Цивилизация
«Дайте нам подраться!» — орали советские фанаты, которым не дали. Во избежание большой драки их быстро упаковывали в автобусы, пересаживали в поезда, а они высовывались из окон и умоляли, просили... Такую большую, такую красивую драку не увидел свет. Советская милиция тогда явно сподличала, лишив честных любителей футбола этой завершающей коды. Без драки вкус футбола как будто какой-то что ли пресный. Удовольствие от шедевра неполное.
И в СССР, и в Италии, и в Англии футбол стал проблемой и для государства, и для общества, когда его облюбовали фанаты, для которых основной целью похода на футбол была не игра, а доказательство физического превосходства над фанатами команды противоположной. В Италии 80-90 годы после матча были случаи убийств. Но это время прошло, между прочим.
Сейчас футбол возвращается в цивилизованное состояние, владельцы клубов поняли, что нужно делать ставку на другую аудиторию, круг футбольных болельщиков очень сильно не похож на круг тех, кто ходил на футбол в 80-е — 90-е годы и начало века.
И мы видим сегодня, как изменился облик футбола.
Сегодня все счастливы. И нет больше ни тлетворного Запада, ни пятой колонны, ни ура-патриотов, нет никакой этой ерунды, а все — люди как люди.
Правда, поживиться с ЧМ мне не удалось... Вот впервые же так, чтоб сам Чемпионат в гости к Магомету пришел. А Абрам так лотерейный билет и не купил.
Накануне все перевозбудились. Стали билеты спрашивать. Оказалось: опоздали. Билеты надо было покупать год назад — был шанс потратить всего-то 6300 — правда, за эти деньги получал только галерку за воротами. Зато за воротами самые околофутбольщики сидят, можно с ними слиться и покричать. Билеты продавали в четыре этапа. Но на то они и этапы, чтоб их последовательно: один за другим — профукать.
Нет, теперь тоже можно купить за 100 тысяч билет. Этих денег мне не то чтобы жалко, нет. Мне их не жалко. Этих денег у меня не то чтобы никогда не водилось. Я просто не представляю себе, как эта пачка вообще может выглядеть. Наверно, пугающе. Как говорится, вчера маленькие, но по три, сегодня большие, но по пять, а тут мужик жабу за рубль предлагал, вот такая зеленая, но у меня и рубля не было.
Поэтому смотрю дома. Отдельно люблю комментаторов. Про то, как сыграли Россия — Саудовская Аравия в первый день, а Португалия — Испания во второй: «Вчера было открытие чемпионата. А сегодня — по футболу». Про то, как Месси не забил пенальти: «Халльдоурссон не позволил Месси забить! Да это же богохульство!»
Жить стало лучше, жить стало веселей. К нам приехал весь мир. Иностранцы кричат: «привет, русские!» — с радостью. Мы в их глазах и в собственных — радушные хозяева.
Мама моя, мы — часть мира! Никогда так не было и вот опять. Так в 1957 году в год фестиваля молодежи мой юный папа бегал целоваться с иностранками на Красную площадь, где все вместе играли в ручеек.
Это, конечно, всё появилось невольно, вопреки — хотели продемонстрировать величие. Величие продемонстрировать не удалось. Зато люди посмотрели друг на друга нормальными глазами. И этот опыт не забудется. Москва — опять наш город. Москва, моя бывшая любовь!
Наших полицейских и метрополитеновцев специально учили улыбаться. Улыбка — это ж что? Это ж нарушение формы одежды. Признак неадекватности. Пластмасса. Подделка. Не вызывает доверия...
Но цивилизованность пришла на Москву и накрыла ненавидимый прокуратором город. Город заговорил на всех языках мира. Оказалось, что мы нормальные, нас все любят, мы всех любим. Это ж классика драматургии, вообще-то: два врага оказываются в человеческой ситуации. Ведь дружба начинается даже не с улыбки, вообще говоря, а с перепалки как раз, а потом уж с улыбки. И, говорят, сейчас обменяют Сенцова. И начнется оттепль. И наступит рай. И отменят грехопадение. И будет радость. И запляшут облака.
И Москва — не третий пафосный Рим, а живой и демократичный город, как все столицы мира. Впервые за долгое время мы не находимся со всеми в противостоянии. Это опыт радости и единения, опыт существования как часть Европы не забудется просто так вдруг. Он останется и повлечет за собой изменения. Может быть, революционные. Революции ведь совершаются не на площадях — а в головах.
Хотя... с другой стороны, есть сомнения на этот счет. Действительно всегда, когда русские видели «Европу» — а видели они её во время войн — они так проникались духом свободы, что, вернувшись обратно с победой, встречали на родине самую крайнюю реакцию. После наполеоновских войн началась знаменитая аракчеевщина, после второй мировой войны — новая волна арестов. Сегодня умудренные опытом люди уверяют, что в полночь с 15 на 16 июля карета превратится в тыкву.
Не уезжайте, гости дорогие, не оставляйте нас тут одних, один на один с очнувшимися чиновниками и силовиками.
Интересно, почему единение и объединение — такая большая ценность и такая великая мечта? Почему все всех призывают все время объединяться? Капризно, по-детски требуют. Чтобы срочно объединились все демократы, а они никогда не объединятся, и не надо им. Чтобы срочно побратались православные и старообрядцы. Хотя тем и другим не по пути. И чтобы волки с ягнятами. И чтобы арабы с евреями.
Нам издалека различий между ними не видать. Зато им самим видно хорошо. Почему люди так хотят увидеть это единение? Это же мечта... Вилка трехзуба в мясе, а однозуба в держащей её руке. На том свете высоко-высоко вилка станет единой, а здесь на земле у нее будет столько зубцов — сколько нас.
Но иногда эфемерная неземная мечта о единении воплощается, на одну секунду, чтобы сразу исчезнуть. Как древние фрески в фильме Феллини «Рим». И тогда ты воочию видишь этот контакт всех со всеми. Бегите, пока этот прекрасный мираж завис над Никольской. И не говорите сейчас, ой, мне не понятен футбол. Сбросьте вериги высокомерия и давайте к нам на попсовую Никольскую орать вместе со всеми. Всё исчезнет. Опыт — останется.
Помню, помню я Болотную площадь в исторический день 10 декабря 2011 года. Когда на один день объединились все демократы, и все были хороши, и всё было хорошо. Потом уже в наших руках всё быстро-быстро испортилось. Но оно было.
