Эхе-хе, скольких мужчин мы харрасали бывало. А они нас. Какая поэзия, в сущности!
Сексуальный контакт невозможен без сексуального домогательства. Домогательство — совершенно необходимое звено. Как это бывает?
Напор — домогательство — взаимность — контакт.
Напор — домогательство — сопротивление — подавление сопротивления — взаимность — контакт.
Напор — домогательство — флирт — отказ — конфликт — разрыв — флирт — домогательство — то сё — взаимность — контакт.
А сейчас как? Домогательство — суд — Сибирь.
Погладил по коленке — суд — Сибирь.
Взгляд соскользнул чуть вниз на декольте (ну, не удержался взгляд, ну, мышцы, которые глазное яблоко вращают, ослабли) — суд — Сибирь.
Ну, или не Сибирь. Куда там в Америке американских продюсеров ссылают лес валить?
Нельзя же так... Как можно запрещать за коленки хватать! Как можно покуситься на колено? За коленку — это святое! И, как известно, «зачем вся дева, раз есть колено»? Как посмели отнять поэзию коленки! Лучше деву отнимите. Но раз не отняли — позвольте её за коленку хватать! Одно слово: «лапать» — о, сколько в нем в сущности лиричности — молодежь, поди, и не знает значения этого слова, а узнает, ужаснется.
А наши прабабушки лепили на лицо мушки из тафты или бархата и вооружались веерами для чего?!
Мушка в углу глаза означала: «я вами интересуюсь», мушка на верхней губе — «я хочу целоваться», резко закрыла веер — «вы мне больше не интересны». Но именно комбинация положения мушки и движения веера позволяла кокетничать. Да-да-нет-да. То ли «да» — то ли «нет». Приближение — удаление. Какая поэзия двусмысленности! Мы подло предали науку страсти нежной, которую воспел Назон.
Помните старый анекдот? Если дипломат говорит «да»— это значит «может быть». Если дипломат говорит «может быть» — это значит «нет». Если дипломат говорит » нет» — это уже не дипломат. Если женщина говорит «нет» — это значит «может быть ». Если женщина
говорит «может быть» — это значит «да». Если женщина говорит «да» — это уже не женщина.
А страдания! А любит — не любит! А добиться женщины! Той неумолимой неприступной — взять измором! Убедить! Умолить! Завалить! А настоящая страсть! А легче дать, чем объяснить, почему нет! Где это всё теперь?! Милая благородная старина!..
Ну, и сидите в своем хрустальном замке харрасмента со стеклянными стенами и полами и перспективой ареста.
И со своей пошлой однозначностью, когда да — это да, когда нет — это нет. У вас нет никакой фантазии! Да на такой почве никакой цветок не растет. Никакое кино не снимается. Никакие дети не родятся.
«А от любови бедной сыночек будет бледный!» — сказал Булат Окуджава про сегодняшнюю ситуацию в США. Всё-то будет у вас пластилиновое — по взаимной договоренности и брачному контракту. А в брачном контракте будет написано: «за коленку нельзя!»
Искусство — это всегда неправильность. Влечение — это всегда риск.
Мне даже кажется, что придумано новое биологическое оружие против Америки. Это не русский ли след вообще-то, вы подумайте? Они же так размножаться перестанут.
Да еще и при наличии этой, как её, гей-пропаганды. Когда хорошо всё то, что не ведёт к рождению детей.
Причем перестанет размножаться элита, ибо на неё обращен основной удар. Ну, точно наших рук дело!..
А король харрассеров мира Билл Клинтон сидит такой тихо и помалкивает в тряпочку. Потому что он-то её харрасал, а она-то его за это любила... Эх-эх, старина...
Слово «домогательство» неуместно и некорректно для обозначения противоправных действий. Домогательство — единственно легитимная (и приятная) вещь на этом свете.
