Цивилизация
— В начале года и ВЦИОМ, и «Левада» выпускали опросы об установках россиян в интимной сфере. Один из опросов так и назван — «о сексуальных табу». Откуда пошло «табу»?
— На этот вопрос разные исследователи будут давать разные ответы. Мне кажется, что в тоталитарных обществах секс — это всегда табуированная тема. Тоталитарное общество подразумевает тотальный контроль, а страсть контролировать нельзя, она ломает предписанные стереотипы поведения. Давайте вспомним роман Оруэлла «1984». Для системы был страшен не столько разврат — на него смотрели, скорее, снисходительно, сколько страсть — неконтролируемая включенность в другого. В Советском Союзе тема сексуальных отношений была табуирована, политика, связанная с сексуальными отношениями, была репрессивной. В 1934 году было введено уголовное наказание за мужеложество, в 1936 году появился законодательный запрет на аборты, в 1944 году была крайне усложнена процедура разводов. Уровень репрессивности, безусловно, различался в разные периоды существования советского общества, тем не менее государство всегда стремилось регулировать сферу интимного. Сексуально-эротическое стигматизировалось как низкое, грязное, неприличное.
— Теперь мы живем в другой стране…
— Как только происходит смягчение режима, происходит снятие табу в сфере интимного. Вспомним оттепель 60-х — она сопровождалась всплеском интереса к фильмам, книгам, статьям о сексуальных отношениях, о юношеской любви.
Например, знаменитый фильм «А если это любовь». Оттепель 60-х показала, что существуют разнообразные сексуальные практики: добрачный секс, отношения вне брака. Существует половое созревание, наконец, и огромное количество юношеских проблем, им обусловленных. Об этом стали говорить, появились идеи о необходимости сексуального образования в школах. В 1990-е годы эта тенденция усилилась, а в 2000-е годы, не сразу, постепенно возникла обратная волна, консервативная тенденция: бесконечные разговоры про семейные ценности, святость брака, целомудрие, недопустимость абортов, неприятие гомосексуализма, широко транслируемые официальными каналами информации. Важно отметить, что идут эти тенденции именно «сверху».
— Почему? Времена-то свободных нравов, как кажется…
— Что такое массовое сознание? Оно воспроизводится повседневными практиками и информационным полем. Если в информационной среде с невероятным постоянством воспроизводятся установки на то, что семья — это только мужчина и женщина, брак должен быть вечным и нерушимым, детей нужно рожать столько, сколько рожается, а то, что они нищие, — ничего страшного, безусловно, в массовом сознании это будет находить отражение. Когда проводятся опросы — на любую тему, тем более на такую сенситивную, — респондент воспроизводит тот ответ, который считает социально одобряемым, который он слышит от лиц, обладающих, с его точки зрения, авторитетом. Если в информационном поле существует сильная консервативная традиция, она не может не отразиться на результатах опросов. Есть замечательное международное исследование — International Social Survey Programme, в котором участвуют более 40 стран, в том числе и Россия. Респондентам задают вопросы на самые разные темы, например, об отношении к добрачному сексу. Данные показывают рост пермиссивности по отношению к этому типу сексуального поведения в большинстве стран за последние 25 лет. А вот в России фиксируются разнонаправленные процессы.
С одной стороны, хотя доля жестких противников добрачных сексуальных отношений невелика, она выросла за время наблюдений с 13 до 17%, и это значимые различия для анализируемых выборок. С другой стороны, доля тех, кто считает добрачный секс полностью приемлемым, намного превосходит количество разделяющих позицию «ни в коем случае».
В 1991 году 36% ответивших полагали, что в добрачном сексе нет ничего предосудительного, в 1998 году их число увеличилось до 60%. А вот в 2008 году оно снизилось — 50% опрошенных не видят в сексуальных отношениях до брака ничего предосудительного. Схожее усиление консервативной тенденции заметно и по отношению к внебрачному сексу, и, особенно, гомосексуальным связям.
— Судя по опросам, женщины более консервативны. Женщины как бы допускают свою «слабость». Почему?
— Мужчина в нашем обществе — более высокий статус, у нас гендер — социальный пол — влияет на статусные позиции.
— Отчего? От демографического перекоса в послевоенные годы?
