По делу в качестве обвиняемых проходят сам Серебренников, бывший генпродюсер «Седьмой студии» Алексей Малобродский, ее бывший директор, бывший главный бухгалтер Нина Масляева (она единственна, кто признал свою вину, поэтому ее дело выделили в отдельное производство), бывший руководитель департамента господдержки искусства Минкультуры Софья Апфельбаум и бывший генпродюсер «Седьмой студии» Екатерина Воронова (она успела уехать за границу). По версии следствия, эта «преступная группа» похитили 133 млн из 214 млн руб., выделенных Министерством культуры с 2011 по 2014 год на развитие проекта «Платформа». В рамках которого за три года было проведено много мероприятий, включая несколько спектаклей. Все они пользовались зрительским успехом. Если верить следствию, то весь проект в течение трех лет был «сделан» за примерно 80 млн рублей, а остальное было украдено.
Но вот только где эти миллионы? Притом, что доллар тогда стоил не 65 рублей, а в два раза дешевле. На что они были потрачены? Где роскошные квартиры, машины, золото-бриллианты? Даже откатов чиновникам, как это часто бывает в случаях выделения денег, и то не просматривается. Или они были, но следствие о них умалчивает?
Из материалов дела, уже оглашенных в суде, видно, что обвиняемые, обсуждая выделение тех или иных сумм на гонорары артистам или постановку спектаклей, не думали о том, как бы «попилить» и положить себе в карман. Этого как-то нет. Они решали чисто практические задачи финансирования проекта и отдельных его составляющих в условиях, когда это финансирование поступало неравномерно. В том числе за счет обналичивания средств, каковое теперь правоохранители почему-то приравнивают к воровству.
Иногда — и это тоже видно — приходилось вкладывать свои деньги. Иногда приходилось обналичивать через «дружественных» предпринимателей, чтобы заплатить гонорар, к примеру иностранному актеру. Из материалов дела лучше всего видна как раз не преступная корысть и злой умысел Серебренникова и его «подельников», а непролазное «кафкианство» российской бюрократии в части финансовой отчетности. И это знают совершенно все, кто сталкивается с бюджетным финансированием. Особенно с бюджетным финансированием искусства. Особенно, когда дело идет о сложных проектах. В этом смысле в положении «Седьмой студии» могут в любой момент оказаться буквально все, кто работает с бюджетными деньгами в области культуры. Просто раньше уголовные дела заводили, когда, скажем, музейные работники «нецелевым образом» использовали средства для чаепитий в музеях в рамках работы с посетителями, а теперь добрались и до маститых мастеров.
Ну, видно же, что не стыкуются правила этой отчетности с той сферой, где работает такой нестандартный и талантливый человек, как Серебреников. Начать с того, что для получения денег от Минкульта надо бы заранее «химичить» — образовывать фирму-прокладку, а точнее автономное некоммерческое общество (АНО). Так «удобнее», говорили чиновники. И они формально правы. И все прекрасно знали, что это вот «так удобнее» в дальнейшем будет подразумевать некие элементы «финансовой гибкости». И все прекрасно знают, что в этой и не только в этой сфере все так делают. Потому что иначе нельзя — завалишь проект.
Бюджетные деньги — и это всем известно, и не только в сфере искусства — выделяются крайне неравномерно. Как правило, бОльшая часть приходит к концу года (отчетность), а до этого крутись как хочешь. Бюджетные предприятия также известны тем, что могут месяцами не платить по контрактам с коммерсантами, которые перетопчутся. А тем, кто вовремя не платит, ничего не будет.
Однако теперь следствие и обвинение делают «незнакомые» официальные лица и отказываются понимать специфику отрасли. Они делают вид, что в проекте Серебренникова, который задумывался при совершенно другом руководстве Минкульта, нет никакой такой особенности. А потом нынешнее руководство, по словам Серебренникова (и ему почему-то веришь), деньги «куда-то забрало». Почему-то никто не спрашивает, куда и на что. Потому, что в этот момент, видимо, следствие и обвинение включают «понимание» деликатности момента. И вникают в «политический контекст», видимо. Видимо, тут команды «фас» не было. А применительно конкретно к Серебренникову, видимо, была.
