Казалось бы, это должно свидетельствовать о прозорливости и готовности играть вдолгую. Заявившись первым, получаешь психологическое (а иногда и стратегическое) преимущество. Особенно в условиях, когда никто не предскажет, какими российские граждане выйдут из второй волны пандемии (ну, если выйдут). И не приведет ли она к повышенной температуре не у инфицированных, а у общественного темперамента в целом. Ведь коммунисты – всегда первые в очереди на то, чтобы стать выгодоприобретателями роста критичности населения.
Но это все абстрактные, хотя и справедливые рассуждения. В реальности все скромнее. Вместо перехвата инициативы гора родила мышь. Коммунисты пообещали всего лишь образовать мощный левопатриотический альянс – «народный фронт левых и патриотов».
Эксперты затрудняются вспомнить, который уже по счету.
По сути это означает: вместо ожидаемого перехода в предвыборный режим происходит отсрочка запуска избирательной кампании, как минимум, до весны.
Чем шире обещанная коалиция – тем больше усилий предстоит предпринять в ближайшие недели и месяцы уйдут на формирование этого фронта. Застревая в переговорах, торгах, обидах, интригах, претензиях непозванных и раздражении собственных партийцев.
Кого-то из них смутит идеологический облик новых союзников, кого-то – подозрения в их желании оттяпать будущие думские мандаты, которые только-только поделили среди коммунистов.
Объявление о создании широкой коалиции – привычный и уже ритуальный шаг. Скорее внутрипартийный брендинг каждой конкретной кампании, нежели действие, нацеленное результат. В 1996 году уже создавался Блок народно-патриотических сил (впоследствии - Народно-патриотический союз), в 1999 – блок «За победу», в 2007 – более размытый бренд «единого фронта коммунистов и беспартийных», в 2011 – Всероссийское ополчение имени Минина и Пожарского. Многие ли даже среди сторонников КПРФ помнят эти однообразные бренды?
Если вдуматься, то проектом идеологической коалиции коммунисты сами связывают себе руки. Идеология в российских условиях – это скорее способ отсечь потенциальных союзников, а не привлечь колеблющихся. Кого на фоне колебаний общественного мнения можно было бы привлечь в ряды избирателей КПРФ? Вариантов множество – от рассерженных горожан до экологов и раздраженных ковид-политикой власти (не важно – ковид-диссидентов или ковидофобов).
Как правило, эти люди, не скованные какой-то идеологией, а то и прямо стремящиеся избежать ее. Но чем выше идеологический градус нового объединения, тем бренд КПРФ менее интересен для такого избирателя. В его глазах идеологию придумали политики, «чтобы не платить деньги», не выполнять предвыборных обязательств, не церемониться с союзниками, прикрываясь обещаниями построить очередную утопию. А значит – не предлагая избирателю (особенно аполитичному) никаких пряников.
Коммунисты возразят, что предлагают. Например, обещают создать профсоюз курьеров и самозанятых. Но «профсоюз» в России – даже более ругательное слово, чем «партия» и «идеология». Если партии еще иногда могут хотя бы обозначить борьбу за результат, то большинство профсоюзов (в глазах обывателей) много лет работают на самих себя, не тревожа повестку ни борьбой за права трудящихся, ни тем более забастовками и действенным давлением на работодателей.
Сложно объяснить, чем вызвано такое поведение КПРФ – собственными просчетами, внутренними раскладами, желанием не ссориться с властью и пресечь попытки включения в парламентский пул новых малых партий.
Просчитали ли коммунисты риски (в том числе обрушение налаживаемых было кое-где мостов со сторонниками Навального, которых все же будет подташнивать от пыли и моли идеологического прожекта)?
Показательно и подчеркнутое уклонение КПРФ от оценок «умного голосования». Кое-где Компартии это принесло и может принести дополнительные мандаты. Но это не принято признавать вслух, чтобы не создавать у коммунистов моральные обязательства перед «несистемной» оппозицией.
Остановит ли эта коалиция массовый отток коммунистов из партии, как это уже происходит в Забайкальской крае, ЯНАО, Иркутской, Ульяновской, Челябинской, Свердловской областях, в республике Марий Эл? Снизит ли репутационные риски после вовлечения КПРФ в крупные скандалы последних лет, споров о бэкграунде выдвигаемых кандидатов – подчас весьма уязвимых для скандалов и правоохранителей?
Самая главная проблема КПРФ – неготовность показать нацеленность на будущие выборы. А именно – отсутствие внятного ответа на запрос избирателя. А шире – объяснения, для чего нужна публичная политика (сегодня один из мощнейших барьеров между критически настроенным гражданином и походом на избирательный участок) и что даст приход на выборы и голосование за оппозицию? Не хотелось бы говорить банальности о дефиците сильных лидеров – одновременно привлекающих более молодых избирателей, свидетельствующих о способности КПРФ воспроизводить себя в будущем – и не пугающих Геннадия Зюганова, съевшего уже добрый десяток возможных кандидатов в преемники, от Глазьева с Семигиным до Удальцова, Левченко, Клычкова или Потомского.
Желание подменить обещанный «последний и решающий бой» многократно апробированной политтехнологами «коалиционной» схемой по-человечески понятно. С президентских выборов 1996 мишенью КПРФ является не столько власть, сколько претенденты на роль «партии №2», пытающиеся уменьшить миноритарный пакет КПРФ в российской политике. Усталость от такой тактики накопилась везде – в рядах оппозиции, внутри действующей власти, внутри самой КПРФ. Но ожидания от рестайлинга КПРФ пока остаются беспочвенными. Как любят говорить звезды российских футбольных сборных после крупных фиаско, «ваши ожидания – это ваши проблемы».