— Начнем с того, что так было во всех обществах. Хоть в Англии XIX века, хоть в Америке. Женщина не была самостоятельным экономическим актором. Она была за мужчиной, получала мир из рук своего мужчины — отца, мужа, брата. Лишь во второй половине XIX веке появилась возможность профессионального женского образования — значит, и профессиональной карьеры, и самостоятельного существования. В конце XX века эти процессы ускорились. Сейчас в мире существуют модерные общества, где женщина — независимый экономический актор, пол перестает быть стратифицирующим признаком. В нашем обществе ситуация другая. Связано ли это с военными потерями? В некоторой степени: погибло так много мужчин, оставшиеся обрели некоторый ореол избранности… Но это уже индивидуальные особенности. А есть общие. Гендер перестает быть стратифицирующим признаком в обществах, достигших определенной фазы развития. Мы пока этой фазы не достигли.
Это проявилось и в ситуации с обвинениями в сексуальных домогательствах в адрес депутата Слуцкого. Я бы обратила внимание на два аспекта этой истории. Во-первых, уверенность мужчины-депутата в том, что его внимание в сколь угодно грубой форме — подарок для женщины. Знаете, что меня поразило в моих первых поездках в европейские страны? Люди начинают извиняться не тогда, когда они тебя коснулись, а когда они пересекли некую границу твоей приватности. Вокруг тебя есть пространство, твое пространство приватности, которое нельзя нарушать. Господин депутат — и не только он — действительно не понимает того, что существуют границы приватности.
С другой стороны, вспомним разбор этой ситуации в комиссии по этике. Одна из женщин-депутатов сказала, что была в сто раз красивее и ее никто «не домагивался». Что стоит за этим ответом?
Прежде всего, система представлений о каналах восходящей мобильности. Молодость и красота — дополнительный ресурс социального роста.
Не образование или профессиональные навыки, а сексуальная привлекательность. Кроме того, в этих словах читается упрек в адрес женщин, посмевших возмутиться. Если при моей красоте меня «не домагивались», значит, я вела себя строго и достойно, не пользовалась своими преимуществами, а вы… Одним словом — сами виноваты.
— Но ведь жизнь конкретного человека гораздо многообразнее. И то, что человек принимает социальные установки, не значит, что он не допускает развод. Как соотносятся установки, осуждение и поведение?
— Мы живем в социальной среде. Она может обладать разной степенью агрессивности, что не может не отражаться на индивидуальном поведении. Возьмем 1960-е годы. Сколько было трагедий, когда одинокая женщина рожала ребенка. В метриках такого ребенка в графе «отец» стоял прочерк. Дальше у этого ребенка возникали серьезные проблемы, прежде всего со стороны «добропорядочных» соседей.
— Но ведь сейчас мать-одиночка, добрачные отношения — это не табу…
— Да, конечно, ситуация изменилась. Но нельзя не заметить усиление в государственной политике консервативной традиции — должна быть крепкая семья, единственный брак, никакой контрацепции и так далее. Параллельно существует массовое поведение: например, молодежь считает партнерские, не закрепленные официальным браком отношения абсолютно нормальными. На спускаемые сверху установки можно не обращать внимание до тех пор, пока они не обретают законодательной силы. Или силы общественного мнения.
— Это противоречие характерно, например, для европейских обществ?
— Большинство европейских стран проводит либеральную политику в сфере интимных отношений. Скажем, гомосексуальные браки обретают законный статус во все большем количестве стран. При этом отнюдь не все население одобрительно относится к таким бракам. Это может быть соотношение 50 на 50, 40 на 60. Тем не менее государственная политика — узаконить брак между взрослыми однополыми партнерами, дать им те же права, что и разнополым супругам. Политика нашего государства — консервативная, стремящаяся к излишнему контролю и вмешательству в сферу частной жизни.
Мне такой подход не кажется эффективным. Я полагаю, что если государство куда-то может не лезть — не надо ему туда лезть. Жизнь — вещь саморегулирующаяся.
— Вы говорите об ответах на вопросы согласно общественным установкам. То есть реальное положение дел в вопросе интимных установок невозможно проверить? Разве что можно сопоставить только отношение и статистику абортов… Посчитать любовниц и любовников невозможно?
— Есть большая разница между статистикой и данными, которые вы получаете в ходе опросов. В опросах воспроизводятся социально одобряемые стереотипы. Например, в международном исследовании, которое я упоминала раньше, в ходе опроса на Филиппинах зафиксировано резко негативное отношение к внебрачному сексу — 80% респондентов заявили, что это абсолютно недопустимо.
