Торговый центр в Петербурге. Дорогие витрины. Огромные галереи, по которым ходят зачарованные туристы. В центре одного из таких пассажей — островок с косметикой Мертвого моря. На этом пятачке примерно в шесть квадратных метров крутятся четыре женщины. Никто не хочет смотреть их кремы по 10 000 рублей за баночку. Никто не останавливается в ответ на их приветствия. Женщины стоят так с самого утра, потому что сесть им нельзя. У них озлобленные и тревожные лица. Кожа несвежая.
Одна, совсем еще молодая девушка, в плохо замаскированных подкожных угрях, которые она попыталась скрыть тональным кремом. Даже если бы люди в России совсем обезумели и побежали тратить последние деньги на кремы с грязью Мертвого моря, у этих женщин они бы все равно ничего не купили — слишком уныло и безнадежно консультанты выглядят.
И не могут выглядеть иначе. Я сижу напротив них на скамейке и наблюдаю. Вот одна, постарше, занервничала, она переминается с ноги на ногу, хочет уйти, но боится. Уличив минуту, когда вокруг не будет никаких прохожих, они собираются в центре своего пятачка и договариваются об обеде. Одну, старшую, посылают в супермаркет за булочками и кефиром. У них есть секунд пятнадцать, чтобы обо всем договориться, потому что после небольшой паузы поток людей возобновляется, а обязанность косметических фей — завлекать этих прохожих. И где-то по торговому центру бродит инкогнито надзиратель, который внимательно следит, чтобы на островке с кремами кипела иллюзия работы. Иначе всех уволят.
Женщины грустны, потому что они и сами знают, что вот-вот лишатся работы. За час, что я сидела напротив, к ним подошел только один человек. Ему дали понюхать крем, намазали немного на руку и он ушел. Они стоят за красивой витриной вчетвером навытяжку и сами понимают, что здесь и для одной работы нет. А у них наверняка испытательный срок. Минимальный оклад и премия, привязанная к продажам. Еще неделя-другая и кого-нибудь из них просто выгонят. И хорошо, если хотя бы минималку заплатят. А могут и не заплатить, ведь они за месяц только тюбик пасты продали.
Я смотрю на этих женщин и вдруг понимаю, сколько же в нашей стране людей перебиваются подобными окказиональными работами. В том же ТРЦ за стойкой с кремами были аналогичные островки с прочей ерундой: два парня со стильными бородами продавали чехлы для телефонов, за ними разместилось торговое «пятно» с табаком и мелкими подарками. И мне вдруг стало по-человечески страшно и обидно за этих людей.
Сколько они проработают за своими стойками? Насколько это надежная работа?
А надежно ли устроиться развозчиком пиццы? Или в доставку еды?
Буквально с августа Петербург, вслед за Москвой, заполнился доставщиками еды одного известного сервиса. На Невском проспекте можно за 15 минут встретить десять человек с сумками-коробами. Интересно, сколько в среднем длится занятость в этой службе? Там можно стабильно проработать хотя бы год? При этом на доставке очень часто работают не студенты, а мужчины в возрасте.
А возьмите курьеров? Это сегодня — одна из самых популярных профессий мужчин среднего возраста, наравне с профессией охранника-вахтера. Они возят письма, покупки из интернет-магазинов, деловую документацию. Конкуренция в этой профессии огромная, зарплаты смешные, увольняют по одному щелчку, за любую провинность. Будете вечером в метро — посмотрите по сторонам: вероятно, что каждый тридцатый человек окажется курьером. Тысячи и тысячи курьеров. И никто из них не уверен, что будет иметь работу завтра.
Ну а что насчет раздачи флаеров? И подолгу ли работают на одном месте, например, торговые представители? Те самые люди, которые стоят в гипермаркетах и предлагают попробовать тонкие пластинки колбасы и сыра?
Вы только представьте, как много людей в России годами так работают. У нас вероятно не миллионы, а десятки миллионов кочуют по временным работам: месяц продают аксессуары к телефонам, два месяца работают консультантами по насосам, полгода — агентами по рекламе в СМИ, на точке с вареной кукурузой, на доставке еды, администратором хостела, который сам скоро закроется.
А таксисты? Где эти люди будут работать через несколько месяцев? И ведь есть еще всякие мошенники, продающие пылесосы в кредит по 100 тысяч, системы очистки воды, косметические процедуры. Бесчисленные операторы колл-центров, звонящие глубоким старикам и приглашают их на обследование суставов или получение бесплатной юридической помощи. Все они там так или иначе трудоустроены, ходят каждый день на работу, ждут по итогам «продаж» зарплат и премий.
А риелторы? Их сегодня, несмотря на проседание рынка недвижимости, стало очень много. И все они голодны. Я сейчас продаю квартиру своей престарелой родственницы, в объявлениях указан мой телефон. Мне звонят порой раньше восьми утра. Риелторы! Я еще сплю, а они на работе. Они работают даже не за деньги, а лишь за право получить надежду на деньги.
