Цивилизация
— Пожалуй, это тот год, когда региональные выборы наконец преподнесли нам сюрпризы. Среди экспертов ходила шутка, что все было прогнозируемо, но непрогнозируемо оказалось то, что сбылись все негативные прогнозы. Так ли это, что произошло?
Сюрпризы принес весь год — один из самых интересных и динамичных годов последнего времени. Самой очевидной причиной стал рост интереса к политике у немалой части населения. Конечно, этот рост не тотальный, но он очевиден. А ведь этому предшествовали многие годы падения (чтоб не сказать — утраты) общественного интереса к политике. В глазах одних политика выглядела слишком опасной штукой, у других сказывалось ощущение безысходности, невозможности на что-либо повлиять и вообще — изменить окружающую реальность к лучшему. Люди уходили в местные повестки, которые практически никак не бились с описывающим глобальные реалии политическим языком.
Этот политический язык не только в России, но и отчасти в мире во многом остается прежним, слабо адаптированным к распадающейся общей повестке, когда все меньше людей смотрят один телеканал или следит за одними и теми же новостями. И когда люди в момент пенсионной реформы вдруг обнаружили, что политические решения касаются их напрямую, разность этих языков стала особенно наглядной. Вполне естественно, что люди крайне редко задумывались о том, для чего вообще нужна публичная политика (да и политика в целом). В обществе не было и нет понимания, что политика — процесс мучительной выработки компромиссов между различными группами граждан, отраслей, интересантов.
Вместо этого людям (особенно после 2014 года) пытались рассказывать, что политика — это некая проекция многовекового противостояния сил добра и сил зла. И тут оказалось, что власти не удается в представлении немалой части сограждан выглядеть как играющей на стороне добра. Это не могло не вызвать повышенной критичности обывателей.
Другое дело, что интерес к политике на региональных выборах далеко не везде сопровождался ростом политической активности. В большинстве регионов выборы прошли по инерционному сценарию. Тем не менее наличие регионов, которые преподнесли сюрпризы, повлияло на послевкусие от региональных выборов. Да, технически в большинстве регионов большинство депутатских мест получили представители власти.
Хотя я не убежден, что большинство граждан в курсе о том, что власть потерпела поражение в ряде регионов. Это, скорее, знание активной части общества, истеблишмента, масс-медиа. Но не сказать, что сторонники КПРФ заходят в интернет для того, чтобы посмотреть, что там в Хакасии. Я думаю, что большинство людей даже не подозревает о том, что вообще где-то имеются оппозиционные губернаторы.
— Уроки из неоправдавшихся прогнозов вынесли?
Проблема не в том, что прогнозы не оправдались. Опаснее другое: нереализация прогнозов не побудила экспертов к выработке методик, позволяющих более глубоко тестировать возможную динамику политической реальности. Политизация, рост критичности — это тенденция недель, месяцев или лет? В какие моменты можно ожидать рассасывания, распада такой эмоции? Пока мы не увидели, что исследователи ставят перед собой глубокие задачи, связанные хотя бы с выдвижением гипотез о вероятности того, является ли нынешняя негативистская волна устойчивой или все довольно быстро пойдет на спад, как это неоднократно случалось в недавнем прошлом.
— Вы теперь автор термина «вольница элит». Все предыдущие годы они себе такого не позволяли?
Мы не претендуем на авторство термина, оно висит в воздухе. Позволяли себе элиты такое или нет? Наверное, прямой игры на смещение губернаторов почти не позволяли. Такое случалось в «нулевые», когда парламенты ряда регионов — Нижегородской, Саратовской областей — писали в областные думы обращения с просьбой губернатора сменить. Десятые годы были временем в большей степени подковерных игр. Хотя, конечно, губернаторов периодически съедали, в том числе новоназначенных. В целом борьба за власть идет и в стране, и в любом регионе ежедневно. Это нормальное состояние, в котором тот, кто номинально владеет властью, должен ее ежедневно переподтверждать, воспроизводить.
Политическая жизнь в большинстве регионов будет всегда, но она далеко не всегда идет в публичной форме. И ее выход в публичное поле становится сюрпризом. Выясняется, что с помощью выборов, давно в глазах многих ставших сугубо ритуальным действием, принимаются серьезные решения и можно даже поменять губернатора. Естественно, элиты в будущем могут попытаться ситуацию проектировать, потому что в 2019 году на выборы не выходит ни одного беспроблемного действующего губернатора. Вполне вероятно, что кто-то будет задумываться над такой технологией. А федеральная власть будет задумываться, позволять ли это или бросать все на то, чтобы пресечь.
