Цивилизация
Рассмотрение Страсбургским судом (ЕСПЧ) жалобы родственников польских военнопленных, расстрелянных в Катыни по приказу сталинского политбюро, вновь посыпало исторические раны крупнозернистой солью. ЕСПЧ уклончиво отметил процедурные нарушения, не погружаясь в существо дела. Хотя процедурные нарушения в данном случае затрагивают содержательные вопросы: следствие не рассекретило более трех десятков томов «катынского дела». На вопрос «почему» может быть дан только политический ответ — если решиться назвать вещи своими именами. Ответ, обремененный историей непростых взаимоотношений.
От разделов Польши до избиения польского журналиста в рамках дипломатического скандала несколько лет назад. От «старого спора славян между собою» (Александр Пушкин) и «невозможно по-настоящему постичь Россию, не поняв, что такое Польша» (польский философ XIX века Генрик Каменьски) до невозвращения Польше останков самолета, в котором погибла половина польской политической элиты, включая президента Леха Качиньского. От восхищения в годы перестройки поляками, перехватившими власть у коммунистов за «круглым столом», до мародерства сразу после падения самолета Леха Качиньского, когда были сняты средства с кредитной карточки погибшего главы Совета охраны памяти борьбы и мученичества Анджея Пшевозника.
В третью годовщину (апрель 2013-го) падения президентского самолета мы разговаривали с послом Польши Войчехом Зайончковским, хорошо знающим Россию и много лет в разных дипломатических чинах работавшим здесь. Он с досадой и горечью говорил о недопонимании двух сторон как по вопросу возврата останков самолета, так и по проблеме полного рассекречивания «катынского дела»: «Мы ожидаем реализации данных нам обещаний: нам должна быть представлена вся документация катынского следствия. На сегодня еще 35 томов остаются недоступными, засекреченными. Последняя порция документов была передана нам весной 2011 года. С того момента мы больше ничего не получали. Вопрос также касается юридической квалификации произошедшего. Пока нет дальнейших сдвигов, и мы остаемся на том же месте, что и два года назад».
В Страсбурге судья от России говорил о том, что Российская Федерация как новая страна не может нести ответственность за преступления Сталина и его ближнего круга. Что правильно. Однако почему тогда российская сторона держит в секрете тома, скомпонованные преступным режимом, которому Россия и вправду не должна наследовать, а должна всячески осуждать, скорбя по гражданам, погибшим, как и польские офицеры, от рук НКВД?
Перед товарищем Сталиным, как перед смертью, все равны, нет ни эллина, ни иудея, ни русского, ни поляка.
Получается, что, не рассекречивая тома дела и карикатурным образом объясняя это «сложностью процедуры», нынешняя власть берет на себя ответственность за действия репрессивной машины, оправдывает ее. Трусовато наследует и сталинской власти, которая в лице «комиссии Бурденко» в 1944 году пыталась доказать, что поляков расстреляли немцы, и поздней советской власти, которая в 1970-е годы пыталась ускорить разложение трупов польских военнослужащих — химическими средствами и бурением. «Органы» всегда раньше других шестым чувством пеленгуют первые слабые сигналы наступающих перемен и готовятся к ним заранее. Даже в перестройку признание катынского преступления представляло собой проблему для горбачевской власти. Окончательным признанием и четким формулированием вины и покаяния мы обязаны Борису Ельцину.
Если многолетняя мутная позиция российской стороны по Катыни не политическая, то какая?
Катынское преступление признано всеми, включая, слава богу, Владимира Путина. Детали истребления в апреле-мае 1940 года почти 22 тыс. польских граждан в Катыни, Харькове и Медном превосходным образом известны. Но Катынь не становится частью общей истории, потому что в едином кратком курсе ей, судя по всему, не место — до тех пор, пока знак равенства ставится между войсками НКВД, СМЕРШем и армией, победившей фашизм.
Историю у нас пишут те, кто «лейкой и блокнотом, а то и пулеметом» кромсают либералов на дизайнерские абажуры, а не общая историческая память и национальное покаяние. Те, кто никак не может отличить гордость за Победу от «гордости» за заградотряды.
Социология по Катыни обескураживает. И подтверждает предположение о трагических провалах в исторической памяти. При историческом беспамятстве трудно говорить о «войнах памяти» — как можно «воевать» с теми, кто не знает собственной истории? Какой уж тут «спор славян между собою» — Польшу продолжают записывать в российскую «ось зла», как раньше Грузию или нынче Литву, не понимая, о чем, собственно, идет речь (предыдущий всплеск антипольских настроений был связан с попытками размещения американской системы ПРО, что еще раз подтвердило мифологичность массового сознания).
Опрос «Левада-центра» в апреле 2010 года: «Слышали ли вы, что документально установлено, что польские офицеры в Катыни были расстреляны силами НКВД?». В «Что? Где? Когда?» россияне бы проиграли вчистую. 26% — знаю и не сомневаюсь в этом, 28% — слышал, но сомневаюсь в этом, 47% — впервые слышу об этом. 77% впервые услышали о том, что руководство СССР в горбачевский период признало катынское преступление (произошло это 13 апреля 1990 года — заявление «о непосредственной ответственности за злодеяния в Катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных»). И самое важное в контексте проблемы «банальности зла»: 50% респондентов не испытывают чувства стыда за происшедшее в Катыни, 27% испытывают, из них только 7% ответили на этот вопрос «определенно да».
Испытывать стыд за темные страницы своей истории значит иметь в «неотбитом» виде национальную память. А когда полстраны «тут помнит, тут не помнит» — это не национальная память, это готовность жить внутри той самой фальсификации истории.
«Это я не спасла ни Варшаву тогда и ни Прагу потом,
это я, это я, и вине моей нет искупленья,
будет наглухо заперт и проклят да будет мой дом,
дом зла, дом греха, дом обмана и дом преступленья».
Давайте поспорим, что эти стихи Натальи Горбаневской не войдут в единый краткий курс истории России. Как и сама Горбаневская, один из подлинных героев России, вышедших 25 августа 1968 года на площадь.
От стыда.
