Цивилизация
«Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три… Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей... Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом — буквально ничего», – писал Василий Розанов о Февральской революции 1917 года. Потом со страной-наследницей Империи приключилось примерно то же самое в августе 1991-го, во всяком случае, приводили тогда такую аналогию. Уроки этих двух «линек», как мы можем нынче наблюдать, во многом, хотя еще не во всем, усвоены нынешним правящим классом – с тем, чтобы нечто подобное не случилось, по сказочно-былинной русской традиции, в третий раз. Итак, какие же они?
В школьных учебниках в советское время, да и сейчас пишут, что революция (Февраль и Октябрь теперь нас призывают считать единой революцией) в России назрела, страна была истерзана нерешенными противоречиями (земельный вопрос, национальный и пр.), обостренными войной, царский режим прогнил, и восставшие ото сна народные массы своими руками принялись вершить историю. Так и теперь – чуть где полыхнет «цветная революция», как следуют комментарии: мол, режим прогнил, и посему без революции никак. Ну вот вам и 1-й урок: не надо попусту будить народные массы, чтобы они начали «вершить историю» на улицах.
На самом деле Февральская революция была едва ли не полностью рукотворным явлением, результатом действий сразу нескольких сил, нацеленных не столько на решение российских проблем, сколько на свержение монархии и захват власти и околовластных ресурсов.
И силы эти подпитывались не только деньгами российских промышленников, германского Генштаба, но и британскими и американскими. Мало кто, например, знает, что Лев Троцкий, один из творцов уже «октябрьского переворота», арестованный было канадскими властями (по сути – британскими тогда), был освобожден по просьбе американцев и отправился «делать революцию». Чем вам не «иностранный агент» по нынешним меркам? А второй такой агент подъедет в апреле в опломбированном вагоне из Германии. Отсюда урок номер 2: надо заранее бить на взлете потенциальных «вождей», особенно прилетающих из-за границы.
Война, конечно, внесла некоторые неудобства в жизнь русских обывателей. Однако ее влияние чувствовалось в России гораздо меньше, чем в других воюющих державах. Если в Германии был тотальный дефицит и карточная система чуть ли не на все, то в России карточки ввели в некоторых губерниях лишь в 1916 году – и только на сахар, поскольку польские заводы, его производящие, оказались под оккупацией. В Германии было мобилизовано более 80% мужчин призывного возраста, в России – менее 40%. В России практически не было никаких крестьянских волнений, в отличие от ситуации 1905-1907 годов. Положение не только с продовольствием, но и с экономикой в целом было лучше, чем в Германии, Австро-Венгрии и во Франции и Англии. 7-миллионная армия была самой многочисленной, мощной и вполне боеспособной, она не испытывала перебоев с поставками, случавшимися в первые месяцы войны.
Если бы не Февральская революция, Россия в составе Антанты одержала бы победу уже в 1917 году.
После чего, по версии многих историков и мемуаристов, Николай собирался «переучредить» монархию, сделав ее окончательно конституционной, каковой процесс начался еще с Манифеста 17 октября 1905 года. Трон должен был получить царевич Алексей после достижения совершеннолетия.
Однако его толкнули под руку. Решающую роль в крушении империи сыграли разброд и, по сути, заговор в элитах. Отсюда урок 3-й: элиты должны быть «суверенными».
Фронда была разномастной – и правые либералы из Думы, и промышленники, и многочисленные левые силы, и даже часть самого императорского дома во главе с великим князем Николаем Николаевичем-мл. Немцы делали ставку на левых, англичане и американцы – на правых. Урок 4-й: в кризисные моменты иностранное вмешательство будет всегда, поэтому надо не доводить до кризисов, а решать проблемы на упреждение (сложно сказать, в какой мере этот урок усвоен).
Все февральские события в Петрограде, приведшие к падению монархии, были спровоцированы от начала и до конца.
