Цивилизация
Мы оттого так и держимся всем русским миром за Победу 45-го, наряжаем детей в военную форму, возможно, даже пугая этим многих в мире, потому что словно извиняемся и оправдываем сами себя перед героическими предками. А мы-то что? А мы – можем повторить? Мы хотим верить, что можем. Но пока – больше пафоса парадов и карнавалов Победы, чем технологического, экономического, культурного рывка в будущее.
Мы хотим равняться на тех, кто нас спас, в том числе — тогда еще не родившихся. Кто-то считает, что вопреки «кровопийце Сталину», кто-то – что благодаря гениальности «вождя народов», который в нужный исторический момент приучил таки русского человека к порядку и дисциплине. В этот день и те, и другие вспоминают, что они – один народ, и у этого народа – одна Победа. Одна на всех. Мы за ценой не постояли.
О цене в последнее время много спорят.
Мол, она была «неоправданно» велика. Но где те «весы», на которых можно отмерить, где «перевес», а где будет в самый раз, когда речь шла, без преувеличения, о выживании страны и отдельной цивилизации (каковой мы себя по-прежнему считаем). Официальные цифры потерь Красной армии в годы войны – 8,6 млн человек (некоторые историки называют цифры больше – до 13,6 млн человек) из общих потерь Советского Союза почти в 27 млн, в бывших республиках которого (не только на Украине, но теперь и в Белоруссии, а также Казахстане), кстати, сейчас хотят дистанцироваться даже от акции «Бессмертный полк».
В последнее время даже появилась цифра общих потерь в более чем 41 млн человек. Впрочем, даже 27 млн – это тяжелейший удар по генофонду нации, от которого мы не оправились до сих пор (одна из причин низкой рождаемости). Из нашей жизни было выбито полностью целое поколение. Далеко не самые худшие люди страны. Нам их потом так не хватало в течении десятилетий.
Безвозвратные потери вермахта, войск СС и прочих военных формирований нацистской Германии на восточном фронте составили 7,18 млн человек, плюс еще почти полтора миллиона – потери войск союзников рейха. Тезис про «завалили трупами» пол-Европы не вполне подтверждается, хотя в первые месяцы войны просчеты командования, прореженного массовыми репрессиями, отсутствие новейших вооружений и фактор внезапности привел к катастрофическим потерям и утрате огромных территорий.
Тот же самый Сталин, который «выиграл войну», чуть было ее не проиграл уже в октябре 1941-го, когда Москву охватила паника и многие ждали, что столица падет.
Архивы того времени не все раскрыты, поэтому мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть слухи о том, что глава СССР тогда искал возможности заключения мира с Гитлером на его условиях ценой сдачи части территорий, как это произошло весной 1918 года, когда Ленин заключил сепаратный Брестский мир. Впрочем, победителей – не судят.
С каждой новой годовщиной Победы с нами становится меньше тех, кто ее нам вырвал с кровью. В прошлом году ветеранов, принимавших непосредственное участие в боях Великой Отечественной, оставалось примерно 84 тыс., в этом – уже на 10 тысяч меньше. Впрочем, 74 тысячи – это по состоянию на начало апреля. Кто-то не дожил чуть-чуть и до 74-й годовщины. Еще есть цифра 1,2 миллиона – это уже не только непосредственно ветераны, но и живущие жители блокадного Ленинграда, труженики тыла, бывшие несовершеннолетние узники концлагерей. В канун праздника им снова добавили денег и льгот.
В среднем уровень материального обеспечения инвалидов Великой Отечественной войны составляет 43,5 тысячи рублей. Не инвалидов, но участников (хотя как отделить в таком возрасте инвалида от «не инвалида»?) — 35,5 тыс. «блокадника» 33,5 тыс. Плюс к тому президент распорядился до 9 мая выделить ветеранам и участникам войны 10 тыс., которые будут им выплачивать дополнительно теперь каждый год.
Разумеется, многих потянет сравнить с тем, как живут ветераны той же войны в других странах.
Извольте. Вот цифры. Довольствие ветеранов вермахта сильно колеблется в зависимости от звания и «боевых заслуг» — от 1,5 тыс. до 8 тыс. евро. Вдовы получают €400. Ветераны Красной армии, проживающие в ФРГ, получают пенсию 400-600 евро. Большой разброс выплат у ветеранов в Великобритании – от 2 до 9 тыс. евро. Американские ветераны получают не отдельную пенсию, а надбавку к обычной гражданской или обычной военной — $1200. В Израиле ветеранам войны (но не вермахта, разумеется) платят в среднем $1500. По уровню матобеспечения ближе всего из стран-союзников к нам Франция с ветеранской пенсией в €600. Ближе — но все равно далеко.
Тут, конечно, влезет ура-патриот и скажет, что нечего, мол, все на деньги мерить. Да, нечего. Они воевали не за деньги. А за Родину. Тогда — за советскую, за ту, которая была. Но которая, по большому счету, вне режимов, правителей и социального строя.
Режимы и правители уходят и приходят, а речка за околицей и любимая опушка в лесу – они остаются. И запах свежескошенной травы. И роса поутру, и «зябкая» февральская поземка, за которой – непременно придет весна.
Они воевали не за «новый раздел мира», по ялтинским и потсдамским соглашениям.
