Цивилизация
Российско-турецкий диалог снова подтверждает реноме сложного, нелинейного, с нередкими скачками от проблем и даже кризисов до неожиданных прорывов.
В данном случае речь идет о переносе одного из самых ожидаемых зарубежных визитов президента России Владимира Путина в 2024 году — в Турцию.
Возникшая заминка, которая, не исключено, может и затянуться, в очередной раз вызвала к жизни классический для российско-турецких отношений последних лет вопрос: что происходит и куда мы движемся с нашим южным соседом?
Напомню, что о планах посетить Турцию и встретиться с Эрдоганом Путин заявил во время объединенной прямой линии и пресс-конференции 14 декабря. Причем сделал он это заявление в таких словах и выражениях, которые не оставляли сомнений: это предложение одного лидера к другому лидеру по выстраиванию углубленного стратегического российско-турецкого диалога. И, разумеется, это — признание того особого места, которое занимает Турция в глазах российского руководства. Невзирая на целый ряд «отягощающих» обстоятельств, среди которых есть и константа — членство Турции в НАТО.
Конец 2023 — начало 2024 года сопровождались регулярными заявлениями официальных лиц России и Турции о том, что визит Путина интенсивно готовится. Пока наконец через турецкие СМИ не просочилась и некая дата — 12 февраля. Российская сторона ее не опровергла, но опроверг практический ход вещей.
Тут уж и российская, и турецкая стороны «кстати» вспомнили, что у них обеих — выборы, причем приблизительно в одно и то же время. В марте в России пройдут, как россиянам известно, президентские выборы, а в Турции, как россиянам менее известно, состоятся выборы в местные органы власти, значение которых для турецкого руководства тоже не стоит недооценивать.
Понятно, что электоральный цикл это период повышенной загрузки первых лиц, когда не до отвлечений. С одной лишь оговоркой: если то или иное событие выгодным образом вписывается в предвыборные баталии и способно принести дополнительные очки на выборах, то ему — приоритет.
Вот тут мы вплотную подходим к преинтересному вопросу, который звучит следующим образом: понимают ли одинаково «неоспоримость и значимость» итогов российско-турецкой встречи на высшем уровне сторона Российской Федерации и сторона Турецкой Республики? Очевидно, что нет и, оговорюсь, это — нормально с учетом разницы внешнеполитических интересов и приоритетов любых двух государств. Вопрос лишь в том, смогут ли позиции стран сблизиться. А там, где не получается — смогут ли разменять «интересно мне» на «интересно тебе».
В приоритете для России на турецком направлении сейчас, прежде всего, договориться (наконец) о создании российско-турецкого газового хаба. Переговоры о нем ведутся аж с конца 2022 года. Не нужно говорить о стратегической значимости открытия полноценного турецкого маршрута для поставки российского газа в Европу.
Второй момент, который приобрел для России немалое значение с конца прошлого года, — это урегулирование проблемы российско-турецких платежей.
Проблема эта, напомню, возникла после того, как в декабре 2023 года президент США Джо Байден подписал указ о возможности введения санкций против зарубежных банков в связи с обслуживанием «неправильных» платежей с российскими контрагентами. А «неправильными» американцы теперь могут признать все, что за рамками туризма, медицины, овощей-фруктов и текстиля с прочей готовой одеждой. То есть вся промышленная и мало-мальски технологичная продукция попадает под американское «всевидящее око».
Реакция турецких банков была незамедлительной: вроде антироссийских санкций Турция формально и не вводит, однако, платежи между Россией и Турцией ощутили полноценный удар. От которого «увернулись» только упомянутые выше немногочисленные, не имеющие стратегического значения и, в целом, замещаемые отрасли.
Выход из сложившейся ситуации, по большому счету, только один: определение или создание отдельного банка под российско-турецкие транзакции. В противном случае бурный рост товарооборота между Россией и Турцией, отмеченный в 2022 и в 2023 годах останется лишь эпизодической «флуктуацией», за которой наступит неминуемый и долговременный спад.