Потом, по аналогии, в 1990-х будут говорить, что и тотальный дефицит в СССР был спровоцирован, хотя это не так. Столица оказалась переполнена призывниками, отнюдь не горевшими желанием идти на фронт. Вопреки приказу Николая, набранных из неблагонадежных фабричных рабочих вместо крестьян. Верные царю войска не были вовремя стянуты в город – в результате саботажа армейского руководства. Гвардия была на фронте, аналогов ОМОНа и Росгвардии в распоряжении царя не было. Вот и 5-й усвоенный элитами урок: силовиков мало не бывает, мало ли что.
Для охраны правопорядка в Петрограде требовалось примерно 60 тысяч верных правительственных сил (в годы революции 1905-1907 годов именно такие силы обеспечили почти полное спокойствие в столице). Но в феврале 1917-го все полицейские силы вместе с учебками запасных батальонов и казаками составляли всего 12 тысяч, из них верными оказались лишь 3,5 тысячи. Не было принято никаких мер по защите, как сейчас бы сказали, стратегических объектов, включая вокзалы, почту и телеграф. Хозяева некоторых заводов и фабрик сами толкали в эти дни рабочих на забастовки, оплачивая их. Более того, в течение минимум двух лет до 1917 года забастовочное движение щедро финансировалось из неизвестных (!) источников.
Сейчас, ясен пень, подобные «Яндекс-кошельки» и их аналоги прикроют мгновенно. В том числе потому, что в России уже БЫЛ опыт финансирования подрывной деятельности – из-за рубежа в том числе. Это урок номер 6.
Сам Николай зачем-то послушался весьма странных советов начальника Ставки генерала Алексеева срочно покинуть Петроград и прибыть в Ставку в Могилев («хлебные беспорядки» начались в Петрограде ровно на следующий день после его отъезда). Алексеев же затем сыграет немаловажную роль в подготовке отречения императора. Уже на пути из Могилева в Царское село, к семье, к детям, болевшим корью. Семья в тот момент оказалась для Николая важнее Империи. По некоторой версии (например, Солженицына), царь проявил нерешительность при подавлении беспорядков, поскольку над ним довлел комплекс вины за «кровавое воскресенье» января 1905 года. Еще в 1915 году, когда в городе вспыхнули антинемецкие погромы, он отдал приказ ни в коем случае не применять оружие против погромщиков. Мол, нельзя стрелять в народ. А вот советские власти без колебаний расстреляли волнения в Новочеркасске в 1962 году, не говоря о многочисленных более ранних случаях. Урок 7-й: слабость власти в критические моменты в России чревата…
Приказ Николая оставался в силе и в 1917-м. Оружие верные царю войска толком не применяли. Во время Февральской революции в городе погибли всего несколько сотен человек, в том числе в результате разбоев, убийств и грабежей, совершаемых «революционерами», а также хаотичных стычек с правительственными войсками.
В феврале 1917-го в Петрограде не случилось «площади Таньаньмэнь», зато страна слиняла за три дня. Последующие правители по этой части никаких комплексов испытывать не будут. Последуют десятилетия репрессий и жесткого подавления не то что бунтов, но и инакомыслия. Ведь в годы Первой мировой – даже представить сейчас невозможно – в России практически отсутствовала цензура в позднем, советском понимании этого термина.
Хотя формально военная цензура была, но фронду, разлившуюся в среде интеллигенции, она толком не фильтровала. В годы войны в России не была закрыта ни одна открыто поносившая режим газета! Ни один легальный оппозиционер не был арестован, ибо царь не считал возможным арестовывать тех, кто занимался легальной политикой. Это, как вы поняли, урок 8-й.
Эта интеллигентская фронда, которая десятилетие за десятилетием почти безнаказанно порождала критиков режима и последовательных борцов с ним, затем сыграет роковую роль в том, что «республиканские» и антимонархические настроения не позволили монархии защищать ни себя, ни Империю, связав по рукам и ногам. В таком виде страна и была сдана на милость гопников-большевиков через полгода.
