Верите ли вы в Бога?

Перед Рождеством СМИ переполнены церковными новостями, и теперь даже не о постном-праздничном меню (вдруг кто-то еще не выучил), и уж конечно не о родившемся Христе. Главная тема – разрыв между Московским и Константинопольским патриархатами по поводу Киева.

И вот с одной стороны говорят, что нечестивая попытка создать новую «поместную церковь» (в кавычках) разрушает единство наших народов, а с другой – что долгожданное рождение новой церкви (без кавычек) поможет Украине войти в семью европейских народов. Я бы спросил тех и других: а в Бога вы верите? (без кавычек).

Нет, не надо зачитывать «символ веры», я и сам его помню наизусть. Вы верите в Живого Бога, настоящего, не из книжек, который может видеть все по-своему, желать чего-то совсем другого, чем значится в ваших текущих планах? Что Его легко приспособили к идеологемам, я вижу. Но верите ли вы в Него? Еще точнее: доверяете ли? Готовы ли принять Его замысел, если он отличается от вашей собственной повестки дня?

Одна из недавних новостей: украинская Верховная рада заставляет переименоваться ту Украинскую православную церковь, которая осталась с Москвой. Казалось бы, почему не оставить украинским гражданам, живущим на территории Украины, право называть свою церковь украинской? Но кому-то кажется, что их отношения с Богом нельзя пускать на самотек… давайте переименуем их церковь в «московскую», чтобы все видели этот правильный ярлык.

Массовые репрессии обычно начинаются ровно с того, что государство называет некоторую группу людей «правильным» термином с отчетливым запахом опасности и вражды.

А уж затем грядут меры по «временной изоляции» – не всегда, но достаточно часто, увы. Ведь без «правильного называния» просто невозможно объяснить, почему надо посадить за колючую проволоку и строго охранять всех крестьян-буров (во время Англо-бурской войны), или всех этнических японцев (в США во время Второй мировой), а уж как широко применялся этот метод в СССР, излишне и говорить.

От «правильного названия» до колючей проволоки – огромная дистанция, ее проходят не все и не всегда. Но такое название, навязанное государством и пахнущее враждой – обязательный первый шаг. И говоря об украинских новостях, я помню, что и у нас в России давно есть термин из той же серии – «иностранный агент». Особенно ярко смотрится, когда этот ярлык наклеивается, к примеру, на саратовское общество больных диабетом… Что же до религиозной жизни – организацию «свидетелей Иеговы» (организация запрещена в России) признали экстремистской и людей сажают за решетку по одному факту их принадлежности к этой организации. У нас, к сожалению, те же симптомы проявились раньше и ярче, чем у соседей.

Ну хорошо, общество больных диабетом или экзотическая иностранная религиозная группа – что должно тут беспокоить российских православных? Попробую объяснить, чем это грозит моей стране и моей церкви, в которую я пришел больше тридцати лет назад – а с Украиной пусть разбираются ее собственные граждане.

Если кратко, я вижу огромную опасность в том, что официальное российское православие может поставить на первое место не Христа, а призрак империи.

Даже после патриотической мобилизации 2014-го года (не путать с 1914-м!) оставалось ощущение, что мы не уходим в изоляцию, что Россия становится стержнем некоего «консервативного интернационала», и, к примеру, встреча Московского патриарха с Римским папой в начале 2016 года была важнейшим шагом на этом пути.

Но какой возможен союз с иными христианскими конфессиями, если сегодня мы отмечаем разрыв с единоверцами в Константинополе? Нет у нас никаких различий ни в догматике, ни в обрядах, ни в чем из того, что относится собственно к вопросам веры – речь идет исключительно о властных полномочиях и о дележе территорий. Впрочем, примерно на той же почве когда-то в XI веке разошлись и православные с католиками, а потом были найдены или изобретены и различия в обрядах и догматике… Сначала ведь тот разрыв тоже казался временной размолвкой, а теперь уже разбитое не склеишь.

И что остается делать, когда утрачено всемирное единство православных по вере, когда немыслимым становится союз с христианами других конфессий? Когда у общества возникает все больше вопросов по сути, а ответом на них становится пресловутое «оскорбление чувств верующих»? Только сливаться с государством до степени полного неразличения, тем более что в истории православия такое происходило не раз. Но государство, которое казалось спасательным кругом в волнах житейского моря, обычно оказывалось камнем, привязанным к ногам. Последний пример – большевистский переворот, после которого простые русские мужики православного вероисповедания внезапно оказались революционными солдатами и матросами и отправились громить церкви.

Повтора тех событий ожидать, думаю, не стоит уже просто потому, что в обществе куда меньше агрессии, чем было тогда. Но мы видим, как много людей отворачивается сегодня от церкви, обычно по-тихому, без громких деклараций. И подозреваю, что скандальный разрыв с Константинополем только усилит недоумение и разочарование. Конечно, у нас по-прежнему остается много прекрасных верующих людей, много храмов, где не думают ни о чем подобном, а стараются тихо и спокойно оставаться с Богом и друг с другом. Но таким людям и самим все сложнее выдержать напор административного восторга, уклониться от государственных объятий.

В девяностые, я это время отлично помню, полуразрушенные храмы заполнялись толпами, которые жаждали услышать Слово. Сегодня мы видим торжественные мероприятия в роскошных храмах, куда привозят по разнарядке чиновников и бюджетников, собирают солдат… Нет, все-таки это вера не в Бога – скорее в государство и его репрессивный аппарат.

А на большом экране… Монастырский хор выступает в праздничном концерте ко дню работников органов госбезопасности, а Новосибирский митрополит называет духовное пространство «сферой профессиональных интересов» этих самых сотрудников – это ведь не случайные события или оговорки.

Это прежде всего горячее желание обезопасить сферу духовного от всяких вражеских поползновений… но Евангелие не обещает безопасности тем, кто по нему живет. Оно обещает встречу с Богом.

На улицах городов и в наших домах ставят в эти дни рождественские вертепы – макеты того самого хлева, в котором родился Христос. В мире царя Ирода, в мире иерусалимского храма с его размеренным культом, в мире фарисейской учености и римской политики для Него тоже не нашлось подходящего места. Он, Царь Вселенной, лежит, нищий и нагой, в случайном месте, где нет ни безопасности, ни почета, ни уверенности в завтрашнем дне. Но зато есть Бог, и этого достаточно.

Вот о чем оно, Рождество.