Цивилизация
В Польше – у историков и лидеров общественного мнения — декларирование 4 ноября в качестве главного государственного праздника России вызывает исключительно негативные эмоции. В российском обществе также нет единства в оценке причин, опасностей и последствий преодоления Смутного времени.
Очевидно, что ни утверждение на российском престоле любого из лжедмитриев, ни даже воцарение в Кремле польского королевича Владислава не означали бы потерю Россией своей культурной и национальной идентичности (в конце концов, с титулом Екатерина Великая в отечественную историю вошла императрица, урожденная София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская из столицы Померании – немецкого города Штеттина, ныне Щецин, Польша).
Средневековье изобилует войнами между соседями, в ходе которых на престол возводили представителей победивших королевских домов. С этой точки зрения и собственно события этого периода, и обращение к ним в современной России не носят антипольского контекста.
Признавая, что в то время шла конкуренция между Русью и Речью Посполитой за лидерство в регионе, вряд ли в феодальной победе над поляками современная Россия видит что-то существенное для становления государственности. Также вряд ли основу государственной идентичности можно найти в утверждении в 1613 году на престоле династии Романовых.
Что же тогда является главным для России в событиях осени 1612 года?
Важнейшим является не этническая характеристика захватчиков, не воцарение представителя русского боярского рода на престоле, а тот факт, что в условиях иноземного нашествия, предательства элиты произошло объединение различных слоев русского общества (посадских людей – земский староста Кузьма Минин, знати – князь Пожарский, церкви – позиция патриарха Гермогена и проповедь протопопа Саввы с призывом не допустить оккупации католиками и униатами) для защиты государственности.
Лозунгами ополчения не стали требования свободы, равенства, братства, освобождения от крепостничества, соблюдения прав посадских людей и т.п. В качестве базисной для последующего государственного строительства выступила идея защиты от иностранного вмешательства, сохранения государственной самостоятельности. Эта идея и будет сопровождать всю историю России.
Примирить патриотизм и национальную память с реалиями многоконфессиональной и полиэтнической страны призвана история России. При всех сложностях расширения территориальных пределов Российского государства (не будем лукавить, храм Василия Блаженного построен не в ознаменование подписания договора о распределении полномочий и предметов ведения между феодальными Москвой и Казанью), Россия никогда не знала межнациональных и религиозных войн.
Терпимость, если угодно, толерантность были свойственны народам России не столько по доброте душевной, сколько как подсознательное ощущение, что иное ведет к войне и гибели государства.
Есть у России и негативный опыт: отход от принципа единства в начале XX века, формальным выражением которого стал Союзный договор 1922 года, который неминуемо привел к розни, взаимным упрекам и в итоге к разрушению государства 70 лет спустя.
Единство возможно только при наличии скрепляющего все это многообразие стержня. И этот стержень не в чистоте крови, а в психологической совместимости. Национальное сознание, о котором как главном образующем нацию признаке в конце XIX века писали П. Манчини и Н.О. Куплеваский, дополняется коллективной исторической памятью и коллективной исторической ответственностью.
Широко известна черта россиян внимательно наблюдать и сопереживать процессам, происходящим в глобальной политике, даже в самых отдаленных от Кремля уголках. «Что там ООН про Гондурас решил?» – вполне естественный вопрос советского штукатура Коли сантехнику Афоне в фильме Георгия Данелии. Не думаю, что эту черту национального характера можно использовать в расследовании «вмешательства» России в американские или какие-либо иные выборы, но то, что россияне весьма высокого мнения о роли своей страны в мировой истории, нашло очередное подтверждение.
Ответственные за мир
В ходе исследования «Мы вошли в историю: граждане 35 стран переоценивают роль своего народа в мировой истории», проведенного американскими социологами на основе опросов студентов 35 стран мира, выяснилось, что «главным в мире нарциссом… стала Россия, жители которой в среднем считали, что их страна внесла вклад в 60,8% событий мировой истории».