Которые весьма специфически отблагодарят тех, кто долгие годы идейно готовил их приход к власти салонным балабольством о справедливости и свободе, как сказали бы сейчас, «глубинного народа». Мало кто выживет, если вовремя не сбежит. Николаевская Россия не смогла противопоставить всему этому идейному разброду даже в годы войны сколь-либо внятной государственной пропаганды. Правые и монархически газеты и, как сейчас бы сказали, НКО не получали от государя-императора, по сути, никакой материальной поддержки. Урок 9-й: лоялистов надо щедро кормить.
Как напишет потом Солженицын, «не сама по себе война определила революцию… Все назревание революции было не в военных, не в экономических затруднениях как таковых, но – в интеллигентском ожесточении многих десятилетий, никогда не пересиленном властью. Очевидно, у власти было два пути, совершенно исключавших революцию. Или – подавление, сколько-нибудь последовательное и жестокое (как мы его теперь узнали), – на это царская власть была не способна прежде всего морально… Или – деятельное, неутомимое реформирование всего устаревшего и не соответственного. На это власть тоже была не способна – по дремоте, по неосознанию, по боязни. И она потекла средним, самым губительным путем: при крайнем ненавистном ожесточении общества – и не давить, и не разрешать, но лежать поперек косным препятствием».
Это косное препятствие и смели – легко и непринужденно. Зато Ленин потом точно выведет формулу – насчет «интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно». В письме, заметим, писателю Максиму Горькому. Урок 10-й, очень важный: реформы надо проводить вовремя, не отдавая деструктивную инициативу «говну нации». В какой мере он усвоен?
Отрекся Николай 2 марта. Этот политический транзит не был нисколько ни продуман, ни тем более подготовлен заранее. Некоторые историки подозревают, что это было не отречением, а отрешением под нажимом генералов и думской фронды. Урок 11-й: политический транзит надо тщательно готовить, чтобы потом не было мучительно больно оттого, что власть передать уже некому. Только сдать.
Николай даже не спрашивал Михаила, готов ли тот взять трон. А тот, в свою очередь, отрекся вообще неизвестно в пользу кого и чего (формально в пользу Учредительного собрания, как подсказали ему его высоколобые юристы-советники, каковое во время войны заведомо не могло быть созвано), поскольку на тот момент в Петрограде уже было двоевластие в лице Временного правительства и Петроградского совета. Нет, как говорится, такой транзит нам не нужен. Николай же ограничился в то время лишь коротким твитом: «Кругом измена, и трусость, и обман».
Урок 12-й: пределы недоверия собственному окружению не должны доходить до того, чтобы вокруг не осталось ни одного преданного, но при этом компетентного человека, а не лизоблюда.
Аккаунтов в соцсетях у Николая не было, обратиться к нации ни по радио, ни по телевидению он тоже не мог. Однако последующие правители усвоили (и это урок 13-й) четко: надо, желательно жестче, контролировать прессу-телеграф-телефон-ТВ-интернет. А также столицу, где по русской традиции и вершится история. Силы правопорядка ни в коем случае не должны проявлять слабость, иначе «мирная демонстрация» якобы голодных женщин, которые якобы не могут купить хлеба в Петрограде (будет им потом настоящий хлебный голод, но пикнуть уже будет нельзя), тут же перерастет в погромы, грабежи, убийства – как, собственно, и произошло. И развал страны. ГКЧП в августе 1991 года этот урок (14-й), правда, не усвоил. Ну и хорошо.
Между тем, как писал известный историк той поры Сергей Мельгунов, увлекавшийся сначала кадетскими, а затем социалистическими идеями, «успех революции, как показал весь исторический опыт, всегда зависит не столько от силы взрыва, сколько от слабости сопротивления». И это, пожалуй, главный (15-й) урок Февральской революции, хорошо поначалу усвоенный теми, кто в результате пришел к власти, но потерял ее спустя 75 лет. Потерял во многом потому, что по причине старческого и идейно-политического маразма, косности мышления и отрыва от реальности этот урок забыл. Но у нас-то сейчас помнят…