Такое создается, во всяком случае, ощущение. Но кто ее отдал и почему, мы, скорее всего, никогда не узнаем.
В случае с Серебренниковым, опять же, создается впечатление, что обвинители и следователи действуют по принципу «друзьям — все, врагам — закон». Согласно второй его части. Решение по проекту «Платформа» принималось не только при другом руководстве Минкультуры, но и даже и при другом президенте, других кураторах внутренней и культурной политики. Имело это значение? Все, кто следит за театральной и околотеатральной сферой пристально и тем более профессионально, уверены, что имеет. Причем решающее. Как они уверены и в том, что потом какие-то ветры задули не туда, а посему режиссеру вдруг задним числом решили припомнить историю многолетней давности. И если «все так делают», это, конечно же, не значит, что при желании можно «закопать» любого.
И следствие не учитывает — не хочет — того, что те, кого обвиняют в хищениях и мошенничестве, изначально свои деньги вкладывали в проект. Видимо, из какого-то повышенного коварства. Чтобы потом украсть побольше. Не может же человек просто болеть за дело.
Согласно российскому законодательству, традициям, сложившимся в правоохранительных органах и судах, а также «кафкианским» правилам бухгалтерской отчетности, практически любое получение прибыли частным предпринимателем, особенно при работе с бюджетными деньгами, можно представить как мошенничество. До недавних пор все думали, что такая трактовка в исполнении силовиков практикуется в отношении «нелояльных» каким-то властям коммерсантов, работающих в сфере производства и услуг. Теперь, очевидно, добрались и до «культурки». Которая тоже трактуется как услуга. Согласно тем же в принципе, неписанным законам. Где есть «свои» и «правильные», а есть чужие и «неправильные». Где когда власть меняется на каком-то уровне — региональном, городском, министерском и так далее - это подразумевает смену одних «своих» на других, которые более «свои». Одних финансовых предпочтений на другие. Если не светиться и не возникать попусту, то о тебе просто забудут и денег больше не дадут. И никакой тендер-аукцион ты больше никогда не выиграешь. Потому что его конкретные условия пропишут не под тебя, а под того парня. А если не повезет и ты перешел кому-то дорогу, даже о том не подозревая, или, хуже того, проявил дерзость — мол, я талантливый, мне ничего не будет, то к тебе направят «докторов». Лечить по поводу неправильной ориентации в общественно-политическом пространстве.
Симптоматично, что отношение к «делу Серебренникова» в разных политических кругах — прямо противоположное. И это указывает на него как на дело именно политическое. Условные либералы указывают на то, что корыстного умысла явно не было, а были формальные нарушения в принципе неисполнимого в данных конкретных условиях бухгалтерского кодекса. Условные охранители твердят, что закон — один для всех, а потому режиссер с подельниками должны сесть. Причем ведь Серебренникову грозит до 10 лет.
И те, и другие понимают, что нет никакого «единого для всех закона». И те, и другие (из числа умных) понимают также, что когда точеные и выборочные репрессии доходят до сферы культуры, то это для общества в целом крайне тревожный знак. Когда чиновники и тем более следователи начинают рассуждать и судить о том, как, что и почем можно и нужно ставить, снимать и показывать, а что нельзя. И кому можно, а кому нельзя. Когда депутаты вместо того, чтобы принимать полезные стране и экономике законы, рассуждают о морали и культуре. Причем преимущественно в части, чего бы еще запретить. Когда дремучие провинциальные чиновники начинают выступать цензорами культурного пространства на подведомственной территории. И главными кураторами репертуарной политики. Это уже какие-то «последние времена», значит, наступают.