Полтора землекопа

Слегка подзабытая ныне депутат Ирина Яровая, известная благодаря одноименному закону, с которого началось наступление на российскую интернет-среду, «не считает естественным деление высшего образования на бакалавриат и магистратуру и предлагает изучить этот вопрос и решить, стоит ли их оставлять в системе высшего образования…»

Слова «бакалавр» и «магистр» впервые появились в законе об образовании в 1996 году, когда «все копировалось под Запад без понимания зачем, почему», напомнила вице-спикер (цитата по «Интерфаксу»). Кажется, пришло время выпускнице Московской школы политических исследований (одной из первых в стране объявленной иностранным агентом) еще раз реабилитировать себя перед партией и правительством. Не все же, в конце концов, бороться с западным влиянием сенатору Андрею Клишасу.

Болонская система «4+2» — четыре года обучения в бакалавриате и два в магистратуре — утвердилась в России в 2003 году. Ее введение, разумеется, не было связано с «копированием под Запад». Исторически в Европе множество стран сопротивлялось этой системе, но ввести ее в 1999 году вынудили изменения на рынках труда и превращение высшего образования в массовое.

Те же тренды стали очевидными и в России. Когда в СССР существовало примерно 700 высших учебных заведений, соответствующее образование было пропуском в элиту.

К началу десятых годов в России высшее образование стало массовым настолько, что пришлось озаботиться его качеством: с 2014 по 2017 год число вузов сократили с 2268 до 1171.

Сейчас вход на более или менее соответствующий запросам молодых людей рынок труда тоже требует диплома о высшем образовании, только сферы деятельности изменились, как и направления обучения. Сама молодежь стремится побыстрее получить работу, и в большинстве случаев ей хватает обучения по специальности в течение четырех лет. А вот магистратура — это входной билет на более высокооплачиваемый и квалифицированный рынок труда или шаг к началу академической карьеры.

Российская экономическая наука и некоторые гуманитарные специальности в начале 1990-х были спасены благодаря созданию маленьких, но качественных бакалавриатов и магистратур — ВШЭ, РЭШ, Шанинки, Европейского университета в Санкт-Петербурге. Не говоря уже о том, что переобучение в магистратурах позволило молодым или сравнительно молодым гражданам России найти себя на сильно и обвально изменившемся рынке труда.

Например, молодой безработный инженер благодаря хорошей математической подготовке мог переобучиться на экономиста. Именно эти вузы первыми первыми обрели способность рекрутировать с мирового рынка труда хороших профессоров — причем в том числе по той причине, что у них уже были хорошие студенты. Есть ведь все-таки какая-то связь между хорошими профессорами и хорошими студентами…

В условиях интернационализации образования, рынков труда и науки система «4+2» — это шаг в другой тип обучения иному способу адаптации к новым условиям существования в современном мире.

Рынкам труда нужны квалифицированные специалисты разной степени подготовленности, а не только полтора землекопа, и более высокая ступень образования дает возможности стать, уж извините за выражение, глобально конкурентоспособным.

Доля трудоспособного населения падает во всех странах развитого мира, поэтому начинается конкуренция за выпускников. Только у этих выпускников нет национальности, потому что, получив качественное образование, они вольны выбрать страну пребывания и работы.

Россия пока проигрывает в борьбе за квалифицированную рабочую силу и уступает грандам в той сфере, которая называется «экспорт образования». Здесь качество образовательных программ должно дополняться преподаванием на английском языке. И не потому, что это «колониальная» практика, а по той причине, что, как латынь в Средневековье, английский — универсальный язык образования и науки.

Разумеется, хотелось бы, чтобы те пока еще немногочисленные (в долях процентов — 1-2%) россияне, обучающиеся за рубежом, непременно возвращались в Россию и применяли свои знания на благо Родины. Но для этого нужно, чтобы Родина их не просто ждала, а страстно желала увидеть.

