Смотреть не отворачиваясь

Пятнадцать лет назад я снимала документальный фильм в Можайской женской колонии. Можайская колония — что-то вроде образцово-показательной. Многие документалисты, соблазнившись древнейшей темой преступления и наказания, оказывались на ее пороге. Нарушений прав заключенных нет. Нравы — вегетарианские. За внешность колонии начальство могло поручиться... Что создавало проблемы мне. Слишком скучно...

85% заключенных женщин сидели за убийство мужей. У забитых, замордованных баб в какой-то момент заканчивался запас терпения, и тогда они тюк его топориком — и в тюрьму. Толком ничего объяснить они не могли.

Но была там одна примечательная девушка по имени Маша. Умная, ироничная, наглая. Осуждена была за три убийства, причем убийства собственных подруг, которых она предварительно истязала. Раскаяния у нее не было ни малейшего. Ее-то я и решила сделать героиней.

Я была режиссер-цыпленок. Разговор с умной убийцей не вышел на нужную высоту.

Сижу я вижу этот лакомый кусок, эту помесь Смердякова с Верховенским. Но не знаю, как правильно этот кусок кусать.

«Ну че, че ты хочешь спросить? — говорила мне Маша и довольно лыбилась. — Как убила, что ли? Ну как убивают!..»

Хорошо помню ее интонации и лицо ее, когда она говорила эти слова, так резво, так легко. И кокетничала. И это совершенно не вязалось с тем, что она-таки убила.

У тех, кто знакомился с Машей, глаза от удивления вываливались из орбит дважды. Первый раз, когда читали ее дело с его адскими подробностями. Второй раз, когда знакомились с этим нелюдем. А видели не нелюдя. А умного, с хорошим юмором человека. И нераскаявшегося. И все это парадоксально вместе, в одном существе. Вот сиди дальше и ломай голову, как такое возможно.

Почему же они не раскаиваются? Я не могла понять...

...Год назад режиссер-документалист Джошуа Оппенгеймер представил публике свой фильм, который снимал больше десяти лет. «Акт убийства» о виновниках массовой резни 1966 года в Индонезии. Его сорежиссер был анонимен. Один из продюсеров тоже был анонимен. Половина съемочной группы — анонимна. Загадочная, как будто даже претенциозная премьера фильма...

После показа случилось сразу несколько событий. Одно событие — в жизни самого Оппенгеймера, до этого никому не известного режиссера. Он получил 30 призов крупнейших кинофестивалей. Его стали приглашать во все жюри фестивалей класса А. Но совершенно не про кинематографическую карьеру эта история. Второе событие — то, что фильм «Акт убийства» стал классикой документалистики. Но и не об этом речь. И третье — что о геноциде 1966 года в Индонезии узнал весь мир. И что самое важное, о геноциде в Индонезии узнала сама Индонезия. Потому что она, зная, не знала. Теперь это самый обсуждаемый в стране фильм.

Про «зная, не знать» эта история.

В этом году Оппенгеймер выпустил второй фильм о той же проблеме, «Взгляд тишины», он стал фильмом открытия Венецианского фестиваля, получил Гран-при жюри. Был привезен на 37-й Московский кинофестиваль и стал чуть ли не единственным шедевром всей нашей программы.

Анонимность части съемочной группы вовсе не рекламный ход, как сперва показалось нам, живущим в городе карнавальных ценностей. Каждого, кто принимал участие в создании фильма, могут убить в любую минуту впечатленные герои фильма. Они так прямо в кадре об этом и говорят.

Итак. В 1965 году в Индонезии произошел переворот, и военные, оказавшиеся у власти, уничтожили всех своих оппонентов. Китайцев и коммунистов. То есть тех, кого они посчитали «коммунистами».

Никто из убийц до сих пор не раскаялся. Но и повода-то не было. Виновные остались при власти.

Изучение этого преступления и покаяния длилось с 2001 года. Все это время Оппенгеймер записывал и записывал. Он снимал каждого (!) убийцу, которого смог найти.