Но столько карьер разрушено из-за тридцатилетней тухлости обвинений в домогательствах. Хотя опустим скандальную часть (как рушатся карьеры знаменитостей), опустим жлобскую часть (харрасмент в Штатах уже довольно давно — очень эффективный инструмент для устранения конкурентов).
Калифорнийский друг вчера прислал письмо (стиль и лексика автора сохранены): «Меня тоже обвинила в харрасменте одна сучка еще в 1999 году. Она мою позицию в компании хотела занять. И заняла. Надеюсь, она уже не в нашем мире. Компания точно не в нашем мире». Знаю человека лично, свидетельствую, как мачо не был замечен ни при каких раскрепощающих поведение обстоятельствах.
Христианский мир всегда был пуританским.
Хотя есть и в христианстве некая двусмысленность относительно земной любви (так же как и относительно земной власти). Брак — это таинство, а постриг — не таинство. То есть вступление в сексуальный контакт начинается с таинства и освещено благодатью. А отказ от сексуальной жизни — нет. Но, несмотря на эту загадку, секс — это в принципе что-то не очень хорошее. Секс нужен только для продолжения рода.
Конечно, микросексуальные миниреволюции были и намного раньше XX века, но в основном они ограничивались сферой знати и богемы. Чувственность временами отвоевывала свою территорию. «Я не больна: Я... знаешь, няня... влюблена». Дитя моё, Господь с тобою...»
Когда в среде петербургской знати XVIII века прижился поверхностный европеизм, уже тогда стало модно (а, значит, обязательно к исполнению) иметь любовника. Остались любопытные мемуары Анны Лопухиной, которая рассказала, как ее муж, известный химик Карабышев, на её упреки о любовнице, отвечал: «Заведи и себе любовника». Она жила в провинции, по монастырям, и ей был странен этот «европейский быт». «Глупая, я тебя люблю, а любовница мне нужна для натурального удовольствия», — объяснил супруг. Но за исключением развратной знати и некоторых эксцентриков мир был очень пуританским.
А вот на рубеже XIX и XX веков — началось... Неудовлетворенность царапалась, билась о стены, требовала выхода. Началась революция, и родился Фрейд, который подытожил ситуацию так: подавление сексуальности рождает неврозы. А разгул сексуальности — упадок культуры (напророчил Фрейд на будущее).
Дальше пришла сексуальная революция, в авангарде которой стояли США. И все, наконец, окончательно освободилось. Hey! Teachers! Leave them kids alone!
И вот сегодня мы вдруг наблюдаем явную сексуальную контреволюцию, заметное движение к новому пуританству, которое отличается от прежнего тем, что не оберегает сексуальный контакт, а уничтожает его.
Тогда вопрос, а где мы на этой пуританской карте мира? С одной стороны, новые пуритане и лицемеры (они же тайные развратники) у нас — в изобилии. И вот уже министерство образования из лекции про ВИЧ вычеркивает слово «презервативы» как неприличное. А перечислять фамилии наших путан-пуритан я не стану, потому что они неблагозвучны и нарушат ритм моей колонки.
С другой стороны, мой английский коллега задал мне вопрос: а почему, говорит, русские женщины одеваются как проститутки? Вопрос остался без ответа... Я, действительно, вижу даже верующих девушек, которые ходят в церковь, молятся и при этом одеваются так развратно — только и исключительно для того, чтобы привлечь таким странным образом будущего мужа и быть ему верной.
Да, в простой среде мужчину принято привлекать прямыми методами: максимально раздеться. А чё нет? Скажете, не работает? Работает!
Стиль одежды русских женщин внятно говорит: харрасни меня! У нас тут другая крайность. Но почему-то этот наш призыв «съешь меня!» — совсем не утешает и вовсе не кажется достойным ответом ихним чемберленам.
P.S. (Голосом Анатолия Папанова из «Бриллиантовой руки»): Спокойно, Кеша, вымрем усе. Мы от СПИДа («презервативы» запретят), они — от страха харрасмента (коленки запретили).