Тут стоит подчеркнуть, что и вопрос газового хаба, и вопрос налаживания устойчиво функционирующей системы расчетов в интересах не только российской стороны. Оба проекта интересны в неменьшей степени и самой Турции, с поправкой на «западные риски».
Риски эти турецкая сторона, очевидно, хочет минимизировать, найдя способ увернуться от «западного гнева» путем дипломатических маневров.
А с другой стороны, в бизнесе существует понятие «доплаты за риск».
В данном случае практически неминуема от турецкой стороны постановка перед Россией вопроса: а что Турция получит от России бонусом за то, что пойдет на неугодные Западу российско-турецкие сделки? Причем сделки крупные, системообразующие как для международной энергетики, так и финансов…
Тут мы уходим в плоскость рассуждений и догадок, исходя из официальных заявлений последних дней турецких официальных представителей. О чем они говорили в последние недели в контексте предстоящих российско-турецких переговоров на высшем уровне?
Официально говорили про идею создания не газового, а полноценного сырьевого хаба на базе финансового центра в Стамбуле. Иными словами, про желание турецкого руководства стать глобальным центром продаж не только этого топлива, но и вообще российских полезных ископаемых.
Говорили турецкие руководители и о том, что страна хочет стать центром не только трубопроводной отгрузки газа в Европу, а центром поставки еще и сжиженного природного газа, то есть расширить географию своих возможных поставок на весь мир в ранге «второго Катара».
Вопрос заключается лишь в том, откуда у Турции, в условиях непростой экономической ситуации, возьмутся средства на строительство дополнительной и весьма дорогостоящей, надо сказать, энергетической инфраструктуры. Россия-то говорит о том, что газовый хаб — это не инфраструктурный проект и он не предполагает инвестиций, более затратных чем создание «газовой биржи»: офис, компьютеры, защищенные линии связи и, по большому счету, все. А тут газовые хранилища, заводы по сжижению газа, танкерный флот. Чувствуете разницу, которая имеет серьезное стоимостное выражение?
От экономики к политике: пресловутая «зерновая сделка» опять упоминается турецким руководством, которое настойчиво предлагает России в нее вернуться.
Я бы предложил посмотреть на «зерновую сделку» шире, чем на возможность для Турции стать перевалочной базой для российского и украинского зерна в нуждающиеся страны и загрузить заказами свою мукомольную промышленность. Это шанс по превращению Турции в полноценный продовольственный хаб, вдобавок к упомянутому выше еще и сырьевому хабу. Причем историчность этого шанса в том, что можно встать на плечах колоссальных возможностей России как в сырьевой, так и в продовольственной сферах.
За риторическим вопросом: «А что в мире важнее сырья и продовольствия?» — исходя из изложенного выше, напрашивается гипотеза о масштабе мышления турецкого руководства в рамках диалога с Россией.
Подчеркну, изложенное выше — это наблюдения и рассуждения самого автора, а не какие-то инсайды. Однако, как говорится, «что-то мне подсказывает», что направление этих рассуждений куда правдивее, чем идеи о том, что ожидаемый визит Путина в Турцию оказался передвинут из-за «электоральных циклов».
Нет, по моему сугубо личному мнению, речь идет о тяжелом торге по вопросам, которые имеют значение не только в российском или в российско-турецком масштабе, но в масштабе, как минимум, региональном или даже глобальном, как уж посмотреть.
Вижу так, что Россия и Турция пока не договорились, но переговоры ведутся до достижения согласия, которое, как известно, остается «продуктом при полном непротивлении сторон». Ну или недостижения — к такому сценарию тоже имеет смысл готовиться. И тогда возникнут новые обстоятельства, препятствующие визиту президента Путина в Турцию. Благо в сложных российско-турецких отношениях их хватает.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.