Кто купался на океанском побережье, скорее всего, слышал об отбойном течении, а может, и испытал на себе. Прибой на океане мощный, он гонит огромные массы воды на берег – но куда-то же они должны деваться? Так во многих местах возникает течение, называемое по-английски rip current, а по-русски единого названия нет. По аналогии с прибоем надо бы назвать его отбойным.
Так вот вода, нахлынув на берег, устремляется обратно по каким-то своим коридорам, невидимым для неопытного купальщика. И если он оказался в таком коридоре, пусть всего по пояс или даже по колено, его собьет с ног и потащит в океан. Тут, если он не подготовлен, начинается паника: купальщик молотит руками-ногами по воде, пытается выгрести обратно, но это ему не по силам, кричит, захлебывается, идет на дно. Иногда вместе с родными и близкими, которые бросились в воду, чтобы его спасти.
Но причин для паники нет.
Течение не топит человека, а всего лишь уносит его от берега.
Если вода теплая и не кишит акулами (в такой обычно и купаются), человек может оставаться на плаву очень долго без существенного вреда для здоровья. Так что нужно экономить силы, без паники помахать рукой спасателям на берегу, если они там, конечно, есть. И еще оглядеться: против течения не выплывешь, но течение не везде. Надо плыть параллельно берегу и искать место, где тебя уже не будет тащить в океан, а может, наоборот, волнами прибоя потянет к берегу.
Все это я пишу не столько для отпускников, сколько для тех, кто с океанских берегов возвращается к родным березам и осинам, к законодательным инициативам и правоприменительным практикам, к телевизионным ток-шоу и прочему дыму отечества. Тащит, тащит нас от такого близкого и уютного европейского берега в мрачные глубины первобытного океана, и сил нет сопротивляться этому течению…
И ведь все один к одному, каждая мелочь – камушек в общей мозаике. Негосударственные телеканалы отстраняются от рекламного рынка, граждане лишаются возможности регистрироваться на зарубежных серверах, а значит, покупать билеты и бронировать гостиницы через интернет, детские дома укрупняются, волонтерство регламентируется законом, сбор милостыни запрещается, равно как и курение в общественных местах, а мелкий бизнес додавливается налогами. Что общего у этих процессов?
Черчилль в свое время сформулировал это так, применительно еще к советским реалиям: «Запрещено все, что не разрешено, но что разрешено, то уж обязательно». Государство стремится регламентировать все стороны человеческой жизни, поставить их под свой контроль. И в этом отношении закрытие мелких детских домов семейного типа ради крупных фабрик-инкубаторов для сирот – мера не менее важная, чем реальный тюремный срок за участие в несанкционированном митинге.
Человек не должен смотреть в глаза другому человеку, не должен обмениваться с ним рукопожатием, не должен ему несанкционированно помогать.
Он, даже если это крохотный малыш, должен стоять в очереди к Государственному Окошку со своими просьбами, а там уж Государство решит, что ему дать, что у него отнять, что ему пообещать и чем пригрозить.
Не нужен никакой средний класс, нужны зависимые бюджетники; не нужны журналисты, а только агитаторы и пропагандисты, не нужна интеллигенция, а только нанятые спецы по конкретным проектам. Даже йогой, оказывается, заниматься вредно, а надо вместо этого танцевать лезгинку, сообщает министр культуры. Звучит абсурдно? Вовсе нет, если посмотреть, кто ходит на йогу, а кто на лезгинку и какая категория граждан оказывается удобной для власти и «социально близкой».
Тащит, тащит на глубину. Хочется вопить изо всех сил, молотить руками и ногами…
Не надо. Дышим ровно. Оглядываемся вокруг: нет ли спасателей на желанном европейском берегу? Наблюдателей полно, спасателей не видно. Значит, без паники думаем, как выбраться из отбойного течения самостоятельно.
А ведь известно как: плыть не против течения, это бесполезно, а поперек и искать спокойную воду. Кто-то, наверное, поймет этот совет как призыв «валить отсюда», но я не о том. Выбор места жительства вообще-то зависит от огромного количества самых разных факторов, и общих рецептов тут просто не бывает.
Но для тех, кто так или иначе остается в пространстве России (ведь даже самые дальние эмигранты покидают его не до конца), крайне важно, на мой взгляд, искать сейчас способы держаться на плаву без паники, вместе со своими близкими, и находить такие места, где возвращение к берегу все-таки возможно.
Это прежде всего сфера частного, личного, домашнего. Здесь даже самые ретивые законодатели обречены отставать на два-три шага от граждан, которых они пытаются регулировать. Но дело не только в том, что на кухнях, как в брежневские времена, можно уютно общаться на тему «я от дедушки ушел». Вся эта огромная, неповоротливая система с неуклонно растущими потребностями и никудышной обратной связью однажды подойдет к своему пределу, хотя никто не знает, когда и каким именно образом.
И крайне важно другое: а что будет потом? Толпа растерянных одиночек, как в ранние девяностые, когда каждый выживал сам по себе? Или в обществе успеют окрепнуть горизонтальные связи до некоего порогового уровня, за которым люди хотят и могут договариваться сами и помогать друг другу без государственных предписаний?
Шарахания от хаоса к диктатуре и обратно, столь обычные для российской истории, – результат прежде всего отсутствия этих самых горизонтальных связей.
И сейчас вопрос не в том, какой будет следующая власть и кто окажется очередным непогрешимым вождем, а в том, сможем ли мы в принципе жить без такого вождя.
А ведь если разобраться, в девяностые у нас тоже был мощный прилив, тоже была черно-белая официальная картина мира, в которой на все вопросы предлагалось единственное верное решение «да-да-нет-да» в одном флаконе. И нынешняя державнодуховность – своего рода отливное течение девяностых. Ветер, он на океанском побережье меняется то и дело.
Мы, скорее всего, застанем на своем веку очередную перемену ветра, и снова придется сопротивляться отбойному течению, несущему на новые какие-то глубины, – да не в том ли и состоит общественная роль среднего класса, или интеллигенции, или как хотите еще назовите образованных и самодостаточных людей? Чтобы не шарахаться по воле волн и ветра из стороны в сторону, а стоять по возможности на своих ногах.
Этот совет звучит, конечно, абстрактно. Но если перечислять конкретику, выйдет долго, назидательно и занудно. Европейский берег, на мой взгляд, начинается не с деклараций министров и не с постановлений парламента, а с того, что водители на переходах пропускают пешеходов, соседи здороваются друг с другом в лифте и окурки выбрасывают в урны, а не под ноги дворникам.
Но даже и не в этих мелочах дело. Европа на самом деле начинается с осознания сложности бытия. Не бывает простых и единых ответов на сложные вопросы, зато бывают дискуссии, приводящие к компромиссам. Все это закладывается в детстве, и в брежневские времена, которые все чаще приходится теперь вспоминать, хорошие школьные учителя по гуманитарным предметам старались объяснить и показать это детям, невзирая на единые учебники и пропагандистскую трескотню. Тем проще делать это теперь, в эпоху интернета и новых средств коммуникации. И уж совершенно точно никто не помешает создавать такую среду у себя дома.
Берегите себя и близких. Не паникуйте, дышите ровно. Ищите, где можно выбраться на берег: вы нужны нашей стране живыми и мыслящими. Все остальное – обстоятельства.