Цивилизация
Ровно три десятилетия тому назад Государственный комитет по чрезвычайному положению, он же ГКЧП, он же путчисты, он же – «хунта», проиграл. Проиграл, столкнувшись с сопротивлением народа – в буквальном смысле слова. А это было для группы заговорщиков полной неожиданностью: о том, что народ, постоянный, но крайне абстрактный персонаж учебников истории и научного коммунизма, существует в реальности и может выйти на историческую сцену, они как-то не подумали. В СССР любого свойства перевороты или их попытки совершались исключительно в верхах, а молчаливая масса принимала результат как должное: так было и после смерти Сталина, когда «большая тройка» боролась за власть и победил Хрущев, так было в ходе «антипартийного» заговора 1957 года, так было в 1964-м при смещении «Никиты», так было в ходе подковерной борьбы, которая закончилась выдвижением Михаила Горбачева в генсеки.
Так должно было произойти в августе 1991 года. Но не произошло. Потому что появился в этом раскладе новый субъект – защитник Белого дома. Потому что гэкачеписты столкнулись с массой людей, которая не побоялась предъявить себя, а стрелять в нее, в эту массу, представлявшую собой гражданское общество, они не решились, в том числе потому, что сомневались в лояльности армии.
ГКЧП проиграл, потому что их власти – власти номенклатурщиков старого типа уже не хотел никто. И это невзирая на решительно падающую популярность Горбачева. Тогдашний народ хотел идти в будущее, а не в прошлое, и его совершенно не трогали трагические и величественные строки «Обращения к народу», сочиненные аналитиками КГБ СССР (о чем дал показания следователям глава этого учреждения Крючков; один из авторов потом был депутатом от партии «Родина», а другой трудился на высоких постах в олигархических корпорациях). Сегодня с этими по-древнегречески проникновенным пассажами согласилась бы большая часть населения (если бы прочитала, конечно).
Тогдашний народ надеялся на будущее. Сегодняшний народ надеется на прошлое, двигаясь в будущее спиной. Так его научили.
Прошло всего-то три десятилетия. Притом, что тот и этот народ – в сущности, один и тот же человек. Тогда представителю этого народа, допустим, было 30, сейчас – 60 лет. Тогда ему было 40, сегодня – 70. Невелика разница для того, чтобы поменять свои взгляды на прямо противоположные – даже с учетом трудностей транзита от социализма к капитализму, вкушения плодов тучных нулевых лет и замещающей эти плоды эпохи победившего патриотизма. Невелика разница для того, чтобы массово и уклончиво, с опаской, отвечать социологам: «Не помню, на чьей стороне я тогда был», «Затрудняюсь с ответом», «А никто не был прав – ни та, ни другая сторона». Цифры опросов на эту тему если и меняются, то несущественно. Разве что меньше становится «затрудняющихся с ответом» и больше тех, кто не признает ни за одной стороной правоты и радостно использует подсказку: да-да, точно, это был «эпизод борьбы за власть». Не наше это дело…
Это был не только и не столько эпизод борьбы за власть. Это решалась судьба страны. Той, о развале которой те же самые респонденты теперь массово сожалеют: для кого-то, кто не жил при «совке», это ретроутопия – и трава была зеленее, и образование со здравоохранением бесплатнее, те же, кто жил, естественным образом ностальгируют по молодости и детству – не комсомол же с партией и дефицит вспоминать.
Страна, подорванная материально, выпускавшая вместо денег пустые бумажки, не покрывавшиеся товарной массой, которая могла бы пользоваться хотя бы каким-то спросом; страна, увязшая в долгах, с дефицитом бюджета такого размера, что его приходилось скрывать; страна, согнувшаяся до земли под бременем военных расходов, лишенная из-за падения цен на нефть долларов, на которые жила; страна, морально разрушенная цинковыми гробами из Афганистана и скелетами из исторических шкафов типа секретных протоколов к пакту Молотова-Риббентропа; страна, чья власть говорила о реформах, начиная с пленума по экономике 1987 года, но так и не решилась на них, разваливалась на глазах. А путч, произошедший за день до того, как должен был быть заключен союзный договор, который продлил бы жизнь Советскому Союзу еще на несколько месяцев, лишь ускорил развал, за три дня добив империю.
СССР перестал существовать не 25 декабря 1991 года, когда был спущен советский флаг, а в те дни августа 1991-го, когда заговорщики собрались на объекте АБЦ в полной уверенности в том, что они смогут спасти страну, точнее, самих себя в этой стране, свою собственную власть.
