Цивилизация
За последние полтора месяца наша нацвалюта резво пробежала почти 2 рубля к доллару — с 31 до 33. Это 6,5%, рубль за несколько недель отбил годовую инфляцию. А так как за это время упал евро, то пробежка рубля к евро была еще сильнее — с 40 до 43, или 7,5%.
Это на грани допустимого. Еще немного, и валютные депозиты вдруг стали бы выгоднее рублевых, что могло бы привести к резкому росту перетока вкладов в валюту. Но последние две недели девальвация рубля остановилась как раз на этой грани. Что ждать дальше?
Версия первая, статистическая — просто колебания
Прежде всего стоит заметить, что, несмотря на некоторую резкость движения рубля, он пока остается в границах многолетних колебаний. Номинально он не поставил рекордов и не превзошел даже значений к доллару и евро, достигавшихся в прошлом году. Поэтому первая версия — статистическая. Она проста: это всего лишь колебание внутри бокового тренда. Ничего серьезного просто не произошло. Рубль колеблется в этих границах вот уже четыре года — с конца 2009-го.
Все же справедливости ради стоит отметить, что, хотя ни доллар, ни евро сами по себе не бьют рекордов, при таком их соотношении, как сейчас, уникальное достижение все же случилось. Бивалютная корзина ЦБР пробила четырехлетний рекорд, она стоила дороже только в начале сентября 2009 года (за 38 рублей, а сейчас 37,6).
Версия вторая, макроэкономическая — шаг к падению
Кроме того, есть очевидная связь падения курса с заявлениями высших российских чиновников. Рубль стал быстро падать после дискуссии о замедлении экономического роста и заявленной позиции министра экономразвития Андрея Белоусова о переукреплении реального рубля и заявления министра финансов Антона Силуанова о том, что планируемая покупка валюты бюджетом может привести к падению рубля.
Действительно, проблема есть. Номинальное «стояние» рубля в определенном диапазоне означает при наличии инфляции его реальное укрепление. Это усиливает позиции импортеров на внутреннем рынке и угнетает экономику. Реальный рубль достиг докризисных значений еще в 2011 году и уже процентов на 20 превзошел их. Этот фактор действительно тормозит экономический рост. Спорный вопрос — является ли это единственной или даже главной причиной стагнации, но укрепление реального рубля действует, несомненно, именно в этом направлении.
Вообще говоря, подобные дискуссии сами по себе должны были ослабить рубль. Вполне возможно, что хитрый Белоусов именно такую цель и преследовал. Но все же исходя из концепции Белоусова рубль упал слишком мало, нечувствительно для экономики. Но, может быть, это только начало?
Ведь не может же руководство Центробанка заявить, что будет ослаблять рубль — тогда все кинутся минимизировать свои потери путем перевода сбережений в валюту, и рубль будет ослаблен не постепенно, а немедленно. Такую гиперреакцию рынка предсказать легко — стоит только посмотреть на заявления Силуанова. Он сказал, что к осени наша нацвалюта может упасть на 1–2 рубля. И — оп! — мы фиксируем ее падение на 1 рубль за какую-то неделю.
Послушаем нового руководителя Центробанка Эльвиру Набиуллину. Она ни разу не сказала, что рубль должен укрепляться или ослабляться. Она все время говорит о том, что рубль — рыночная категория, и Центробанк не отвечает за его уровень. А это значит, что она оставляет себе руки развязанными, и в случае девальвации рубля — ЦБР тут не при чем, это рыночное движение...
Вся эта концепция «рыночного курса рубля» шита белыми нитками. И тут одно из двух — либо новый руководитель Центробанка не понимает реального положения дел на рынке (во что верится мало), либо она использует такую концепцию как дымовую завесу для какой-то своей политики.
Версия третья, конспирологическая
Сказки про рыночный курс рубля слушать не стоит. Надо хорошо понимать, что ЦБР полностью определяет уровень и динамику курса рубля.
Речь в данном случае не о валютных интервенциях. Это — только последний рубеж обороны. Это скорее инструмент «тонкой» настройки и быстрого влияния на него. ЦБР отказался от пополнения валютных резервов как политики сдерживания укрепления курса, и поэтому по большому счету в посткризисный период валютные/рублевые интервенции ЦБР «стерильны» для курса, не влияют серьезно на его уровень.
Речь прежде всего о денежной политике ЦБР. И опять, не стоит понимать денежную политику в традиционном ключе — типа динамики уровня процентной ставки.
Во-первых, на ситуацию практически не влияет на уровень официальной ставки рефинансирования ЦБР. Потому что ликвидность банкам предоставляется не по ней, а по ставке РЕПО (фактически под залог ценных бумаг) и целому ряду других ставок, которые в реальности в 1,5–2 раза ниже официальной ставки и даже ниже инфляции. Так уж ЦБР выстроил механизмы рефинансирования банков. Во-вторых, многое следует из того, что
реальная ставка предоставления ликвидности со стороны ЦБР невысока, и, более того, она отрицательна в реальном выражении (то есть с учетом инфляции это не комбанки платят проценты за предоставленные Банком России деньги, а наоборот, Банк России доплачивает им).
