Цивилизация
В российских соцсетях на днях многие «постили» картинки из польского Гданьска, где хоронили мэра города Павла Адамовича, убитого накануне. Это произошло прямо на сцене во время благотворительного концерта «Большой оркестр праздничной помощи». Ударом ножа в сердце. Были под постами в том числе и такие подписи: мол, ни один российский политик такого не заслужит, чтобы прощаться с ним вышел бы практически весь город.
Реверанс в сторону в данном случае польской демократии, однако, весьма сомнительный. Да, в польском Гданьске не было перекрытий и «усилений», рамок металлодетекторов и сотрудников ФСО, да, мэр открыто общается с толпой. Президент тоже вполне открыт публично. Вроде так и надо. Однако мэра все же убили. А представить себе аналогичный случай у нас, притом, что проблем с терроризмом у нас явно побольше, чем в Польше, решительно невозможно.
Где тогда предел открытости в современном демократическом обществе? Для «подлинной демократии» нужно непременно, чтобы политики рисковали своими жизнями? Кто-то скажет, что да, это неизбежная цена. Все ли с этим согласятся?
Во Франции — свои «заморочки».
В результате свободных и честных выборов там был избран молодой президент. Его кандидатура возникла практически ниоткуда и стала явным результатом политических манипуляций, одной из целей которых было не допустить к власти правопулистского кандидата Марин Ле Пен. Демократическая по всем внешним признакам операция прошла успешно. И вот сегодня, не добравшись даже до половины первого срока правления, рейтинг Макрона — ниже 20%.
Франция несколько недель была охвачена массовыми беспорядками. Возникло — практически из ниоткуда — движение «желтых жилетов» с огромным списком требований, свидетельствующих о том, что бОльшую часть французской нации вообще не удовлетворяет то, что является официальным политическим и экономическим курсом страны. И что еще важнее, никакие действующие политические институты этот рост резкого недовольства снизу не уловили вовремя.
Может, Макрону надо было «прямые линии» с народом организовывать на манер Путина?
И вот сегодня этот самый Макрон, легко пойдя на ряд уступок бунтовщикам, вынужден затевать общенациональный диалог в обход формальных институтов. С одной стороны, прямой диалог с народом — это признаки развитой демократии. С другой стороны, почему устоявшиеся структуры не ухватили и не претворили в конкретные законы и политику те требования в области здравоохранения, образования, пенсионной и налоговой сферах, которые, как теперь говорят, должны позволить восстановить доверие между властью и населением?
В Германии, в свою очередь, нет никаких массовых беспорядков. Однако, судя по многим признакам, есть довольно серьезное брожение в обществе.
От Ангелы Меркель, похоже, все больше устают. Это выражается как в поражении ее партии на последних региональных выборах, так и в росте популярности политических сил, которые по германским меркам можно назвать «несистемными». Прежде всего этот рост подпитывает резкое недовольство миграционной политикой канцлера (она вызвала противоречия в том числе и внутри правящей коалиции).
Главным выразителем радикальных настроений стала ультраправая «Альтернатива для Германии», число сочувствующих идеям которой приближается к 20%. Дело дошло до того, что германское ведомство по защите конституции объявило, что будет наблюдать за деятельностью АдГ, включив несколько подразделений этой партии в официальный список наблюдения, в частности молодежное отделение.
То есть в одной из ведущих стран Евросоюза речь, по сути, идет о теоретической возможности запрета крупной политической партии. Парадоксальным образом АдГ, не вписывающая в германскую «образцовую европейскую демократию», не скрывает своих симпатий к России, выступая за кардинальное улучшение отношений с ней.
Пожалуй, одним из наиболее ярких примеров сбоя западной демократической модели стала история Brexit.
Выход\невыход Британии из ЕС превратился, пожалуй, уже в какую-то политическую фантасмагорию. Сам по себе референдум о выходе из ЕС был организован предыдущим премьер-министром Дэвидом Кэмероном исключительно в популистских целях. Это был акт политиканства в чистом виде. Никто его на референдум не толкал. Более того, он шел на него, будучи твердо уверенным в отрицательном результате (что большинство проголосует против выхода). И тогда Кэмерон, весь в белом, запишет себе в политический актив приверженность демократическим принципам народовластия. Каковые в данном случае просто были цинично использованы в качестве игрушки в политических играх.
Неожиданно (опять утрата связи с массовыми настроениями) большинство проголосовало за выход. И теперь нынешний премьер Тереза Мэй не знает, как такой выход осуществить. Все варианты — «хуже». Объективно Британии, видимо, не выгоден ни один. И теперь, не исключено, будут отрабатывать все назад, вплоть до организации нового референдума. На котором вконец запутавшиеся британцы, уставшие от всей этой свистопляски, скорее всего, скажут «нет», но уже на сей раз — выходу страны из Евросоюза.
Можно ли считать это эффективной демократией, стоят ли игры в нее на основе принципа «пусть народ ошибается» того, чтобы играть с экономикой страны на многие миллиарды?
Схожий пример — «тлеющий» сепаратизм испанской Каталонии, который лишь на время загнан на второй план, но никуда не делся. Более того, центральные власти делают надменный вид, что в упор не видят этой проблемы и никак решать ее не собираются. В свою очередь, само сепаратистское движение во многом возникло искусственно — как форма самовыражения местных каталонских политиков, которые спекулируют на национальном самосознании ради своих сугубо политиканских целей.
Западная модель демократии дает сбои и во многих других случаях.
Разумеется, хоронить эту модель еще рано. Однако пока в ее рамках не придумано эффективных блоков против безответственных политиканов-популистов, расцветающих в условиях новой информационной реальности. Когда телевизионная картинка — это все, вне зависимости от содержания. Когда текущие рейтинги имеют заведомый приоритет перед долгосрочными стратегическими целями развития страны. Нужна нам такая демократия? А какая нужна? Мы пока сами не знаем.
