Цивилизация
Жаль, но уже свершившийся факт: главной предновогодней темой стало крушение Ту-154 в Сочи, на борту которого окончили свою жизнь 92 наших человека. Хочется использовать именно слово «наши» — не сограждане, не россияне и не пассажиры. Все эти термины мертвее, чем люди, которые прячутся за ними в некрологах и оперативных сводках.
Информационное сопровождение авиакатастрофы строится всегда по одному сценарию. Соболезнования, траур, версии, ключевые загадки, расшифровка ящиков, отчеты, виновные, выводы, забыли и проехали.
А кроме того, за последние годы мы привыкли к тому, что несчастье лишь усиливает разобщение, подсвечивая непримиримые противоречия между социальными группами, которые делают «выводы на крови»: трагедия это или всего лишь «досадная закономерность». И дымит разлом.
В этот раз привычная картина несколько смазалась. Вероятно, виной тому несколько более сложная фабула произошедшего: разбился не военный борт с военными и не гражданский борт с гражданскими, а «что-то важное между».
И представители «фейсбучных фракций», а в широком смысле вообще все, кому нашлось что сказать на тему трагедии, вдруг вышли за рамки привычных ролей, навязанных нехитрым российским околополитическим дискурсом с вымученным делением на «своих-чужих».
Иными словами, разлом вновь произошел, но не по привычной трещине, а где-то рядом, где поверхность социального образования казалась монолитной.
Оказалось вдруг, что водораздел «свои-чужие» действительно существует, и признание этого факта приносит облегчение, и вовсе не постыдное. И проходит водораздел не через косметические различия вроде отношения к Навальному или к сирийской кампании, а через нечто более существенное и корневое. Более важное.
Через ощущение национальной общности, наверное.
Это когда ты понимаешь, что на этом самолете летели именно «свои». Кто-то работал на НТВ, кто-то играл на аккордеоне, кто-то спасал детей в Донбассе, а погибли они все вместе, и смерть привела этих людей и отношение к их трагической судьбе к общему знаменателю.
И вновь вдруг оказалось, что кто-то к общему знаменателю не приходит. Потому что для него это не трагедия, а радость. Или просто ничего, пустое место, что, наверное, еще характернее. И этих людей начали банить даже «свои» — друзья, единомышленники, закадычные френды по перепостам.
Было заметно, как эти люди зачастую сопровождают свои «отфренды» неловкими объяснениями: институт репутации, «ребята, вы перегибаете». В общем, задним числом пытаются подвести под здоровое ощущение некую логичную мотивационную базу. Другая же сторона, те-кому-не-жалко, в свою очередь, даже не поняли, в чем проблема. «С равной степенью меня поливают и патриоты, и либералы», — удивляется один из них.
А сочувствующие наблюдатели укоряют: что за охота на ведьм, не сходите с ума, не указывайте, как людям реагировать, скорбь — дело добровольное.
Конечно, добровольное. И это ведь вовсе не плохо — не грустить, когда погибают люди. На всех похоронах не нагрустишься. И даже радоваться можно, наверное, в той степени, насколько здоровый человек вообще способен радоваться чьей-то смерти.
Вот только ты не свой тогда. Чей-то чужой, не родной.
Это очень трудно принять психологически. Нервический градус российской внутренней политики с его травлей инакомыслящих как бы подразумевает, что если чужой, то надо с этим что-то делать. Писать донос, избивать в подъезде, судить, ругать. Убогий, не способный на тонкую рефлексию государственно-пропагандистский аппарат и в этот раз ощетинился чем сумел: кто написал про лишения гражданства, кто начал искать компромат на «чужих».
А зачем? Разве чужой обязательно враг? Если не друг, то непременно потенциальная угроза? Такая агрессивная реакция всегда лишь говорит о комплексе собственной уязвимости. Чужой — всего лишь не свой, то есть посторонний. Незнакомый сосед по дому. Случайный прохожий. Не член семьи, не друг, не приятель — просто никто. Человек, чья судьба тебя не волнует, с которым у тебя ничего не связано.
Не свой так не свой. Не трогай, не мешай и не жди приглашения в гости. Вежливый кивок при встрече, и не стойте так близко к моему ребенку, спасибо.
Не хочется даже думать о чувстве единства, которое покупается кровью. Не та это валюта, чтобы пускать ее в ход. Но если за последние годы в российской действительности и встречались примеры здорового, естественного и спонтанного национального единения, то приходились они вот на такие трагедии.
А таких трагедий было много — как в России, так и за рубежом. Была возможность понаблюдать как за собственным стрессовым поведением, так и за чужим. И кажется, будто бы эффект раскола переживается уже по-другому. Словно откалывается при этом что-то постороннее и ненужное, чужое, а на месте сколов проглядывает, как под долотом скульптора, что-то новое.
Хочется верить, что так, в мучительной неопределенности, рождается некое консолидирующее начало. И всем чужим — а у чиновников, объявляющих сегодня о своей монополии на любую идеологию, есть все шансы попасть в число чужаков, — это не понравится.
