Я, несваливший

Есть одна тема, которая преследует меня почти всю мою взрослую жизнь. Это разговоры про «валить из этой страны». Так начали говорить ближе к концу перестройки, когда я был студентом и молодым отцом: как, заводить в этой стране детей? Вы что, не видите, что в ней никогда ничего… надо уезжать!

Уезжать не хотелось, было непонятно, куда и зачем. А главное, было очень интересно жить именно в СССР, с которым стремительно происходили прежде невозможные вещи. А уж когда он развалился, стало совсем интересно… Я был уверен, что жить сытно, как на Западе, мы не будем никогда, но зато будем жить свободно — а раз так, зачем уезжать в непонятное? Как показала практика, ошибся я и в том, и в другом.

Впервые за границей я оказался осенью 1992-го года, в Нидерландах, и сразу на целый учебный год. Европа ошеломляла и восхищала… но совершенно не притягивала. Возможно, будь это бесконечно дорогая мне Италия или славная традициями Англия, я бы влюбился в эту страну и захотел остаться. Но Амстердам был просто Другим — ошарашивающим, непонятным, заведенным раз и навсегда часовым механизмом, который показывал чужое время. Не хватало не только близких людей, но и заснеженных московских бульваров, бородинского хлеба, неуютной и неустроенной, но такой интересной нашей жизни… Интернет тогда был диковинной игрушкой, телефонные звонки съедали немалую часть студенческой стипендии, а билеты домой стоили таких денег, что вопрос о новогодних каникулах дома даже не стоял.

И еще в одном я тогда ошибался. Местные нас любили взахлеб, заслышав слово «Рюсланд» или «Раша», незнакомые люди звали к себе на обед, а знакомые дарили чуть поношенную теплую одежду, ведь невозможно было им смотреть, в чем мы тогда ходили.

Каждый говорил, что теперь мы наконец-то братья, Запад и Россия, и это будет теперь только так. И я в это верил.

Для одного из моих соучеников та поездка стала репетицией эмиграции, но для меня не было ни одной минуты, когда бы я хотел там остаться. Да и потом, уже в разгар девяностых, когда люди вокруг получали стипендии, уезжали кто по еврейской, кто по еще какой «линии», и было это удивительно легко и просто. Нам, конечно, не хотелось бросать все и тащить в неизвестность двух наших маленьких девочек. Но, главное, в России было так увлекательно жить, что не хотелось разменивать эту немыслимую прежде свободу самореализации на стабильный эмигрантский паек.

А потом пришли двухтысячные, Москва становилась все более европейской, жизнь — все более спокойной, границы — все более прозрачными, и разумную причину для эмиграции уже трудно было сыскать.

Да и кое-кто из уехавших друзей вернулся в родные места. Это была уже не столько эмиграция, сколько перемещения по миру, билет в два конца с открытой датой.

Все резко изменилось пять лет назад. Скажу одно: выходя на улицы родного города, я порой чувствовал себя героем фильма «Кабаре». Все вроде бы на своих местах и в порядке, но грядет что-то страшное… Только возраст уже был не тот, чтобы поступать в заграничную аспирантуру, а начинать с нуля в посудомойке не хотелось. Да и как бросишь все и всех? Как оторвешь младшего сына от прекрасной учебы на родном языке? А старшие девочки уже и не дети — как расстаться с ними?

Мы тогда остались, остаемся по сию пору, рассматривая возможность не столько эмиграции, сколько эвакуации, если это потребуется. Тут главное — не пропустить момент, пока это еще возможно.

А если мне кто и кидает реплику «не нравится — вали отсюда», то почему бы такому человеку самому не свалить, к примеру, в Северную Корею?

Жалею ли я, что мы не уехали на Запад тогда, когда это было довольно просто, когда можно было выстроить там карьеру? Стараюсь просто не думать об этом. Это была бы какая-то совсем другая история жизни. Понравилась бы она мне больше или меньше нынешней — судить невозможно. Можно только догадываться, что приобрел бы я в эмиграции, но точно знаю, что бы потерял — прежде всего, тех людей, которых я встретил и с кем прожил рядом все эти годы.

К чему я это все говорю? Новости последних месяцев — особенно «Московское дело» и закон об иностранных агентах — наводят на мысль, что государство выталкивает в эмиграцию политически активных граждан, особенно молодых. Молодым не так много придется оставить здесь, они куда больше нас могут приобрести на Западе. Зачем это власти? Понятно, что в ближайшей перспективе их отъезд принесет некоторую стабильность и повысит рейтинг власти, а в дальней… Список людей, которые родились здесь, а пригодились там, будет расти и дальше. И на каком-то новом витке истории Россия оставшаяся снова будет догонять и призывать Россию уехавшую, открывать мемориальные доски на домах, где родились нобелевские лауреаты с нашими именами, но уже не нашими паспортами.

Уедут, конечно, не все. Точно останутся те, кто согласен гордиться славным прошлым и мириться с серым настоящим, а о будущем не задумываться. Ну, и те, кому вообще все равно. Но мне отчего-то кажется, что нобелевских лауреатов или олимпийских чемпионов из их числа выйдет немного. А значит, Россия будет все больше и больше отставать от Запада.

Впрочем, с властью все понятно. А вот с нынешними молодыми — что выберут они?

Естественно, каждый делает свой выбор для себя, и у разных людей он неодинаков. Но я вижу, что выбор перед теми, кому от двадцати до тридцати лет, стоит сейчас совсем другой, чем тот, что стоял перед нами.

Слишком изменился мир, а особенно — Россия. И я имею в виду далеко не только внутреннюю политику в нашей стране. Границы становятся все более прозрачными, особенно благодаря интернету, и вряд ли кому-то удастся это радикально изменить. Слово «эмигрант» сменилось понятием «экспат» — человек, временно проживающий в другой стране. Сейчас вот так, а что будет через год или два — увидим…

Но дело даже не в этом. Четверть века назад мы думали о том, как устроить собственную судьбу. Нынешние неравнодушные — а таких и выталкивают наружу — думают о том, как обустроить Россию, и тот же интернет делает из никому не известного юнца публичного политика за пару месяцев… Впрочем, в случае с Егором Жуковым еще больше постарались следствие и суд. Я уверен, что эти ребята совершат свои ошибки, может быть, дорогостоящие, и потом мы опять будем гадать об альтернативах: а как бы оно сложилось, если… Да неизвестно. Никогда это не известно.

Но я вижу, что им не все равно, что будет с Россией. По-моему, именно это и называется патриотизм.