Цивилизация
По словам Орешкина, треть кредитов были выданы заемщикам, у которых платеж по этим займам превышает 60% ежемесячного дохода. Понятное дело, что тянуть такую лямку и жить впроголодь долго невозможно.
Люди снова идут в банк или, хуже того, в микрокредитную организацию, и берут новый кредит. Петля затягивается все туже.
По данным Минэкономразвития, в последние два года прирост задолженности по кредитам составляет порядка 25% в год.
При этом, по данным Бюро кредитных историй, на конец прошлого года меньше половины (48%) всех заемщиков, обратившихся в банк за кредитом на покупку жилья, потребительских товаров или неотложные нужды, выплачивали лишь один заем. Число россиян, имеющих не менее трех непогашенных кредитов, увеличилось в прошлом году на 12% и достигло 15,1 млн человек (почти треть от общего числа заемщиков). Не менее 13% платят по трем кредитам; 7% — по четырем или даже больше. По двум — 25%. Средний долг у заемщиков с одним кредитом вырос на 12% за год до 137 тысяч рублей, с двумя — на 11%, до 284 тысяч рублей. У тех, кто крутится и пытается обслуживать три и четыре кредита, средняя сумма долга достигла 403 и 514 тысяч рублей соответственно.
Общий объем кредитов, выданных банками населению, вырос в первом квартале текущего года до 15,4 трлн рублей, а уровень закредитованности домохозяйств в среднем по России увеличился до 28% (год назад составлял 23%, уровень закредитованности — это отношение среднего объема задолженности к среднему годовому доходу домохозяйства). В некоторых регионах этот показатель превысил 50% (Калмыкия, Тыва). Выше 40% закредитованность домохозяйств в Чувашии, Иркутской области, ХМАО-Югре.
По подсчетам самого Орешкина, экстраполируя ситуацию, опираясь на данные прошлого года, долг россиян достигнет критической массы уже через два года, из потребительского спроса выпадет более 2,5 трлн руб., и это, в свою очередь, запустит рецессию.
И это экономический министр благоразумно (не по его чину, как говорится) еще не говорит о политических последствиях взрыва такого кредитного пузыря. А они неизбежно будут. Достаточно только представить себе, скажем, регион, где закредитована половина, а то и больше населения. И возможности выбраться из этой кабалы нет, кроме как взывать мольбами к федеральному центру, а конкретно — к президенту Владимиру Путину, который, в представлении широких народных масс, способен решить любую проблему. И в общем эти массы интуитивно по-своему правы. Потому что «кредитный крах» в такой стране, как Россия, моментально перестает быть проблемой чисто экономической или относящейся к «кредитно-денежной политике», а становится проблемой политической. И решать ее, стало быть, будут скорее всего политическими методами. И это точно будет дорого во всех смыслах.
Любопытно, что
с алармизмом Орешкина категорически не согласна глава ЦБ Эльвира Набиуллина.
Не все так страшно, уверяет она. Платежи по кредитам со стороны домохозяйств по отношению к доходам в среднем составляют 10%, по ее подсчетам, а увеличение количества потребкредитов, по мнению ЦБ, стало причиной роста ВВП в начале этого года. Это, конечно, так, но взрывной рост потребкредитования происходит на фоне падающих доходов населения. И этот рост, стало быть, вряд ли стоит считать «здоровым». И учитывая все же это обстоятельство, Центробанк с осени этого года собирается вводить такой критерий, как предельная долговая нагрузка — с тем, чтобы люди не набирали новых кредитов, если имеются веские основания полагать, что они не смогут с ними расплатиться или что они лягут непосильным бременем на семейный бюджет.
По сути, аналогичные меры по ограничению кредитования и ужесточению условий предлагает и Минэкономразвития. И кто же тут прав? Оба, и Орешкин, и Набиуллина, по-своему правы, но оба, кажется, кое-что недоговаривают. Каждый — свое.
