По дороге, прямо по разделительной полосе, идет женщина в тапочках. Льет дождь, она вся насквозь, на одной ноге лангетка. Холодно. Ее бьет крупная дрожь. Как потом выяснилось, ей 80 лет, ровно как моим. Смотрю на нее, она на меня, молча спрашиваю, помочь ли. Молча отвечает: да что тут спрашивать, конечно, помочь. Оказалось, зовут Галина Александровна, живет совсем рядом, Товарищеский, дом 2а. Мы – на Товарищеском, дом 3. Значит, это где-то совсем близко. Есть одно-единственное «но». Адреса: «Товарищеский 2а» не существует.
Скоро стало ясно, что Галина Александровна помнит не все, во многом путается. Идет из аптеки, аптека в двух километрах отсюда, она хочет домой, ее дом напротив библиотеки, а также напротив католического храма, внучка живет в Италии, а за ней присматривает подруга внучки. Речь разумная, красивая. Настаивает, что номер дома – 2а.
В общем, что-то сходится, что-то нет. Допустим, храм Мартина Исповедника многие считают католическим, а не только те, у кого деменция. Хотя такого дома, чтоб одновременно был и напротив храма, и напротив библиотеки, не существует (да еще и под номером 2а), но все же это один район. Надежда есть.
Мы идем в бизнес-центр, чтоб согреться и вызвать скорую, там выясняется, что бабушка заходила сюда пять часов назад, то есть потерялась давно. Помочь ей тогда никто не подумал. «Ох, вот и нас то же самое ждет», – говорю как бы себе под нос, на самом деле с расчетом просверлить эмоциональную дырку в черепушке людей, которые сидят за стойкой администрации. «Не дай бог!» – реагирует крупная дама. Вроде есть надежда, что из тепла нас не вытолкнут прямо сейчас. За стойкой сидят трое.
Дама исполинских размеров с генеральским голосом. Охранник с лицом, которое не пропускает солнечный свет: любая мысль, любая эмоция, которые попадают в его орбиту, поглощаются черной дырой его головы и не возвращаются никогда. И рябой охранник помоложе. На него надежда. И на женщину, конечно. Согласно модным представлениям о гендере как о социальном конструкте, считать, что бабы чувствительней мужиков, запрещено. Это все нам навязано, все навязано. Но я интуитивно напираю на эмоции женщины.
Товарищи звонят в полицию, а не в скорую: во-первых, потому что у них в полиции связи и машина будет через 10 минут, во-вторых, скорая отвезет в больницу, а полиция найдет адрес Галины Александровны и подвезет до дома. Сказ про то, что полиция будет кататься по району и искать старушке дом, никак не совпадает с моим опытом, полученным в отчизне. Но зачем же всегда ждать плохого. Есть шанс, что, увидев дом, Галина Александровна его сразу узнает. Полицейские вспомнят о своих престарелых матерях, оставленных в провинции, согреют ее в автомобиле, доведут, найдут итальянскую внучку. Все будет хорошо.
Бежать за своей машиной боюсь. Нет сомнений, что большая женщина, рябой и черная дыра сразу же вышвырнут старушку.
В скорой со мной говорят по-доброму, соглашаются ехать, но это будет больница. В больнице потеряшка потеряется совсем. Тут на родине она хоть как-то узнает места.
В паллиативной помощи, которая работает хорошо, говорят, что возможны только плановые выезды и для тех, кто прикреплен.
Прошел час. Полиция не едет. Я собираюсь звонить в скорую. «Вы не имеете права разводить тут самодеятельность, – внезапно говорит большая женщина, – а ваша бабушка путается в показаниях».
«Я имею полное право помогать людям». Большая женщина задумывается.
И тут случилось невероятное. Из полиции перезвонили. Молодой выслушал. Кивнул. Вернулся и с облегчением объявил: «Это мошенница и аферистка. Дайте ей сто рублей, и она сразу найдет свой адрес». Версия полицейских, которые бабушку не видели, фамилии ее не знали, сразу убедила всех троих.
«У вас глаза есть?» – поинтересовалась я. Можно было подумать, что не все видят перед собой совершенно несчастную интеллигентную даму, с хорошей русской речью, промокшую насквозь. По типажу она была похожа на мошенницу чуть меньше, чем Анастасия Цветаева или Дмитрий Лихачев похожи на урок, по возрасту и состоянию на такую роль не подходила совсем. Ладно полиция, но вы же видите своими глазами то же самое, что и я…
Я помню это, помню. Я же читала про это. Читала, что все судят по себе. Что у них весь мир состоит из мошенников и аферистов. Что они верят, что в любом из домов окопались преступники. Надежда Мандельштам объясняла же, почему арестовывают ночью. «В наши притихшие, нищие дома они входили, как в разбойничьи притоны, как в хазу, как в тайные лаборатории, где карбонарии в масках изготовляют динамит и собираются оказать вооруженное сопротивление» и потом рассказывали друг другу легенды, «как Бабель, отстреливаясь, опасно ранил одного из «наших».
После долгих расспросов Галина Александровна все-таки вспомнила телефон итальянской внучки, внучка ответила сразу, тут же дала телефон подруги, подруга приехала быстро. В общем, все в рассказе Галины Александровны соответствовало действительности. Неверным оказался только номер дома. Не 2 – а 16. Я подвезла их. Подруге было очень неловко, она заверила, что навещает бабушку каждый день. Они ушли. На сиденье осталось мокрое пятно от одежды насквозь промокшего человека. «Я сделаю ей горячую ванну, не беспокойтесь», – сказала напоследок подруга. В общем, все кончилось отлично.
Как хорошо, что есть еще у нас неравнодушные люди. Как плохо, что эти неравнодушные люди – ты.
P.S. Да, это напоминало эпизод из «Молчания ягнят», когда ты во что бы ни стало хочешь спасти хотя бы кого-то одного, потому что знаешь, что в своей жизни уже очень многих не спас.
– Что стало с вашим ягненком, Клэрис? Вы до сих пор иногда просыпаетесь
в темноте… и слышите крики ягнят?
– Да.
– И вы думаете, что если спасете несчастную Кэтрин, вы заставите их замолчать? Вы думаете, что если Кэтрин выживет, вы не будете просыпаться ранним утром вновь из-за этого жуткого крика ягнят. Спасибо, Клэрис. Спасибо.
P.P.S. Всего за час выяснилось, что в таких случаях милиция не приедет, что скорая приедет, но отвезет в больницу, там не найдешь концов, что паллиативная работает отлично, но выезжает только планово, а память люди начинают терять все чаще и чаще: то ли живут слишком долго, то ли очень уж это противно – помнить все.
Ну, и что же в этом случае делать? В такой благополучной, такой удобной, такой комфортной Москве, где все под рукой, где сервис достиг перфектных вершин, где такое клевое метро и банки работают круглосуточно.