В фильме «Акт убийства» режиссер придумывает для преступников одну каверзную штуку. Он предлагает им снять фильм о тех событиях. Самим его снять, самим исполнить роли. Они соглашаются запечатлеть убийства 1966 года (вот она, душевная-то простота!), так как считают те славные дела достойными увековечения. Они не приукрашивают их, не оправдывают, не переиначивают, не скрывают садизма (все, чего мы могли бы ожидать от преступников). Они с удовольствием рассказывают, как насиловали, как резали на куски тех, кого назвали «коммунистами».

Мы узнаем от них, как выглядит отрезанная женская грудь и с какой стороны лучше отрубать голову. И теперь нам уже никогда не забыть это знание.

Но Оппенгеймер предлагает им исполнять роли не самих себя, а... своих жертв. А в качестве консультантов приглашает уцелевших родных.

Если бы мне пришло в голову 15 лет назад совершить такую же провокацию с Машей, может быть, у нее появилась бы какая-то новая мысль кроме: «Ну как убила, ну как убивают!»

Моральный эксперимент Оппенгеймера удался. Ни один из героев не выказывает ни малейших признаков раскаяния. Кроме одного. Его Оппенгеймер достает до печенок. И если в начале фильма тот спокойно рассказывает о том, как душил металлическим жгутом своего соседа, то в финале он вдруг прерывает свой рассказ об убийстве... Он больше не может говорить. У него начинаются страшные позывы к рвоте, которые никак не могут разрешиться.

Последние очень долгие десять минут фильма — это физиологический катарсис героя. И надо смотреть. Нельзя отворачиваться.

В фильме «Взгляд тишины» Оппенгеймер рассказывает ту же историю иначе. Он устраивает встречу палача и его жертвы.

Надо сказать, что эти массовые убийства происходили под флагом «за демократию против коммунистов». И вдруг в речи одного из героев проскальзывает явная ирония, злобная и нагло-вызывающая. «Мы же ради США старались! Это ведь Америка нас учила не любить коммунистов, вот мы какие хорошие ученики», — говорит он в «американскую» камеру (снимает американец).

Ну это же почти цитата из речи Смердякова!

Смердякова, который убеждал Ивана Карамазова, что убил старика Карамазова ради него, Ивана, из любви к нему, по его подсказке, в рамках его идеологии. По прямому благословению воспитаннейшего, честнейшего Ивана: «Если предчувствовали, значит, мне тем самым точно как бы сказали: ты можешь убить родителя, я не препятствую».

Раз позволено, так уж резать всех! За три месяца в Индонезии было убито более двух миллионов человек.

Но во втором фильме убийцы уже не такие спокойные. Они нервничают, они агрессивны, они паникуют. Это какая-то новая стадия без раскаяния. Защитная фаза...

Главный герой Ади (брат зверски убитого «коммуниста») задает вопрос палачу и молчит, и я не помню в кино такого содержательного, насыщенного молчания. Такого ударом-в-глаз-молчания. Этот герой дорогого стоит. А убийцы — или ерзают, или хихикают, или прямо угрожают.

Оппенгеймер совершил подвиг, и его претензия к убийцам прозвучала настолько громко, насколько громко может звучать голос жертвы. Не знаю, у кого еще так получилось бы...

Этот фильм надо бы нам сюда в прокат. Где собираются проводить референдум о восстановлении на Лубянке памятника Дзержинскому. Где министр культуры предлагает «перестать сваливать на Сталина все свои сегодняшние проблемы и разногласия». Где информация о Катыни до сих пор не рассекречена. Где нет до сих пор оценки насилия после 1917 года. Где 45% опрошенных считают сталинские жертвы оправданными.

Зюганов высказал, видимо, общую мысль, когда говорил, что погибших в репрессиях было «всего» 960 тысяч. А не столько, сколько наврали демократы.

Ну а что? Ведь 960 тысяч убитых — это же почти что хорошо. Это лучше, чем 961 тысяча убитых. Особенно если в эту тысячу сам не входишь.

Будем ждать, пока к нам приедет иностранный режиссер, который сможет объяснить наглядно, убедительно и сильно, что здесь произошло в последние 100 лет. Который сунет в наши лукавые рожи доказательства нашей вины. Чтобы смотрели. Не отворачивались.