И это был переворот и заговор, потому что эта самая власть не свалилась на них с неба, а ее им дал Горбачев, в отстранении которого от должности они видели спасение самих себя. Не понимая последствий своих действий, они просто подтолкнули истощенную страну, стоявшую на краю пропасти, в эту самую пропасть. Сбылись в очередной раз пророческие слова Василия Розанова: «Русь» снова, как в 1917 году, «слиняла в три дня». Причем буквально в три – 19, 20, 21 августа.
Остались – записи на счетах в сберкассах вместо денег (это не Гайдар их украл!). Осталась – бумажная страна, скукожившаяся до размера брошюры «Конституция СССР» 1977 года, уже не существовавшая в реальности.
Члены ГКЧП ведь поняли, хотя и поздно, когда маховик заговора уже был запущен, что власти у них никакой нет. Власть может быть страшной, но она не может позволить себе быть смешной – так когда-то рассуждал о позднем Хрущеве времени его смещения Александр Твардовский. А над ГКЧП смеялись – тяжелая поступь абзацев «Обращения к народу» казалась бредом выживших из ума пикейных жилетов, на десятилетия отставших в своем мышлении от всего мира; тогда же появились первые, как сказали бы сейчас, мемы: «Кошмар на улице Язов», «Что-то меня путчит», «Забил заряд я в тушку Пуго». Хунта обижалась на «хунту», но чего уж обижаться – это и был классический латиноамериканский (вариант: турецкий) госпереворот образца второй половины XX века.
Кнопочки и рычаги на панели управления страной есть, а при нажатии на них ничего не происходит. Дергаешь за веревочку, а ее концы оборваны. Причем в буквальном смысле: «Пусть Пуго берет сам кусачки и откусывает кабель», – сказал один из замминистров печати, когда пришла команда от ГКЧП отключить выступление Собчака по Ленинградскому телевидению. Выглядываешь на улицу, а там – то ли Прага 1989-го, то ли Варшава, то ли, не приведи господь, Бухарест.
И впервые в истории страны на пресс-конференции на вопрос журналиста Тани Малкиной, понимают ли путчисты, что совершили государственный переворот, они не нашлись что ответить. А самой Тане за этот вопрос уже ничего бы и не было. Власть уходила из трясущихся рук Янаева. Маршал Язов назвал себя старым дураком». Власть уходила, жизнь заканчивалась: министр внутренних дел Пуго застрелился, главный хозяйственник ЦК Кручина выбросился из окна.
Это сейчас кажется, что путч был опереткой. Это была драма. Изнутри события оптика совсем другая, чем извне, тем более – 30 лет спустя. Самоубийства людей из власти, которые продолжились уже после поражения путча. Три смерти молодых людей, пытавшихся остановить танковую колонну, – казалось бы, для такого рода переворота мало. Однако тогда цена человеческой жизни резко выросла, ее уже нельзя было измерить ни в долларах, ни в рублях, ни в солдатских цинковых гробах, на которые насмотрелась страна, начиная с декабря 1979-го. Жизнь трех парней, отданная, как бы это ни пафосно сегодня звучало, в борьбе за демократию, казалась бесценной.
Мрачным голосом, с каким читают элегические стихотворения о Родине и усопших вождях, дикторы центрального телевидения и всесоюзного радио по всей стране, кто в быстром темпе, кто размеренно, произносили: «Вместо того чтобы заботиться о безопасности и благополучии каждого гражданина и всего общества, нередко люди, в чьих руках оказалась власть, используют ее в чуждых народу интересах, как средство беспринципного самоутверждения. Потоки слов, горы заявлений и обещаний только подчеркивают скудость и убогость практических дел. Инфляция власти, более страшная, чем всякая иная, разрушает наше государство, общество. Каждый гражданин чувствует растущую неуверенность в завтрашнем дне, глубокую тревогу за будущее своих детей».
Так у вас же, у членов и кандидатов в члены, в руках эта власть и была – хорошо, не все 70 лет, но как минимум последние пять, – так думали те же люди, которые сегодня согласились бы, судя по опросам общественного мнения, с этими словами, сочиненными в аппарате Лубянки.
По тем же опросам видно, как переворачиваются мнения россиян – в течение этих 30 лет – на прямо противоположные, практически по всем политическим и историческим вопросам (особенно хорошо это видно на примере отношения к Сталину).
Так переворачивают песочные часы. И время начинает идти в обратную сторону. ГКЧП победил – тридцать лет спустя – в головах россиян. Граждан той страны, которая родилась благодаря поражению «хунты». Но когда-нибудь песочные часы еще раз перевернутся в обратную сторону.