При этом, поскольку на Филиппинах запрещен развод, там возникает большое количество параллельных семей: мужчины, не разводясь с женой, заводят отношения с другой женщиной, имеют детей. Значит, есть вербальный стереотип «супружеская измена — это плохо», и он широко распространен, и есть реальное поведение. Они существуют в разных плоскостях и друг другу не мешают.
Если мы попробуем провести опрос, был ли у вас любовник или любовница, то, скорее всего, получим социально одобряемые ответы: «Нет, что вы, никогда, храню верность вечно». Если же вы в рамках углубленного интервью один на один беседуете с человеком и незаметно переводите разговор на деликатные темы, действительно, есть возможность получить откровенный ответ. Но углубленные интервью — как и остальные методы «мягкой» социологии — не дают возможности ответить на вопрос «сколько».
Установки в сфере интимных отношений меняются. Европа давно перестала осуждать добрачный секс, в Америке отношение к нему достаточно толерантное.
Но я бы отметила скрытый подвох слова «добрачный»: как бы подразумевается, что люди имеют сексуальные отношения до брака, но вступят же в брак, грех покроют. Установки по отношению к внебрачному сексу намного жестче — супружеские измены не одобряются респондентами большинства стран. Думаю, за этим стоит представление о браке как взаимных обязательствах и об измене как нарушении этих обязательств.
— Примечательно, что среди женщин в крупных городах и среди сельского населения ответы об отношении к сексуальным табу идентичные. Получается, что дело не в экономическом или культурном развитии?
— Данные, которые есть в моем распоряжении, говорят о другом. Урбанизация влияет на систему взглядов — «воздух города делает свободным». На деревне каждый друг друга знает, и все друг про друга знают. Город — это пространство анонимности, пространство разнообразия. В маленькие общинах гораздо жестче социальный контроль. Различия в сексуальном поведении есть, и это фиксируется опросами — город пермиссивнее.
Что касается мужчин и женщин, в нашем обществе им предписано разное поведение. Мужчинам дозволено то, что считается предосудительным в женском поведении. Безусловно, диапазон мужских и женских ролей меняется, но в России это происходит медленнее, чем, скажем, в Европе.
— У нас велик уровень абортов, но велик и уровень их неодобрения. Почему цифры не бьются?
— Проблема абортов — серьезная этическая проблема, острая для многих обществ. Что, например, отличает программу демократов и программу республиканцев в США? Отношение к абортам. Женщина — хозяйка своего тела и имеет право делать с ним то, что считает нужным, или у женщины нет права прервать зародившуюся жизнь?
Что касается России, я бы обратила внимание на следующие обстоятельства. У нас абсолютно не развита система контрацепции. Девочки, да и взрослые женщины, не знают, как правильно предохраняться. В результате уровень абортов в России очень высок. Необходимо просвещение: беременность должна быть планируемой, ребенок должен быть желанным. Бессмысленно рассказывать молодым людям, что не надо вступать в половые отношения, пока не заключите брак, нужно объяснять, что сексуальные отношения — это нормально, но это и невероятная ответственность и за партнера, и за новую жизнь.
— Сексуальное просвещение — это нормально? Сейчас ощущение, что это блокируется в школах.
— К сожалению, да. И нет не только методик, нет преподавателей, которые могут нормально, не краснея, без жеманства на эти темы говорить. Темы очень важные с точки зрения и физического, и психического здоровья. Ребенок, который становится взрослым, должен понимать, что с ним происходит. Он должен понимать, что сексуальное влечение — это нормально, что если нравится несколько партнеров — в этом нет ничего страшного.
Но параллельно с этим должен идти разговор о том, что человек — взрослый человек — несет ответственность за каждый из своих шагов.
И, естественно, девочкам нужно объяснять, как предохраняться, что, как бы мальчик ни нравился, как бы ни хотелось ему уступить, все равно нужно сказать: надень презерватив. Если учительница не может произнести слово «презерватив» или «половой акт», то пользы от этих уроков не будет. С моей точки зрения, это очень серьезная беда, многим детям это осложняет всю последующую жизнь. Об этом много писал Игорь Семенович Кон. Как и где сейчас можно организовать сексуальное просвещение? Боюсь, что сейчас только в семьях.
— Но ведь в семьях это тоже табу!
— К сожалению, да. И часто подростки узнают об интимных вещах друг от друга.
