Цивилизация
Вот все спрашивают, почему фильм «Крым» такой бездарный? Отвечаю, фильм снять — это вам не ишака купить. Хороший фильм снять очень сложно. Практически невозможно. А фильм, который станет событием надолго, снять вообще невозможно. Сейчас. У нас. И даже при любых финансовых и человеческих возможностях.
А памятник Калашникову, спрашивают, почему такой бездарный? И вообще, что же они у вас все такие некрасивые? Ну, извините, красивые, как говорится, все замужем! Есть такие обстоятельства, на которые мы не можем повлиять.
Почему даже в советское глухое время нашлась тройка-четверка гениев, которых само слово «революция» вдохновляло до такой степени, что и много лет после революции у них хватало куража, чтоб талантливо воспеть советский строй. «Я все равно паду на той, на той единственной гражданской».
Вот какое пассионарное времечко было. Мандельштам пишет, что решающую роль в обуздании интеллигенции сыграл не страх и не подкуп, хотя и того, и другого было достаточно, а слово «Революция». Этим словом покоряли города и народы.
Революция — а именно великая идея справедливости и равенства, великая вера в ее спасительную обновляющую силу — давала бензин еще долго-долго.
Почему Никите Михалкову хватило пассионарности той эпохи, чтоб снять такой фильм как «Свой среди чужих»? Да там одна работа костюмера — это Оскар. Вы помните, в каких невероятных костюмах (никогда не бывших в реальности) щеголял герой Богатырева: американские сапоги, сумасшедший свитер крупной вязки, кожанка... Поэзия! Откуда брали смелость мешать всё на свете, откуда бралась та «намеренная свобода», по словам Пастернака? Неужели советское время было более свободным, чем наше?! Как это?
Ведь это самое первое, что бросается в глаза. Не идеология, нет. А бесталанность.
Но не бейте себя ушами по щекам. Это не мы бездарны. Это время бездарно. Бывают такие времена, когда общество деградирует, а те, кто могли бы быть талантливы, чахнут на глазах, их дарование хиреет, потому что да, талант — это, извините за сравнение, цветок. А почва — извините за еще одно сильное сравнение — это время.
Бывают эпохи пассионарные, а бывают апатичные.
Почему, например, в период итальянского возрождения гении ходили толпами, пачками, сталкивались на перекрестках, наступали друг другу на ноги? А потом была тишина, даже в Италии. Все гении куда-то попрятались.
Почему на рубеже 1980-х и 90-х годов все были талантливы? Даже Станислав Говорухин в «Ассе» (и не в «Ассе») был легок, смел, искрометен. А сколько политических талантов родилось и раскрылось на рубеже 1980-х-90-х! А как так вышло, что вся страна была умна? А теперь отупела? Как это?
Почему бывают времена, когда общество поголовно «глупеет»: начинает верить в «убийц в белых халатах», в «жидо-массонский заговор», во «врагов народа», прорывших туннели из Лондона в Бомбей.
А в годы гласности выясняется, что люди умнее, чем казалось раньше. Что они прекрасно понимают то, что раньше было им совершенно недоступно.
Почему сейчас даже самые лучшие силы безжизненны, расчетливы, и льют воду на любую из идеологических мельниц без огонька и без приличного результата. Почему все наши и про-режимные, и анти-режимные сегодняшние классики все какие-то фейковые, вялые. И к главной идее фильма относятся так же как бюджету и осваивают её так же, как бюджет.
Как, например, появился человек «николаевской» эпохи? Запуганный, деморализованный, ни на что не способный. Ведь это были те же люди, что и вчера, они еще вчера вели свободолюбивые разговоры в тайных обществах. Но по случайности не попали под кровавую раздачу 1825 года. Всего 5-10 лет страха — и общество деградировало. Всего за 5-10 лет.
Общество деградирует очень быстро. Те, кого не сослали в Сибирь, были напуганы до такой степени, что за несколько лет превратились в то, что и называют «человеком николаевской эпохи».
А ведь это было то же самое поколение декабристов, «людей, выкованных из чистой стали». И вот – упс — под николаевским солнцем сталь растаяла как свечка.
Потому что когда на Сенатской площади картечь разгромила каре декабристов, и начались аресты и ссылки — произошло самое страшное. И самым страшным оказались даже не казни и точно не ссылки — а то, что стало с теми, кого не казнили и не сослали. Те 120 человек, что оказались в Сибири, нравственно сохранились. А те, кто сохранил свободу, кто остался сидеть в кабинете в Петербурге, но очень хорошо знал, что в любую злую минуту может оказаться на каторге — начали бояться.
Те, кому повезло попасть под репрессии, сохранили себя, а те, кто остались на свободе, потеряли личность. И это дело рук Николая I, он намеренно развращал людей.
И, конечно, если и возможно сформулировать какие-то претензии к какой-либо власти, то только к той, которая развращает и деморализует общество. В котором талантливые становятся бездарными.