Не за «мировую систему социализма». И даже, страшно сказать, не за «освобождение Европы от фашистской чумы». И уж, конечно, не за товарища Сталина. В смертельную атаку под кинжальным пулеметным огнем по команде политрука и командира, а подчас – с заградотрядами НКВД за спиной – поднимались чаще все же с «такой-то матерью» на устах. С ней же пришли и в Европу, до Берлина: мол, вы, твари поганые, к нам полезли, так мы вас в вашем же логове и добьем. Уж как сумеем, по-своему, не обессудьте.
Они воевали за своих родных и близких, за сожженные города и села, за расстрелянных и замученных – за то, что те «человеки второго сорта», с точки зрения «истинных арийцев». Они воевали за то, чтобы поскорее вернуться к женам и детям, которые четыре года тянули каторжную лямку в тылу, и еще неизвестно, кто там к ним из «тыловых крыс» подкатывал. Они воевали за то, что не надо нас никому и никогда даже пытаться трогать, пытаться «цивилизовать» и уж тем более, таких лапотных и отсталых, уничтожить.
Многие представители молодого поколения не любят всего этого лишнего пафоса, не любят слушать длинные рассказы еще оставшихся в живых ветеранов.
Это тогда они были ого-го и с автоматом. А сейчас – часто немощные и даже жалкие, речь их бывает путана, сбивчива. То ли дедушка уже чуток не в себе, то ли придумывает. Но вы потерпите. Недолго осталось. Успейте им поклониться и встать перед ними на колени. Потому что – не дай бог, вам придется «снова повторять». И потом вспоминать примерно вот такое. Где подвиг и дыхание смерти – это так буднично, что даже мороз по коже не сразу пробирает, пока поймешь да примеришь на себя…
Это рассказ Германа Константиновича Симонова, начавшего войну еще до «большой войны» — с финнами (цитируется по проекту Астраханской областной библиотеки им. Крупской «Книга народной памяти о войне»). Ему повезло…
«В 39-м прямо с первого курса рыбвтуза, успел всего два месяца проучиться, — повестка, и в армию. Направили в Белоруссию, а еще через два месяца нас, молодых и спешно обученных, бросили на войну с Финляндией…Пока ехали до Петрозаводска, учили нас заряжать, стрелять. Хорошо, что с нами были старослужащие — командиры танков, опытные механики, а я был башенным стрелком. Нас в танке Т-26 три человека. Из Петрозаводска своим ходом к границе. На ней государственный знак — царский орел, мы его сбили и пошли вперед. 30 ноября 1939 г. Красная армия перешла в наступление по всей советско-финской 1200-км границе. И началось! Морозы были страшенные. Хлеб привезут, буханку ничем не разрежешь, не распилишь. Потом стали давать сухари. Мы выход нашли: на мотор танка предварительно клали хлеб, чтобы оттаял, а вот пехоте трудно пришлось. Ели не по одному, а все вместе, глядя друг на друга: появились белые пятна на лице, обморожение, тут же их растирать. Таких морозов я ни до, ни после финской не знал. Полушубков всем не хватало, танкисты порой самостоятельно выбраться из танка не могли, металл леденел. А в лесах на высоких елях «кукушки» поджидают, так звали женщин-снайперов, они буквально косили наших ребят.
И всего-то 105-дневная война, «неизвестная война», как назвал ее поэт Александр Твардовский. О ней мало говорят и пишут, а потери наши там были вдвое больше, чем у финнов…. Нам выдали за участие в финской кампании по 300 руб. Я впервые держал такие деньги в руках. Радовались, что все закончилось. Но радовались недолго…
… Наш танковый полк перевели в Новороссийск, чтобы перебраться в Крым. Самое жуткое — это переправа через Керченский пролив. Мыс Чушка. Наши танки – на баржах. Бомбежка. Немцы топили суда с пехотой и танками… Следующая за нами огромная баржа, вся в дыму, завалилась на бок. Люди, танки, автомашины посыпались за борт… Но нам повезло, остались живы.
Памятная высота 66,3, занятая немцами. Приехал представитель Верховной ставки Мехлис в бурке, вручил нам флажки: ребята, вперед, вот вам флажки, кто первый займет высоту — будет герой. Приказ — взять боем. В помощь пойдет пехота…
И сейчас те ребята все почти лежат на той крымской земле, погибли в первом же бою. Проливной дождь, грязь, размокшая земля. Наши маломощные танки, застревая, превращались в мишени. В перископы ничего не видно, стреляем наугад, по вспышкам. Пехота по грязи за нами, тяжело. Справа и слева горят мои сослуживцы. Много погибло там наших танков, сгорали полностью, как факел. Их тогда заправляли бензином. Вот и танк мой тряхнуло, горит. А я не могу открыть люк, уже сам горю. Верхний люк заклинило. Невероятным усилием приподнял крышку, перевалился в горящей куртке через борт, свалился в грязь. И тут меня спас пехотинец, потушил одежду и потащил к лазарету. Сам тоже был ранен… Он – на фронт, а меня – на койку. Очнулся, спрашиваю: как мой напарник Ваня? Ваня сгорел. А Петька как? Убитый. Из наших 64 танков уцелело не больше десятка…
Сначала-то мы все думали, что немцев шапками закидаем. А тут убедились, что к чему: техника устарелая, у нас винтовки, а у них автоматы, у нас танки Т-26, немцы нашу броню пробивали почем зря. Настроение при отступлении было упадническое: батюшки, неужели страна пропадет. Но и злость закипала: не дадим себя уничтожить.
Самая ценная моя награда — медаль «За отвагу», я получил ее за Крым…»