На втором месте оказалась Великобритания (54,6%), на третьем – Индия (53,9%), жители занявшей последнее место нейтральной Швейцарии тем не менее убеждены, что их страна внесла свой вклад в 11,3% мировых событий.
Комментируя итоги, психолог Новой школы в Нью-Йорке Уильям Херст признал:
«На каком-то уровне можно сказать, что нарциссизм и коллективная память – это плохо, потому что они могут поощрять расизм, национализм и ксенофобию. Можно спросить, зачем мать-природа вообще дала нам такого рода память. Но в ней есть и преимущества. Это то, что способствует общности в понимании нашего прошлого, которое лежит в основе нашей идентичности как страны или как народа».
Джеймс Верч в подтверждение различий в коллективной памяти народов приводит итоги опросов российских и американских студентов, какие события Второй мировой войны являются наиболее значимыми. Американские студенты в перечень основных событий Второй мировой войны включают: а) атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки; б) нападение на Перл-Харбор; в) D-Day 6 июня 1944 года; г) Холокост; у) нападение Германии на Польшу в сентябре 1939 года.
Российские студенты называют: а) нападение Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года; б) битву за Москву зимой 1941-1942 годов; в) Сталинградскую битву; д) битву на Курской дуге; е) блокаду Ленинграда и ж) штурм Берлина.
Приведенные итоги (обращает внимание отсутствие совпадений) демонстрируют, насколько различно русские и американцы оценивают свой вклад и вклад другой страны-союзницы по коалиции в общую победу во Второй мировой войне. Эти различия становятся еще нагляднее, если обратить внимание на один частный, казалось бы, чисто терминологический аспект: высадка американского десанта в Нормандии, в состав которого входили также британские, канадские, польские воинские части, в западной историографии обозначается как «D-Day»; в российскую историю этот день вошел как «открытие второго фронта».
Каждый из терминов исключительно мало известен другой стороне. Американцам трудно признать не столько то, что в России не включили крупнейшую в истории мировую десантную операцию в число основных событий Второй мировой войны, сколько то, что этот фронт в восприятии россиян «второй», то есть не главный. Причем ведущей в отечественной историографии применительно ко «второму фронту» темой является затягивание его открытия союзниками. Главный, основной фронт Второй мировой войны тот, который американцы привыкли называть Восточным фронтом, а граждане СССР и России – Великой Отечественной войной.
Для России и Германии память о войне является исключительно важной частью патриотизма и национальной идентичности. Но если для России это патриотизм, основанный на памяти о Великой Победе, то для Германии – это патриотизм, основанный на памяти об Освенциме. Данный феномен получил от Эдуарда Майера специальное определение – «негативный патриотизм» – и вошел в общественно-политический дискурс Германии:
Тот, кто сегодня думает о Германии и ищет ответы на немецкий вопрос, должен также думать и об Освенциме. Гюнтер Грасс, лауреат Нобелевской премии по литературе за 1999 год.
На патриотизме, основанном на памяти об Освенциме, была сформулирована концепция конституционного патриотизма как средства защиты немецкого общества от пагубного влияния сильного этнического национализма. Это объединяющая всю германскую нацию модель патриотизма, основывающегося на таких понятиях, как «право» и «гражданственность», то есть на «идентичности гражданства» в противовес «идентичности крови», этнической идентичности.
Между русским и российским
Возвращаясь к размышлениям Фишера о фундаментах национальных демократий, следует рассмотреть причины провозглашения в качестве исторической основы патриотизма в России событий осени 1612 года, когда народным ополчением под предводительством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского из Кремля был изгнан гарнизон Речи Посполитой.
Патриотизм в России невозможен в версии «русского национального патриотизма», а только и исключительно в версии «российского культурного» и «российского государственного патриотизма». В России формирование государственного патриотизма непременно сопровождается дискуссиями о роли этнического в общегосударственном национальном самосознании. Речь идет и о поиске компромисса между «русской нацией» и «российской нацией», и о формировании национальной культуры большинства.