Так происходит, например, в Китае и Казахстане. У нас же теперь все иностранное считается токсичным. И даже если, например, уже зрелый и ориентированный на карьеру человек становится победителем конкурса «Лидеры России» и в качестве награды обретает немалые финансовые ресурсы на дополнительное образование, получить его на Западе он не может — это запрещено. Национализация элиты, как и было сказано…

Избавление от Болонской системы будет способствовать дальнейшей изоляции России. Резко усилится прагматизация образования: ВПК, ТЭК, госканалы, суды и следственные органы ждут умелых, но недообразованных выпускников, чей кругозор заведомо ограничен, потому что они заранее нацелены на решение узкопрагматических задач своего трудоустройства и работы прежде всего на государство.

Если цель состоит именно в этом — тогда действительно можно решительно снять с себя наброшенный «плащ-болонью». Вполне очевидно, что одна из целей выхода из Болонской системы — сделать максимально недоступным в силу несопоставимости специалитета и бакалавриата с магистратурой западное образование для российских студентов. Это — политическая задача. Но есть сомнения, что в этом случае станет нормально развиваться наука, прежде всего фундаментальная.

О гуманитарном знании вне пропагандистских клише вообще можно будет забыть, в России останутся худшие и немотивированные специалисты, а лучшие все равно уедут. Во всяком случае, пока открыты границы.

И тогда Россия отстанет не только от стран-лидеров мирового образования. Сейчас в лучших европейских и американских вузах учатся множество детей бывшего СССР, родившихся, естественно, после его развала. Среди них попадаются россияне, но гораздо больше армян, молдаван, грузин, украинцев. В российском представлении выходцы из этих стран — это в лучшем случае строительные рабочие. В «заокеанском» — преобладающий состав студенческих групп.

Президент впервые усомнился в целесообразности сохранения разделения на бакалавриат и магистратуру применительно к вузам, готовящим учителей русского языка. Но тот факт, что бакалавров допускают к преподаванию в младших классах, а магистров в старших, плохо говорит не о системе «4+2», а о методах распределения специалистов. То есть об узкобюрократическом маразме. Но слова были произнесены вслух, и они не могли не запустить процесс борьбы с Болонской системой как с привнесенной извне западной заразой — идеологическая подкладка возникла немедленно. И риски реверсивного «развития» оказались высоки, как никогда.

Рельеф сегодняшнего рынка труда причудлив, как смятая постель. Разгладить его единым чугунным утюгом специалитета вряд ли получится. Скорее, студенты на последних курсах просто перестанут учиться, потому что им нужно работать. А отличить по формальным признакам бездельника от замотивированного или по-настоящему академически ориентированного студента станет решительно невозможным.

Разумеется, любая инновация в России имеет тенденцию к профанированию и формальной реализации. Это произошло и с системой «4+2».

Но скверное внедрение не означает органических пороков системы, хотя бы в какой-то степени адаптированной к современным рынку труда и потребностям науки. Не американским или французским, а нашим, российским.

У нас, например, согласно закону Фонд национального благосостояния создан для поддержки пенсионной системы, а раздербанивать его хотят для реализации сомнительных инвестиционных проектов. Магистратура тоже существует не для того, чтобы делить учителей на пригодных для обучения младших и старших школьников. Это вообще не о том…

«Высшее образование надо бы сделать двухступенчатым. Повышенную научную подготовку давать только тем, кто имеет (и делом сумел доказать) способности, призвание и усердие к научной работе. Таких специалистов надо готовить не валовым, а штучным методом».

Это не либерал и космополит какой-то сказал, всегда готовый к принятию на грудь влияния из-за рубежа и распродаже Родины. Это цитата из страшно популярного в годы глухого советского застоя романа «Кафедра» И. Грековой (в научном математическом мире она была известна как Елена Сергеевна Вентцель, специалист по теории вероятностей). Год издания — 1977-й. Преимущества двухуровнего высшего образования были очевидными в Советском Союзе за 22 года до принятия европейцами Болонской декларации.

Возвращение в СССР может быть ностальгической самоцелью или политической целью, но это недостаточное основание для сознательного отказа от мало-мальски возможного развития в соответствии с требованиями и потребностями современного мира.