С одной стороны, казалось бы, нужно пресекать, нужно подтверждать власть и оставлять за собой последнее слово. С другой стороны, понятно, что трендами во всех регионах управлять из Москвы невозможно и иногда ситуацию можно немножко отпускать.
— В этом году было много медиаскандалов с высказываниями региональных и муниципальных чиновников? Это тренд на большую вовлеченность людей в политику, или же раздражение, или специальное вытаскивание этих высказываний в медиапространство?
Первая причина — контраст между патерналистской риторикой последних лет или даже десятилетия, представлением о том, что власть выражает некую коллективную волю, как говорили в советское время, народа (хотя слово «народ» уже, мне кажется, должно было давно выйти из употребления), и реальными практиками, уходом государства из социальной гиперопеки, индивидуализацией, изменением роли государства, которое произошло за последние 25-30 лет.
Какого-то мостика, склеивающего эти два языка, не существует. Каждый раз, когда чиновники проговариваются, возникает колоссальное пространство для их троллинга.
И пространство это шире: что происходит, вокруг врачей и попыток звать следователей при кончине любого больного. Это попытка наделить врачей и учителей тем же самым сверхпатернализмом и ответственностью за все. Это довольно опасная штука. Это касается не только политики. Осенью мы увидели целую серию срывов, когда наши представления о прекрасном в пиаре, о целевых аудиториях, о необходимости избегать искр в отношениях с клиентами или с гражданами, были откровенно пересмотрены владельцами, менеджерами отдельных авиакомпаний и футбольных клубов, ушедшими в параллельную реальность.
Риск существует в том, что чиновники попробуют вообще ничего не говорить, потому что объяснять истину тоже сложно.
Например, рождение ребенка — это и правда прежде всего решение семьи. И сколько бы государство ни говорило, что «дети — наше все», оно не в состоянии ребенка воспитывать, обеспечивать, взращивать. Нужно, наверное, скорее, думать о том, как отказаться от понятий, порождающих патерналистские или паразитические ожидания. Например, мне кажется, пора отказываться от понятия «молодежная политика», когда говорится масса слов о том, что молодежь — это наше все и им нужен зеленый свет. Непонятно, почему молодежь — самая заинтересованная в опеке категория? В реальности это не отменяет конфликта повышенной тревоги стареющей элиты за настроения молодежи, что проявляется в запретах концертов и в троллинге любителей музыки.
— С реализацией нацпроектов какие регионы окажутся в выигрыше, а какие — в проигрыше в социально-экономическом и политическом плане?
Поначалу казалось, что тема нацпроектов будет не менее такой трендовой и идеологичной, чем это было в 2012 году. Однако она довольно быстро рассосалась на фоне пенсионной реформы. Нацпроекты — важный инструмент, определяющий каналы распределения бюджетных средств, но говорить о каком-либо вовлечении общества в их реализацию не приходится.
Конечно, для регионов важно, что не приходится, как в 2012 году, сверхнапрягаться, как это было с зарплатами учителей, ради которых приходилось лишать дополнительных выплат работников системы допобразования. Наверное, в 2018 году федеральная власть в большей степени показала, что готова соотноситься с регионами, особенно в тех случаях, когда федеральные инициативы кажутся заведомо малореалистичными или требующими ресурсного обеспечения.
Само слово «национальные проекты» не ново, оно было уже заиграно в «нулевые» года. И до сих пор мало кому понятно, были они успешно реализованы или провалены.
Поэтому, может быть, в слове «национальные проекты» уже нет той энергии. Мы анализировали послания губернаторов в этом году. Не сказать, что очень часто в представлении региональных элит нацпроекты — это главный козырь. Это, скорее, канал лоббирования для выделения регионам тех или иных средств и канал активности тех или иных интересантов, в том числе бизнеса.
— Как KPI для губернаторов меняют региональную политику и меняют ли?
С понятием KPI необходима осторожность. Есть как минимум три разных сферы. Первая — это эффективность управления территорией. Вторая — состояние экономики, которое лишь отчасти связано с эффективностью управления, потому что есть экономические тренды, конъюнктура, качество бизнес-мендеджмента. И третья — состояние бюджета, которое далеко не всегда завязано на состоянии экономики, а связано и с регистрацией плательщиков, и с закредитованностью.
— Мода на «молодых» технократов оправдывается?
Слово «технократы», или «молодые технократы», постепенно выходит из моды. Мне кажется, его стали немножко стесняться. Стартово в этом была некая альтернатива «крепким хозяйственникам» или политикам старой генерации. Примерно понятно, кем технократы не являются.
А вот что их объединяет между собой и какую вообще идентичность они в себе несут? Этого не знают даже сами «технократы».
