Цивилизация
Опять стрельба в школе. В Пермском крае. Ребенок 12 лет. С охотничьим карабином. Взял у папы из сейфа. Кто-то обидел. Пришел мстить. Жертв нет. В отличие от других похожих случаев.
Почему в России и Америке участились массовые расстрелы, в том числе атаки учеников и студентов на школы и вузы? А в Израиле, напичканном оружием, ничего подобного нет? Почему-то нет нападений в Швейцарии, обошедшей чуть не всех по числу стволов на душу населения («концепция территориальной обороны»). Почему.
Ответ. Потому что количество оружия на руках у населения не является причиной его применения. Дело не в количестве оружия. А в отношении к оружию.
Оружие – это что?
Это средство защиты?
Или это венец маскулинности, основной элемент культа силы?
Был тут один уникальный случай.
Дело было в вагоне финляндской железной дороги. Где мне пришлось услышать разговор между несколькими финнами и старушкой. «Когда я была в лесу, мне встретился один человек, с ружьем, и вместо того, чтобы отнять у меня мой хворост, он еще прибавил мне. Теперь не надо бояться человека с ружьем!» – сказала старушка.
Помните этот прекрасный текст о старушке и финнах? Его произносит со знаменитой трибуны актер Максим Штраух, у него узнаваемая экзальтированная жестикуляция, прославленная бороденка торчком, ранняя лысина и кепка в руках, ставшая мемом, его картавую завиральную речь слушают рабочие и крестьяне как глас нового бога нового рая. Немного переигрывает Борис Тенин (играющий человека с ружьем как раз), слишком плюсует, слишком уж хлопает ресницами и озирается по сторонам, ну, не верит он глазам своим, неужели же он только что разговаривал с самим Лениным. Мне лично в роли Ленина больше нравится не Штраух, а обожаемый мной Борис Щукин, это живой секс, а не Ленин. Думаю, его взяли на роль Ленина за эту агромадных размеров харизму, какой не было у живущих тогда людей, но предполагалось, что таких же агромадных размеров была когда-то у вождя. Иначе чем объяснить это волшебство с захватом власти кучкой проходимцев. Но в фильме «Человек с ружьем» Ленина играл Штраух, и вот с трибуны хрестоматийный Ленин гонит эту известную мысль, что не надо, дескать, бояться человека с ружьем. А снимался-то фильм не когда-нибудь, а в самом 1937 году, так что фраза 37-го года о вооруженном представителе власти, которого не стоит опасаться, звучит особенно… объемно, стереофонически звучит.
С тех самых пор так мы и относимся к «человеку с ружьем». Не то чтобы боимся – а просто зуб на зуб не попадает: кто ж поверит, что увидев человека с ружьем в лесу, мы можем рассчитывать, что он защитит, а не обидит.
Пару лет назад меня всерьез травили защитники отечества – за статью, которую они не читали. Но им пересказали. Рассказывали мне подробно мужчины-военные, как будут со мной расправляться. Я тогда еще подумала, что-то сильно не так у нас с концепцией человека с ружьем…
«Пускай сотни газет, пускай сотни громких голосов кгичат нам: диктатогы, насильники и пгочие слова. Но мы знаем, что в нагодных массах подымается дгугой голос, он говогит: тепегь не надо бояться человека с ужьем», – картавит вождь. Не бойтесь человека с ружьем, убеждает нас диктатор и насильник. Но, как говорил по близкому поводу Жванецкий, что-то мешает нам поверить в его латынь.
Так какая связь между насилием и отношением к оружию?
Израиль безопасен именно потому, что он набит оружием. Отношение к человеку с ружьем тут, как и завещал вождь, спокойное. Притащить в школу или в колледж оружие никому не придет в голову – этим никого не удивишь, ты с детства видишь оружие: у папы, у дяди, у сестры, которая пошла в армию, ты видишь автомат на пляже на девчонках в бикини, и сочетание этих секси-тел и винтовок через плечо не пугает, а привлекает, ты видишь его у своего преподавателя по философии, приехавшего из Москвы, который работает охранником в садике, самого доброго человека из всех, кого знаешь, – все это никак не вяжется с агрессией. Ну, ствол и ствол, он не является чем-то из ряда вон. Все понимают, что оружие для того, чтобы защищать.
Так это заложено и в тренировке. Все, кто тренируются с оружием: от простого охранника, сидящего в будке при начальной школе, до телохранителя и бойца антитеррора – тренируются только на реакцию. Реакцию на нападение. Если произошло нападение, времени на реагирование у тебя менее секунды. Если атаки нет, ты не можешь использовать оружие – тебя так не учили, у тебя нет этого в голове. Ты запрограммирован использовать оружие в ситуации реагирования на нападение.