Глава ЦБ, как представляется, не готова признать, что ситуация, когда платеж по кредитам превышает 60 и даже 75% доходов семьи, говорит не только об алчности и своего рода безответственности банков, но и о слабом надзоре со стороны ЦБ, — потому что раньше надо было предлагать ужесточение норм кредитования населения в полунищей стране.
К тому же не секрет, что наиболее высокая долговая нагрузка наблюдается у наиболее бедных слоев населения. Это такой своеобразный «российский феномен». В других странах таким заемщикам ни один банк в жизни бы кредит не выдал. А отправил бы куда? Правильно, в органы социальной защиты. Потому что у нас берут кредиты часто именно в качестве «замены» социальной помощи те, кому, объективно, такая помощь должна быть предоставлена. Ведь что такое часто кредит на «неотложные нужды»? Да порой — на еду. Но «продовольственных талонов» для бедных у нас нет, размеры пособий по безработице — курам на смех, зарплаты маленькие и не обеспечивают достойного существования чуть ли не для половины работающего населения страны.
Или вот мать-одиночка идет за потребкредитом, чтобы собрать ребенка в школу. И тоже потому, что не может рассчитывать на пособие. Или семья берет «потребительский кредит» на высшее образование ребенку. Потому что она не может взять «студенческий кредит», по которому и платежи, а то и начисление процентов настают только после окончания вуза и когда выпускник уже устроится на работу и будет отдавать «из своих». Тут уже много вопросов не только к Орешкину, но и к кураторам социального блока в правительстве.
Но также следует признать и то, что ключевая ставка, которую держит ЦБ (7,5%), выступая сегодня против всех мировых трендов на смягчение кредитно-денежной политики, является одной из главных причин высоких ставок по всем кредитам. При этом банки крайне неохотно кредитуют малый, средний и вообще всякий производственный бизнес, сдирая три шкуры (три кредита) с населения.
С бизнеса ведь можно получить одно сплошное банкротство, а у заемщика можно отобрать, скажем, недвижимость.
А вот почему банки не кредитуют реальный бизнес и производство — это уже вопрос отчасти к Максиму Орешкину. Поскольку речь идет об инвестиционном климате в том числе.
А теперь немножко оптимизма. Он состоит в том, что закредитованность населения в России, в сравнении с другими, в том числе развитыми странами, вовсе невелика. Возьмем США. Средний долг домохозяйства в прошлом году (учитываются долги по банковским картам, на неотложные нужды, ипотечные, студенческие, потребительские, на покупку автомобиля и т.д.) составил примерно 137 тыс. долларов. Тогда как средний доход домохозяйства — 60,3 тысячи.
Получается, в среднем американцы живут куда более «не по средствам», чем россияне. Однако тамошняя администрация не говорит о том, что надо ужесточать условия кредитования. Банки сами знают, что где кому ужесточать (кстати, средняя ставка по ипотечным кредитам в США — около 4%, и это еще существенно выше, чем во многих развитых европейских странах). Администрация говорит о том, что надо создавать рабочие места. Чтобы людям было, где заработать на то, чтобы отдать кредит. Она говорит о налоговых льготах для обывателей и бизнеса. И, наконец, о понижении учетной ставки для стимулирования экономики.
Почему Максим Орешкин не говорит о создании рабочих мест? В том числе в тех депрессивных регионах, где закредитовано население? Почему не говорит о стимулировании малого и среднего бизнеса в тех запущенных краях? Почему не критикует своих коллег по правительству за слабую социальную политику, которую люди замещают походами в банк, за микрозаймами или в ломбард?
Проще всего, конечно, что-нибудь опять запретить и ужесточить. В данном случае условия кредитования. Но управление экономикой не сводится только к запретам и ограничениям. Есть еще и такие вещи, как льготы и налоговое стимулирование, госгарантии, увеличение пособий для повышения потребительского спроса, например.
Дождемся ли разгона экономики до того, как какая-нибудь мелочь запустит эффект домино?