Принципиальное значение имеют объемы предоставления ликвидности. А на это влияют не только другие ставки, но и правила предоставления этой ликвидности — сроки кредитования, круг бумаг, под которые предоставляются кредиты, и т. п.
Именно здесь, у источника денег, источника ликвидности в экономике и определяется будущий курс рубля. Чем больше ликвидности он предоставит банковской системе — тем ниже ставка процента, и тем больше давление на курс рубля в сторону его ослабления. Обратное тоже верно.
В руках Центробанка эмиссия денег. И это перекрывает все возможные макроэкономические эффекты на период в месяцы и даже кварталы. Для ЦБР ничего не стоит сдемпфировать, например, резкое падение профицита торгового баланса из-за падения цен на нефть или существенный скачок оттока капитала (как, например, в первом квартале 2013 в связи с покупкой «Роснефтью» компании ТНК-BP).
Но любое демпфирование внешних шоков сокращает для ЦБР возможности маневра, и поэтому, если мы видим зависимость цен на нефть и курса рубля, это скорее упреждающее действие ЦБР, который хочет оставить себе руки «развязанными» на всякий случай, чем работа реальных макроэкономических механизмов, которые просто не успели бы подействовать по факту из-за наличия лагов, запаздываний в экономической цепочке.
Резкая остановка девальвации рубля в феврале 2009 года это вполне убедительно показала.
Именно ЦБР и никто другой запустил девальвацию рубля осенью 2008 года, а затем ее остановил путем резкого прекращения предоставления ликвидности экономике (тогда это называлось «беззалоговые кредиты» и было российским аналогом американской программы QE-1).
ЦБР, безусловно, может легко менять уровень и динамику курса рубля — конечно, с учетом гиперреакции рынка. Чтобы снизить гиперреакцию рынка, ЦБР всегда «путает следы», сбивает рынок с толку, не дает закрепиться какой-то одной тенденции. Возможно, именно поэтому в посткризисный период ЦБР оказался в собственной ловушке борьбы с рынком: вместо того чтобы дать рублю падать хотя бы с темпом инфляции, ЦБР фактически привязался к сохранению его номинальной стабильности.
Остался только один вопрос в рамках конспирологической версии — а что же хочет сам ЦБР от курса рубля?
Вот тут-то и ключ к пониманию ситуации последних лет. ЦБР ничего не хотел от курса. Он хотел только, чтобы рынок его боялся и не запускал свою гиперреакцию. По сути динамика рубля последних четырех лет объясняется подсознательным страхом руководства Банка России перед рынком. Слишком оно (руководство) испугалось рынка в конце 2008 — январе 2009 годов. И все, что делало последние пять лет, — это каждый раз давало понять рынку (или в первую очередь себе?), кто «главный в доме».
Но теперь руководство сменилось. И как будто специально (а может, и действительно специально?) в первые дни Набиуллиной пришлось столкнуться именно с гиперреакцией рынка на заявления Силуанова. Но Набиуллина не бросилась доказывать рынку «кто тут главный», не стала первым делом «показывать ему зубы». Похоже, у нее нет комплекса неполноценности перед рынком.
Сначала девальвация остановилась объективно — последняя неделя месяца и квартала, повышенный спрос на рубли для уплаты налогов. А потом, в первую неделю июля, курс рубля просто остался на прежнем месте. Это хорошо. Странно и ненормально, когда ключевой макроэкономический параметр определяется исходя из психологических комплексов руководителей Центробанка.
Но ключевой вопрос остался. Что Набиуллина хочет от курса? Пока похоже, что она сама еще не определилась. Но по массе косвенных обстоятельств можно считать, что она не была бы против ослабления курса рубля. Почему? Потому что этого хотят сегодня все основные игроки денежного рынка. Помощник президента по экономике Белоусов — потому что таковы его взгляды на ситуацию. Министр финансов Силуанов — потому что это дает дополнительные доходы бюджету. Министр экономразвития Улюкаев — потому что он отвечает за экономический рост и больше не отвечает за инфляцию и курс, а все шишки теперь посыплются не на него, а на Набиуллину. Наконец, сама Набиуллина, бывший министр экономразвития, понимает губительность для экономики реального укрепления курса рубля. И внутренне наверняка готова оправдать скорее его падение в меру инфляции, чем многолетнее номинальное «стояние» (что делало прежнее руководство ЦБР). Ведь, в конце концов, должна ее политика чем-то отличаться?
Мне кажется, если рассуждать конспирологически, впервые сложилась ситуация, когда все векторы сошлись в одном направлении — направлении падения курса рубля. И единственное, что тут будет сдерживать ЦБР, — только естественная осторожность и вероятность гиперреакции рынка, когда он «расшифрует» сигналы главного игрока на рынке, Банка России.
Похоже на то, что медленно, по капле, по шагу за раз, но рубль приобретет одностороннюю эластичность — падение, фиксация на уровне, через некоторое время еще падение и снова фиксация. А искусность нового руководства ЦБР в пользовании имеющимися у него инструментами для контроля за динамикой курса рубля нам еще предстоит выяснить.