Кто-то понимает, как работают федеральные органы власти, и гораздо легче решает вопросы в Москве. Кто-то — носитель ярких концептуальных наработок, современных управленческих технологий. Возраст объединяющей категорией тоже не является. Тем более что по возрасту разброс довольно заметный, периодически проявляется ставка на более возрастных чиновников.
— Чего не хватает новым «молодым» губернаторам? А в чем их сильная сторона?
Какие-то моменты я обозначил выше. Наверное, многим из них не хватает рефлексии о том, что такое власть, что такое политика.
Не хватает стрессового опыта — многие из них делали карьеру в более тепличных условиях, чем в 90-е. Они скорее верят в существование большой управленческой системы и стремятся подстраиваться под нее, нежели понимают, что такую систему необходимо ежедневно воссоздавать.
Кто-то из них искренне посчитал, что, если он фигура номер один, то все в регионе тебе подчинится. И ты легко проведешь ротацию, «плохих» заменишь на «хороших», не очень думая о системных вещах, связанных с воспроизводством собственной власти и историей региона, его энергетикой, запросом. Кроме того, в целом не хватает понимания, что твой регион и есть центр мира, что для тебя это на сегодня — дело всей жизни. Нехватку страсти части новых губернаторов к региону чувствуют и элиты, и население.
— У оппозиции есть запрос на кандидатов с невысокой известностью и антирейтингом? То есть то, что к власти приходят новые неизвестные политики, это не случайность? Тренд будет продолжаться?
Успешность малоизвестных новых кандидатов — политических стартаперов — будет зависеть прежде всего от степени романтизма в отношении общества к политике. Сегодня он вовсе не зашкаливает, но он, конечно, вырос. В обществе проявляется ощущение, что политика – это сфера и источник изменений, в том числе и позитивных, что в чиновничьем кабинете есть кнопка, которая в состоянии изменить мир. Итогом этого, во-первых, может быть повышение привлекательности работы чиновников, борьба за управленческие позиции со стороны от людей, искренне желающих изменений. Да, их ждет много разочарований, они обнаружат, что кнопки нет. Но интерес к политической карьере может вырасти. А с другой стороны, сегодня относительно раскрученные оппозиционные фигуры имеют стартовую известность, а значит, и стартовый антирейтинг. Новые персоны в этом плане необычны, непривычны, потому что непонятна их мотивация, ими сложнее манипулировать.
А избиратель склонен угадывать, искать, надеяться, что вот это и есть любовь, настоящий Робин Гуд, который ситуацию изменит к лучшему.
Достаточно посмотреть на выступления Владимира Сипягина во Владимирской области между турами выборов, где он фактически ничего плохого не говорил про губернатора Светлану Орлову. Он даже за себя не призывал голосовать! Говорил, что в «Единой России» есть много хороших людей. Выяснилось, что избиратели все равно придумали за него те качества, которыми Сипягин, возможно, не обладал. Придумали качества, за которые можно сделать на него ставку. К тому же мы видим, что у избирателей снизился страх перед теми, кто не готов к управленческой работе и слишком ответственен. Сегодня избирателя бесполезно пугать тем, что придут новые и всё развалят. Наоборот, у избирателя есть некий азарт, интерес к обновлению, к динамике. И сохранение существующего «статус-кво» не является той ценностью, которой оно могло быть пять лет назад.
— А «традиционные» оппозиционные партии — КПРФ, ЛДПР, СР — вообще готовы и заинтересованы в борьбе за регионы?
Для КПРФ важно оставаться вечно второй партией, не подпускать на близкое расстояние ЛДПР, эсеров, кого-то еще. ЛДПР и СР важно оставаться в «пакете» четырехпартийной системы и не допускать кого-то пятого. И все они заняты своей жизнью. Но, когда избиратель, заинтересовавшийся политикой, не видел маневров, которые демонстрировали оппозиционные партии, а просто обнаруживает любопытные оппозиционные проекты и настраивается голосовать за них, независимо от того, как ведут реально ведут себя коммунисты, ЛДПРовцы и эсеры. В этом и проблема прогнозирования выборной кампании: обязательства, которые дают кандидаты, даже если они их выполняют, не страхуют от электорального неуспеха, потому что избиратель может демонстрировать праздник непослушания. С другой стороны, представители этих партий точно так же не знают, когда волна политизации закончится, с трудом умеют говорить о чем-то, не связанном с политикой, вовлекать аполитичную аудиторию, которая по-прежнему составляет ключевой электоральный ресурс. Здесь тоже многое основывается на интуиции, на истории успеха конкретного кандидата, конкретного оратора. А опыт у них довольно разный. Поэтому во многом оппозиционные партии стали одними из бенефициаров 2018 года, не приложив к этому существенных усилий.
