Цивилизация
Новый год — важнейший и едва ли не единственный всеобщий праздник не только для нынешней России. Календарные празднества, связанные со сменой года, играли важнейшую роль всегда. По сути, как только у человечества появляются письменность и календарь, оно начинает оставлять рассказы о том, как правильно встречать новый год, какие обряды проводить, какие блюда готовить и какие зрелища созерцать.
Возьмем, к примеру, древний Рим. Там был (как раз примерно в это время года) праздник Сатурналий, на котором все шло шиворот навыворот. Например, рабы менялись местами с хозяевами, получали от них подарки и символические услуги — ну точь в точь как мы сегодня на корпоративных вечеринках. Праздники затем проходили, надо было возвращаться к повседневному труду… ну прямо как нам сегодня. Но оставалось чувство, что рабом быть по сути не так уж и плохо, а хозяином — не так уж и радостно. Пожалуй, каждый день так напиваться — никакой печени не хватит… да и репутации тоже. Так что ну ее, эту свободу, пойдем еще потрудимся, заодно обновим сатурнальские подарки.
Новогодние празднества, по сути, посвящены пересозданию мира. Вот вы, к примеру, не замечали, что мир вокруг нас неумолимо портится? Люди стареют, экология ухудшается, молодежь дерзит — мы не такими были. Все катится в тартарары, повторяем мы с натужной серьезностью, и сами чувствуем, как нелепо это звучит…
И вот приходит он, Новый год, со своим тазиком салата оливье, с неожиданными подарками, со сменой ролей, с плясками вокруг елки, с шутовством и пьянством, и оказывается, что наличный мир смешон, но в целом вполне выносим и даже приятен. И мы поздравляем друг друга с Новым годом, с новым счастьем, мечтая, в сущности, о том, чтобы все оставалось по-старому. Но только не испорченным, как сейчас, а настоящим.
Новогодние символы и обряды очень консервативны… но только на первый взгляд. Взять хоть новогоднюю елку: до Петра у нас ее не было вообще, потом она стала рождественской и отчетливо воспринималась как иноземное заимствование, вроде нынешнего Санта-Клауса с кока-колой в руках. В годы Первой мировой от елок даже призывали отказаться как от символа господства немецкой культуры. Большевики и отказались, а потом, в тридцатые, вернули елку под кремлевской звездой, привязав ее вместо Рождества к Новому году. А нам кажется, что так было всегда…
Православные сербы, к примеру, никаких елок не ставят, у них символика своя. В рождественский сочельник они разводят во дворе церкви огромный костер, «бадняк», в который каждый мужчина подбрасывает свое дубовое полено, а то и целое бревно — в идеале, срубленное накануне своими руками.
Но все эти символы чем-то неумолимо похожи. Они говорят о времени, которое неумолимо уничтожает все в этом мире, будь то осыпавшаяся хвоя или горящие поленья.
И о том, как радостно бывает отметить праздник вокруг очередного мирового древа, как называют это специалисты по мифологии, или вокруг костра, в котором сгорят все горести прошлого года и родится новое солнце.
Мы выросли не только под елочкой — мы выросли перед телевизором, по которому показывают «Иронию судьбы». И выросли мы перед ним, строгая новогоднее оливье.
Почему, почему, казалось бы, такое непритязательное блюдо стало символом новогоднего празднества? Просто потому, что ничего другого было в СССР не достать? Но это не так: уж какая-никакая колбаска на новогоднем столе была всегда. Почему царем новогоднего стола эта странная смесь мелко нарезанных вполне обыденных продуктов под банальным майонезом? Именно потому, что они банальны и обычны, как елка из леса или дубовое бревно. Универсальны, понятны и в то же время необходимы.
На римских Сатурналиях тоже ели особую кашу, сваренную из остатков всех зерновых и бобовых культур, какие только могли найти. Это же символ нашей жизни: они соединяет в себе столько всего разного, но если правильно смешать продукты, правильно их нарезать, сдобрить приправой, хаос становится управляемым, а значит, нестрашным. И даже вкусным.
Строгая оливье, мы убегаем от бессмысленности и скудости жизни в настоящий праздник, где все это выглядит изобилием и пресыщением. Мы переучреждаем мир.
Так ведь и знаменитая «Ирония судьбы» — ровно про то же самое! Маленький человек обречен на свою Третью улицу строителей, на ежегодное пьянство с друзьями в бане, на брак с нелюбимой девушкой, которую ему подобрала мама. И вдруг в его жизнь врывается нелепый хаос, выдергивает его из гнездышка, бросает в другое, дает вдоволь поглумиться над чужим старым счастьем («какая гадость эта ваша заливная рыба!»), повоевать с чрезмерно правильным соперником за его невесту и… бросает в уютную коечку на той же самое Третьей улице строителей. Но уже с новым годом, с новым счастьем. В аккурат после Сатурналий.
Бороться с этим бессмысленно, осуждать неправильность Жени или Нади, вульгарность оливье под майонезом — глупо. Они нужны нам неправильными и одновременно счастливыми, вульгарными и одновременно желанными. Новый год — он весь именно про это. Обыденные ингредиенты мелко нарезались, тщательно перемешались, облились майонезом шутовства — и блюдо оказалось очень даже вкусным. Мир воссоздан, он оказался немного смешным и ни капли не страшным. Жизнь продолжается как прежде… вернее, как должна была продолжаться прежде, когда-то еще до того, как все у нас сломалось. Ничего, теперь починится
С Новым годом, друзья, с новым миром! То есть с новым счастьем. То есть со старым, возрожденным, счастливым миром… Ну все это ведь практически одно и то же!
