Случившееся в «Крокусе» тут же извлекло из памяти то, что казалось забытым и похороненным где-то очень глубоко. Зал, стрельба, бегущие люди, врачи, вереницы скорых — мы уж думали, что никогда такое не случится снова. Казалось, эти переживания уже много раз пролечены, но как только появились первые новости, эта рана заболела снова, словно и не было последних десяти с лишним лет. И снова — по живому. Невозможно тут привыкнуть.
Все, что происходит, вызывает одно нестерпимое желание — защитить своего детеныша. Это первобытно-звериное, подсознательное. Инстинкт прайда. Вы заметили, сколько сообщений было с призывами обнять близких, побыть дома? И, на мой взгляд, еще очень важно поговорить дома с детьми о том, что случилось. Не отмалчиваться, не уходить от разговора, не обесценивать произошедшее.
Чтобы говорить об этом с детьми, надо иметь силы и смелость. Потому что это очень сложный разговор.
Конечно, если дети маленькие, то совершенно не обязательно подробно рассказывать им, что случилось. Но и делать вид, что все отлично, если вы на нервах, тоже не стоит. Любой психолог вам скажет, что нервозность мамы передается ребенку.
Нынешние школьники выросли в достаточно тепличных условиях: мы так старались сделать их жизнь безопасной, что подстелили соломку просто всюду, где они могли бы упасть. Многие даже не знают, что сказка «Русалочка» заканчивается смертью Русалочки, а не хэппи-эндом, как в мультике, многочисленных театральных постановках и адаптированных книжках.
И тут теракт. И на этот мир розовых единорогов валится жесточайший цифровой контент. И они все смотрят это жуткое видео. И потом другое, и еще одно. И начинают понимать, что это — не кино, не реалити-шоу, не пранк и не постановка. А все так было на самом деле.
Это чудовищное осознание того, что мир — небезопасен.
Я неоднократно сталкивалась с позицией мам, когда они говорили: я не могу обсуждать трагедии с ребенком; не надо лишний раз про это говорить. Так было, например, с погибшими детьми в Кемерове в ТЦ «Зимняя вишня». Или, например, одна мама написала жалобу, что учительница на классном часе рассказала про трагедию в Беслане. Как так? Почему не согласовали это с мамой? Ведь это в итоге расстроило ребенка.
Но попытка не замечать слона, когда он стоит у вас в комнате, — очень странная политика поведения.
Если не говорить, то что? Школьники не будет знать? Не будут интересоваться? У нас что — до сих пор дисковый телефон? В цифровом мире другие законы: тут нельзя сказать «не смотри» или выключить компьютер.
Многие психологи говорят, что у нынешнего поколения школьников плохо с эмпатией, с переживанием чужого горя и с пониманием его. Зато очень хорошо с границами и фразой: это меня не касается. Происходит это потому, что вокруг очень много информации. Все проносится мимо со скоростью скроллинга новостной ленты. Размыты ориентиры. Событие живет даже не сутки, а всего 15 секунд, пока длится ролик в соцсети.
Трагедия «Крокуса» вернула нас к базовым настройкам. Тысячи людей пошли сдавать кровь. Помогать. Несли цветы и игрушки к месту трагедии. Люди по всему миру откликнулись на случившееся и выразили поддержку. Если вы не хотите говорить дома о гибели людей, говорите о помощи. О том, как люди принимают чужую боль.
Эмпатии, состраданию и поддержке тоже надо учить. И сегодня этому есть масса примеров.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.