Цивилизация
По данным исследования компании Refinitiv (бывшего подразделения F&R Thomson Reuters) о российском рынке слияний и поглощений, объем сделок по покупке российскими компаниями иностранных в I квартале 2019 года резко упал и составил лишь $6,8 млн. Это второй самый низкий показатель покупок российскими компаниями иностранных за 20 лет — с 1999 года. Сумма сделок с любым российским участием в I квартале 2019 года по сравнению с аналогичным периодом прошлого года обвалилась на 45%, до $4,4 млрд. Сокращаются и объемы покупок иностранцами российских компаний — они оказались на четырехлетнем минимуме при падении на треть.
Нельзя сказать, что у России совсем нет успехов на фронте экономической экспансии. «Газпрому», несмотря на сопротивление США, удалось продавить строительство трансевропейского газопровода «Северный поток — 2». Правда, из-за новой европейской газовой директивы он рискует быть заполнен лишь наполовину. Но, главное, газопроводы в Европу давно не влияют на качество политических отношений России с Евросоюзом. Европейские санкции против России ни отменить, ни смягчить за пять лет так и не удалось. К тому же все газовые связи с ЕС были давно, а сами поставки газа в Европу основаны на долгосрочных контрактах, отказаться от которых в одностороннем европейские страны просто не могут.
Среди наших успехов также договоренность о поставках в Турцию, страну НАТО, российских ракетных зенитных комплексов «Триумф» (они же С-400). Но при том, что президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган стал едва ли не самым часто встречающимся с Путиным политическим лидером в мире, говорить об абсолютной лояльности Анкары Москве или о прочном влиянии Кремля на турецкую политику не приходится. У Турции свои международные амбиции, и выходить из НАТО ради дружбы с Россией она пока тоже вроде не собирается.
Из-за политической конфронтации с ведущими мировыми экономическими державами (за исключением Китая, который правда, оказывается нашим явным и прямым конкурентом и в Африке, и в бывших советских республиках) Россия утратила возможность активно скупать зарубежные бизнесы. Между тем именно международная экспансия до 2014 года официально значилась одной из важнейших целей в бизнес-стратегиях практически всех крупнейших российских компаний и банков. Но теперь у наших компаний либо нет достаточно свободных денег из-за перекрытых санкциями возможностей внешних заимствований, либо им просто не продают бизнесы, считая «российский след» политически токсичным.
При этом Россия пытается активно инвестировать в крайне сомнительные с точки зрения экономической отдачи и политических дивидендов государства вроде Венесуэлы, Сирии или Центрально-Африканской Республики.
При этом даже в той же Венесуэле или в Судане, где военные только что свергли бессменно правившего страной 30 лет президента Омара аль-Башира, позиции китайских инвесторов настолько прочны, что китайцы будут там доминировать при любой смене власти. Потому что китайцы стараются не просто инвестировать деньги в другие государства, а владеть там ключевыми бизнес-активами, строить дороги, аэропорты и другие объекты. А Россия едва ли получит отдачу от своих многомиллиардных нефтяных кредитов Венесуэле независимо от судьбы президента Николаса Мадуро.
Мы порой пытаемся поддерживать откровенно отстойные в политическом и экономическом смысле режимы ради геополитики. Вся наша финансовая экспансия — давать деньги на покупку политической лояльности и бесконечно прощать долги.
Причем даже если не прощать, наши «клиенты» все равно их не отдадут. Просто нечем.
В результате, например, тот же президент Белоруссии Александр Лукашенко, формально наш ближайший политический союзник, публично сравнивает действия России с санкциями: «Там уже обнаглели до такой степени, что начинают нам выкручивать руки». Хотя белорусская экономика все 25 лет правления Лукашенко держится на бесконечно рефинансируемых российских кредитах, на дешевом российском газе (его Белоруссия получает по ценам в разы ниже, чем та же Украина), реэкспорте беспошлинно поставлявшейся Белоруссии российской нефти, а в последние пять лет — еще и на нелегальном ввозе в Россию санкционных товаров из западных стран. «Белорусские» креветки и мидии стали мемом. При этом между Россией и Белоруссией постоянно вспыхивают торговые войны. Хотя тот же Китай никаких торговых войн со своими союзниками никогда не ведет.
Мы хотим, чтобы нас любили, но при этом, во-первых, зачастую выбираем очень странные объекты этой любви и, во-вторых, покупаем лояльность либо просто заведомо безвозвратными кредитами, либо поставками оружия. Если в Сирии в обмен на участие в войне на стороне Асада Россия хотя бы получает возможность постоянного военного присутствия на Ближнем Востоке (зачем нам нужна такая возможность и не больше ли от нее вреда, чем пользы — отдельный вопрос), то в Венесуэле или ЦАР мы не получаем практически ничего. Поддержка российской политики такими режимами скорее дискредитирует Россию, чем улучшает нашу репутацию в мире.
Китай же вообще никогда не ведет войн за тридевять земель от своей территории. Не посылает никуда ни армию, ни частные военные компании. Но под шумок геополитической борьбы России с Америкой китайцы спокойно скупают Африку, Латинскую Америку, Центральную Азию. Берут под контроль местные банки и компании. Когда какой-нибудь китайский банк начинает работать в другой стране, можете не сомневаться, что главная его цель — привести за собой в эту страну китайские компании, обеспечить им торговое финансирование.
Россия практически утратила навыки и возможность покупать лояльность других государств с экономической выгодой для себя и привязывать их к себе так, чтобы не зависеть от смены политических режимов в этих странах. А что касается экспансии на рынке оружия, есть масса примеров того, как государства прекрасно покупают оружие у и России, и у стран НАТО, и у Израиля. Так, например, поступает Индия.
Резкое уменьшение покупок российскими компаниями иностранных не только означает по факту усиливающуюся изоляцию нашей экономики, но еще и прямо угрожает нашим грандиозным геополитическим амбициям. Финансовых возможностей покупать лояльность других государств у России становится все меньше. Наш бизнес помогает в этом государству все хуже. А уменьшение доли России в мировой экономике заставляет нас уповать исключительно на военную мощь как на главный и единственный источник «величия державы».
