для всего нашего общества и населения в целом. Это дискредитация либеральной и, еще шире, оппозиционной идеи в глазах обычных граждан страны. Люди на протяжении многих лет наблюдали, как узкая группа единомышленников отказывается прислушиваться к реальности. Ведь для широкого читателя, который краем глаза встречает в соцсетях репосты очередных открытых писем и статей в поддержку Дмитриева, все выглядит именно так: есть ребенок, который обвинил в насилии и сексуальной эксплуатации, а есть прогрессивная общественность, которая подчеркнуто не желает изучить доводы ребенка и твердит, что их человек ни в чем не может быть виноват лишь потому, что он – их, на их стороне и исповедует их ценности.
Если бы эта самая прогрессивная общественность за четыре года хотя бы для приличия старалась соблюдать баланс аргументов, дело не имело бы тяжелых последствий. Но ведь никто не соблюдал.
И по итогам этих четырех лет люди увидели, что их интересы, в общем, никто не представляет: ни власть, ни правозащитники, ни оппозиция.
Потому как очевидно ведь, что «народ» в деле Дмитриева – опекаемая сирота и ее бабушка, которым ни в независимых СМИ, ни в пропагандистских не дали слова. Да-да, вопреки мифу о том, что пропаганда многие годы давит Юрия Дмитриева, в реальности она им почти не интересовалась. Между первым показом фото из дела на госканале «Россия» и передачей РЕН ТВ «Грантоеды» прошло больше полутора лет. В следующий раз Дмитриева тронули только ближе к этой осени, спустя два года!
Даже после летнего легкого приговора телевизор не выдавал разгромных сюжетов. Тем не менее, и без телевизионного освещения этого дела многие знали, что там к чему. И видели, что правозащитники с якобы независимыми журналистами игнорируют ряд вопросов и доводов.
А теперь видят, как эта публика отрицает реальность, спасая, кажется, уже не Дмитриева, а себя. Ведь если только они признают, что фото такие существуют, им придется объяснять, почему они столько лет играли против ребенка. И видят люди, что как власти нет до них большого дела, так и тем, кто желает эту власть якобы в интересах народа заменить, до народа в действительности дела нет.
Повторяю: мы все еще не поняли, какое огромное на самом деле значение будет иметь дело Юрия Дмитриева для всей страны. Процессы были громкие, следили за ними многие. Но, похоже, никто из интеллигенции пока не отважился произнести, почему к делу было приковано такое внимание. Не только ведь потому, что защитники осужденного смогли развернуть беспрецедентную кампанию поддержки. Все серьезнее: дело показало, что у нас нет ни одной общественной силы, которая жила бы по прозрачным и человечным правилам.
Дело Дмитриева для общества – повод к унынию и окончательному уходу в себя и свои личные маленькие проблемы. Оно показало, что на обычных людей либеральной интеллигенции плевать. Если кто-то еще в 2020 году верил, будто в стране есть бескорыстные борцы за права и свободы для всех, больше он в это верить не будет. Нет таких героев: есть отважные борцы за себя и привилегии своего круга.
Зачем этих людей слушать, к чему поддерживать их на митингах и выборах, получать за них дубинками по почкам и торчать в СИЗО? Все для того, чтобы они отвоевали для себя право быть новой неприкосновенной группой?
Все эти правозащитники, журналисты и активисты сейчас, конечно, скажут, что я выступаю как ведущие из телевизора. Ну, во-первых, телевизор начал робко Дмитриева осуждать уже после меня. Во-вторых, это не телевизор заставлял их четыре года требовать освободить человека, который абсурдно и лицемерно, растоптав интересы минимум двух маленьких девочек, оправдывался, а ему верили. Телевизор стоял в стороне и молча наблюдал, как весь либеральный истеблишмент потихоньку зарывает себя в непреодолимый компромат.
Дело Дмитриева – это такая огромная лохань с грязью, которую подвесили над самой активной частью гражданского общества в России. И пока невидимая рука потихоньку подливала в лохань грязь и помои, журналисты, писатели, правозащитники и даже некоторые оппозиционные политики суетливо под лохань сбегались и стягивали к себе всех, до кого могли дотянуться. А из лохани тем временем закапало.
Капля, вторая, вот уже струйка черной жижи потекла – а представители общественности и борцы за все хорошее только отмахиваются.
Знаете, что сейчас будет? Лохань опрокинется (или все та же невидимая рука ее толкнет), и всех с ног головы обольет помоями. Но попавшие под них граждане отряхнутся, воровато оглянутся по сторонам и пойдут себе дальше пропагандировать свободу и равенство для всех. Просто сделают вид, что не принимали душ из помоев и грязи. Что телевизор врет, фотографий не было, в трусы к ребенку никто не лез и что вообще смотреть телевизор – моветон. Пойдут себе дальше, смахивая с лица грязь. Встречные прохожие будут их останавливать и тактично спрашивать: «Ой, господа-за-все-хорошее, что это у вас вот тут, на воротничке?» А господа будут строго хмурить брови и спрашивать сурово: «Вы что, верите телевизору?»
Может, и не верят уже ему люди. Но и им верить перестанут. Они провернули профессиональный прием: полет с шестом через здравый смысл с четким приземлением в поганую яму, из которой мы все только-только, подтянувшись на цыпочках, начали выкарабкиваться. Только вылезли, как добрые граждане столкнули общество назад в яму, где для него уже была подготовлена лохань с помоями.
Им никто не поверит, за ними никто не пойдет, потому что они четыре года показывали, что им плевать на всех, кроме себя самих. Что они ради сохранения своих белых одежд готовы называть грязное чистым и морально топтать ребенка. Неужели после всего этого кому-то придет в голову, что люди, которые не пожалели сотни раз сфотографированного голышом ребенка, вдруг начнут бороться за всеобщее счастье?