Достаточно вспомнить, что в проекте Основ государственной культурной политики утверждались в качестве «традиционных для нашей страны нравственные ценности»: «… честность, правдивость, законопослушание, любовь к Родине, бескорыстие, неприятие насилия, воровства, клеветы и зависти, семейные ценности, целомудрие, добросердечие и милосердие, верность слову, почитание старших, уважение честного труда». В качестве небольшого утешения для иностранцев признавалось, что эти ценности основаны «на выработанных человечеством и общих для всех мировых религий нормах и требованиях, обеспечивающих полноценную жизнь общества».
И все же утверждения, что честность с законопослушанием, любовь к родине с бескорыстием, неприятие насилия и воровства вкупе с семейными ценностями и милосердием свойственны не только россиянам, но и французам, китайцам, японцам и даже некоторым жителям США и Папуа – Новой Гвинеи, ставили под сомнение патриотизм озвучивавших подобные позиции экспертов.
Благоразумия ради следует отметить, что подобные положения не вошли в окончательный документ «Основы государственной культурной политики» (указ президента РФ от 24 декабря 2014 года). Это вселяет надежду, что вполне приемлемые для деятелей культуры и представителей религиозных культов рассуждения о нравственном моральном превосходстве не получат признания на уровне государственной политики.
Стремление возвести в «национальные» моральные ценности (гостеприимство, уважение к старшим, любовь к детям, милосердие, различные национальные версии понятия «совесть») свойственно преимущественно бедным государствам, в общественное сознание населения которых внедряется вполне объяснимый компенсаторный концепт: «возможно, у нас нет демократии и мы бедные, зато мы любим своих детей и уважаем старших». Происходит попытка за счет превознесения неочевидных исторических и нравственных достижений компенсировать современный неприглядный уровень жизни.
Богатые государства внедряют в общественный дискурс идею своей исключительности на иных основаниях:
это понятия «мягкая сила», «культурное превосходство», «государственная исключительность», «моральное право на применение силы в целях продвижения демократии» и т.п.
«Последняя и лучшая надежда человечества» (А. Линкольн), «лидер свободного мира», «незаменимая страна» (М. Олбрайт, Х. Клинтон), «исключительная страна» (Б. Обама), «империя свободы» (Т. Джефферсон), «сверкающий град на горе» (Р. Рейган), «величайший дар из всех, что мир получил за много столетий, а то и за всю историю» (М. Хирш) – в таких эпитетах обыгрывается мировоззрение национальной американской исключительности (аmerican exceptionalism).
«Отрицание американской исключительности означает по сути отрицание сердца и души этого народа» (М. Хакаби) – лишь некоторые перлы из лексикона политиков сильнейшей державы мира. Это не просто достойно сожаления, но и чрезвычайно опасно для мира в отличие от вызывающих улыбку потуг бедных стран, носящих преимущественно компенсаторный характер.
Россия как страна и зачастую чрезвычайно богатая, и нередко до неприличия бедная сталкивается с обоими соблазнами. К счастью, еще из школьной программы русской литературы нас преследует некрасовское «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Однако Николай Некрасов в понятие «гражданин» вкладывал совершенно иное, объединяющее содержание, а не то, которое нашло свое закрепление в Законе «О гражданстве Российской Федерации» в редакции 2002 года.
Речь не о наличии одинаковых паспортов в карманах. Это русский язык и русская культура, в которую вошли культуры многих этносов страны, это историческая память и традиции, в конце концов, это тысячелетняя государственная традиция, набор ценностей и образ жизни. Нюанс различий «русский» и «российский» – это внутренняя дискуссия, непереводимая ни на один из языков мира. На это и будем надеяться, и постараемся объяснить нашим детям, какими бы различными у них ни были имена, разрез глаз, религии и результаты медико-генетических экспертиз.