Перейти эту грань и самому начать стрелять по тихо сидящим людям, стать нападающим – это такая революция в мозгу, что даже безумные тут сходят с ума как-то иначе. Но если же ты вдруг собрался пойти пострелять в школу, то даже съезжая с катушек, успеешь сообразить, что при входе тебя ждет не обычная крикливая вахтерша и не дедушка, у которого в кобуре связка ключей, – а вооруженный человек, который при этом умеет использовать оружие. Не каждый псих решится преодолеть такой барьер.
Это не все. В Израиле отсутствует вооруженное ограбление. Тут оно бесполезно.
В Израиле почти нет охотников, нет охоты как жанра, нет такой разновидности досуга, и альфа-самцы тут гарцуют какими-то другими аллюрами.
В Израиле нет культа оружия.
Ну, а что же в стране, в которой с броневичка были сказаны золотые слова о миролюбии человека с ружьем?
Оружие здесь – это признак силы. У кого оно есть – тот сильный. Человек с оружием вызывает страх. Лучший способ для самца доказать его силу – потрясти гениталиями (зачеркнуто) оружием.
Что происходит, когда культ оружия есть, а самого оружия нет?
Тогда подросток, который не может поставить себя перед сверстниками, но тоже хочет показать, что он не лох, этот подросток достает ствол.
В США так же: в школах культ крутости, культ силы. Кто не крут – тот лузер. Вооруженное ограбление – норма.
Но мы же все знаем, что ношение оружия всегда было признаком благородных сословий. Свободное ношение шпаги, сабли могли позволить себе только благородные. Только им полагалась защищать честь: свою и других. Таким было отношение к оружию.
Культура обращения с оружием воспитывается. У нас же есть патриотическое воспитание. Чем там занимаются-то? Расскажите...
Лично я обожала в свои школьные годы НВП, автомат Калашникова, собери – разбери, рраз – два, потом иди, чеканя шаг, нале-ва – раз – два, это чистая поэзия, ритм – ритм – шаг – шаг – клац – клац. Ритм – магия творения. Мир был создан ритмом и ритмичным.
Я была лучшей по НВП, на районные и городские смотры строя меня посылали по воскресеньям, как же я любила эти воскресенья. Еще я любила стреляться из пальца в висок. Смутно помню нашего тренера по НВП, он был такой трогательный, почти слепой, с огромными линзами в очках. Что он нам внушал, я, честно говоря, совсем не помню, но мне кажется, такой милый человек не мог сказать ничего дурного. Ничего агрессивного.
Но настоящее оружие вызывает у меня трепет и страх, страх и трепет, а агрессия в любых ее проявлениях – судороги. Ну, я советский ребенок… И это, конечно, не вина уроков по НВП.
Ну, чтобы не раскланиваться без морали, скажу то, что кажется очевидным: чтобы решить проблему, нужно воспитывать отношение к оружию как к средству защиты. Воспитывать.
Нельзя, говорят, разрешать оружие – будут, говорят, стрелять. Будет, говорят, всеобщий перестрел. России, говорят, нельзя оружие. Поубивают. Опасаются безбашенности. Конечно, не этого опасаются, опасаются самоорганизации и сопротивления власти.
Насчет этих «опасений» могу сказать, что по статистике граждане бывшего СССР в Америке и Израиле – как раз самые лучшие и аккуратные носители оружия. Очень редко кто из бывших соотечественников попадает в тюрьму именно за неправомерное использование оружия.
Однажды Лякишева вызвала меня на дуэль, на кулачную дуэль. Она-то была из неблагополучной семьи. Ей положено было уметь бить. А я-то… куда мне. Но отказаться от дуэли – уронить достоинство. Пришлось идти.
В конце перемены мы вошли в женский туалет, левой рукой схватили друг друга за грудки, правую занесли для удара. И замерли так красиво и симметрично. Урок начался. Время пошло.
Журчал вечно неисправный туалет. Мы стояли.
Мы простояли так весь урок. Мы пропустили урок.
Выяснилась невероятная вещь. Оказалось, что ударить человека по лицу... невозможно. Ни я, ни она, так и не смогли обрушить кулак на лицо противника. Девочка из плохой семьи не смогла тоже.
Я до сих пор помню это ощущение замороженного кулака и парализованной руки, как в сказке или страшном сне.
Странная вещь агрессия. Высок барьер преодоления природного человеческого отвращения к ней.
Но я до сих пор уверена, что в ситуации защиты я вела бы себя иначе.