Все эти люди, работая понемногу то там, то тут, не просто не имеют больничных и отпускных, но и не имеют вообще никаких горизонтов планирования дальше нескольких недель. И они постоянно находятся в поисках работы.
Десятки миллионов неквалифицированных, по сути, людей вынуждены конкурировать за рабочие места, не требующие никакой квалификации. Это отдельный, полный горя и ужаса, мир, где профессия официантки или уборщицы, например, считается квалифицированной. Потому что для успешной работы официантки нужен опыт. Нужны рекомендации, расторопность, личное обаяние, крепкие ноги, которые к вечеру не устанут. И текучка кадров в общепите гораздо ниже, чем в торговле в ларьках в ТРЦ, например.
Кассир в супермаркете — тоже квалифицированная работа, на которую скорее возьму претендента с опытом, чем с улицы. Эти рабочие места тоже сокращаются, за них тоже идет сумасшедшая конкуренция. Однако в стране сейчас живет множество людей, которые не могут конкурировать даже за право носить поднос или сидеть на кассе.
Все чаще у нас в прессе попадаются серьезные статьи и аналитические записки о приближающемся крахе рынка труда для низкоквалифицированных кадров. О том, что их заменят роботы, алгоритмы и даже простенькие приложения для смартфонов. Люди в России читают эти статьи с азартным страхом, как на американских горках, когда и страшно, и дух захватывает, и хочется посмотреть, что будет дальше.
А смотреть-то не надо — у нас уже сегодня фактически без работы остаются, думаю, не меньше десятка миллионов человек. У них нет для современного рынка труда никаких совершенно конкурентных навыков. Они, в общем-то, не нужны рынку и многие рабочие места, которые они занимают, как, например, те четыре позиции продавца-консультанта на крошечной торговой точке, созданы заведомо избыточно. Это — разновидность благотворительности бизнеса.
Там, где владелец ларька с кремом мог бы платить достойную зарплату одному продавцу, он нанимает почти бесплатно четырех, снимая тем самым напряженность на рынке, давая людям надежду, а себя утешая сказками об экстенсивном развитии.
Вообще, я только недавно поняла, как же много в стране безработных людей. И их на самом деле куда больше, чем 4,9% официально безработных. Эти люди официально не являются безработными. Они не числятся в рядах самозанятых или в теневой экономике. Де-юре они постоянно работают. Де-факто — все время находятся в поисках работы. Они не имеют никаких социальных гарантий, кроме базовых. Со своих ничтожных минимальных зарплат, полученных по итогам очередного «испытательного» срока, они платят страховые взносы, но никогда не пользуются больничными и не получают отпусков, потому что не могут стабильно продержаться на одном месте хотя бы полгода.
Я человек не очень открытый и не склонный к эмпатии, у меня большой круг знакомств, но мало с кем я веду близкие разговоры. Но вот уже который месяц валятся на меня разговоры с бывшими одноклассниками, одногруппниками, соседями, дальними родственниками. И я только сейчас впервые по-настоящему увидела, сколько же людей реально перебиваются временными работами: сегодня ты маркетолог, завтра развозишь по магазинам кремы для обуви, послезавтра уже делаешь прививки, чтобы устроиться документоведом в садик, после чего еще пару месяцев работаешь мерчендайзером в детском магазине, а потом — менеджером по рекламе в бумажной газете. И, конечно, обязательно пробуешь себя в риелторском деле. Между прочим, речь идет не о каких-то совсем уж неграмотных лапотниках — среди моих знакомых, перебивающихся не первый год случайными заработками, абсолютно все имеют высшее образование.
В основном это разные маркетологи, психологи, юристы. Есть также в выборке выпускник театральной академии и выпускница духовной семинарии. И, конечно, филологи.
Среди моих одногруппниц по филфаку едва ли не четверть сегодня живет именно так. Они недолго работают мерчендайзерами в торговой сети. Потом продают телефоны в палатке. Пристраиваются на несколько месяцев в службу логистики. Одна выпускница филфака работала пиар-менеджером в банке, потом — в зоогостинице, после этого развозила по торговым центрам промышленные ковры, а теперь устроилась в какое-то детское учреждение, где ей нужно будет для сохранения места обучиться на медсестру.
Согласитесь, что человек с дипломом филфака, да еще если с красным, не совсем пропащий? Но работу ему найти очень трудно. Потому что работы для людей неопределенной квалификации нет. И у нас не в будущем, а уже сейчас появились миллионы людей без каких-либо перспектив и гарантий работы. Абсолютно не защищенные, не имеющие сбережений, уверенности в завтрашнем дне и надежд на карьерный рост. Люди, не имеющие право даже на пособие по безработице, потому что они постоянно ходят на работу или ее поиски. Есть у нас временно безработные и временно работающие. Пора уже вводить официальный термин.