Цивилизация
Россия во второй раз в истории ввела танки в Прагу. Правда, виртуальные: телеканалом «Россия» был продемонстрирован документальный фильм «Варшавский договор. Рассекреченные страницы», оправдывающий вторжение в 1968 году войск Варшавского договора в Чехословакию. Что и спровоцировало вызов посла России в чешский МИД для объяснений.
Здесь нет ни одной рассекреченной страницы: только подлинное черно-белое кино позднесоветского образца. А какие тут могут быть объяснения? Лично президент в своих выступлениях на исторические темы уже оправдывал финскую кампанию, пакт Молотова – Риббентропа, афганскую войну.
Рано или поздно должен был настать черед Чехословакии — в тех же словах и в той же логике, которая использовалась 47 лет назад: «Мы ИХ освободили в 1945-м, а ОНИ…» И как всегда — 1945 год все спишет, в том числе и телевизионную поделку, наполовину состоящую из кадров советского пропагандистского фильма с соответствующими закадровыми голосами, включая сына Хрущева Сергея. Что характерно — по скайпу из Бостона.
Казалось бы, к чему это кино, объясняющее вторжение кознями НАТО и бундесвера и подготовкой вооруженного переворота при поддержке Запада? Зачем портить отношения еще и с Чехией и Словакией?
А к тому и затем, что, во-первых, фильм должен вызывать аллюзии с киевским «майданом» — вроде как сценарий революции тот же. Не зря сурово-ироничный закадровый голос с грустной горечью и праведным гневом полощет понятие «Пражская весна».
Во-вторых, к тому, что фильм рассчитан не на внешнюю аудиторию, а на внутреннюю: та же Чехословакия — лишь повод для того, чтобы перебросить мостик от времен почти полувековой давности в сегодняшний день. Да кто ж мог подумать, что чехи возмутятся? И кто ж у нас помнит, что 1968-й — главная историческая травма и для чехов, и для словаков?
Постсоветскому человеку, вроде бы уже почти четверть века не живущему при социализме, в кинофильме разъяснили, что войска были введены для спасения социалистических завоеваний. Ну а кроме того, из Швабии (!) к границам Чехословакии были переброшены войска НАТО. Более 300 тыс. немцев побывало в Чехословацкой Республике. Ну и, наконец, обнаружены были склады оружия, а «Клуб 231» готовил реваншистский «майдан».
А ничего, что кроме «клубной закулисы» в истории бывает такой субъект, как народ? И этот народ хотел другой жизни.
И ничего, что в Чехословакии поменялся первый секретарь ЦК КПЧ и им стал Александр Дубчек, который сначала устраивал Политбюро (ПБ) ЦК КПСС и которого Брежнев называл «Саша», а потом перестал устраивать? 6 мая 1968 года на заседании ПБ Леонид Ильич сказал, что программа действий КПЧ открывает «возможности для реставрации капитализма», и тут же предложил ввести на территорию ЧССР войска под прикрытием учений. И ничего, что это была оккупация в прямом смысле слова?
Какой уж тут «Клуб 231» — здесь речь шла обо всем народе Чехословакии и его новом, реформаторски настроенном коммунистическом руководстве. О желании народа и элит превратить Чехословакию, как выразился Алексей Косыгин, для начала в Югославию, «а затем что-то похожее на Австрию».
…В марте 1950 года чешская тайная полиция прямо в пражской пивной «У Герцлику» неподалеку от Народного театра арестовала несколько человек из блестящей сборной Чехословакии — лучшей команды Европы, чемпиона мира 1947 и 1949 годов. Хоккеисты были отправлены в тюрьмы и на урановые рудники за неправильные разговоры и намерения сбежать на Запад.
Но уже 19 лет спустя, на чемпионате мира по хоккею 1969 года в Стокгольме, наследники той сборной отомстили и тайной полиции Чехословакии, и властям Советского Союза: легли костьми, но дважды переиграли сборную СССР.
21 марта 1969-го на 33-й минуте матча ЧССР – СССР Ярослав Голик с подачи Яна Сухи забросил шайбу в ворота «красной машины». Вацлав Недомански (главная шутка-1969: «У СССР две проблемы: Даманский и Недомански») на радостях ударил ворота Виктора Зингера и сдвинул их, что-то крикнув советскому вратарю, а Ярослав Голик с размаху шарахнул по верхней перекладине и фактически ткнул клюшку в маску голкиперу, явно едва удержавшись от физического контакта. Бедный Зингер ответил за советских лидеров, за советских танкистов, за унижение чехословаков. Тогда-то и родилось вот это: «Вы нам танки, мы вам бранки (шайбы)».
А в 1972 году, когда сборная Канады после победы в Москве в Суперсерии сыграла выставочный матч в Праге, болельщики овацией встретили канадского форварда Стэна Микиту, на самом деле — словака Станислава Гоута, чьи родители бежали за океан от коммунистов.
Какая уж тут логика и справедливость вторжения, какие западные козни, при чем здесь НАТО? Почитали хотя бы Милана Кундеру, поняли, что происходило в этой стране…
Очень легко на том историческом этапе, когда в России никто ничего ни о чем не хочет знать, внедрять «единое» представление об истории, а на самом деле по-настоящему переписывать ее, упрощая и подстраивая под свой страх перед мифическим «майданом».
Телевизионному агитпропу давно пора заняться советскими диссидентами, объявив их предшественниками «иностранных агентов». Как раз пражские события дают очень удобный повод: выход семерых смелых на Красную площадь 25 августа 1968 года — это же все, ясное дело, инспирировано и проплачено Западом. А в качестве закадрового текста можно шарашить практически целиком приговор Мосгорсуда от 11 октября 1968 года — кто ж это заметит: «Богораз-Брухман, Литвинов, Бабицкий, Делоне и Дремлюга, будучи не согласны (так в приговоре. — А.К.) с политикой советского правительства, решили организовать сборище на Красной площади с целью пропаганды своих клеветнических измышлений».
История сложна, в ней есть народ — источник власти и субъект многих процессов. И в ней есть даже такой персонаж, который в своем последнем слове перед советским судом объяснил свои мотивы, которые вдруг опять стали непонятны широким массам и сервильным элитам, – Лариса Богораз 11 октября 1968-го о своем выходе на площадь:
«Я люблю жизнь и ценю свободу, и я понимала, что рискую своей свободой, и не хотела бы ее потерять… Я оказалась перед выбором: протестовать или промолчать. Для меня промолчать — значило присоединиться к одобрению действий, которых я не одобряю. Промолчать — значило для меня солгать».
