Цивилизация
Синий автобус
В 6 часов утра 30 ноября около 1700 человек из полиции порядка, СД и латышской вспомогательной полиции шли от блока к блоку, от дома к дому, будили евреев и выгоняли на улицу. Перед «акцией» рижские полицейские были материально простимулированы — им предоставили возможность приобрести за копейки «жидовские вещи».
Тех, кто отказывался выходить, расстреливали на месте. Колонны по тысяче человек, пятеро в каждом ряду, вы водились через проходы в ограде с интервалом примерно в полчаса. Каждую колонну охраняли около 50 полицаев с карабинами наизготовку. Больных, калек и стариков везли в синих автобусах.
«В 1938–1939 годах Рига закупила большое количество современных автобусов у английской фирмы «Лейланд» и немецкой «Заурер»… Часть этих автобусов была отдана летом 1941 года «команде Виктора Арайса»»… Каждый понедельник утром «команда Арайса», все наполовину пьяные, выезжала вооруженная и с ящиками водки из рижской префектуры на «работу» на периферию и давала там свои кровавые «гастроли»… ««Команда Арайса» к осени 1941 года практически очистила Латвию от евреев — они оставались только в Риге» (из воспоминаний Абрахама Шпунгина). Сколько мирных жителей расстреляло подразделение Арайса, мы не знаем, но приблизительные подсчеты американского историка Андриевса Эзергайлиса показывают, что никак не менее 30 тысяч. В 1942 году Арайса с его командой переводят на восток для борьбы с партизанами, а иногда и для участия во фронтовых операциях.
Первая колонна рижских евреев достигла Румбулы в девять утра. На поляне у кромки леса стояли деревянные ящики для их поклажи. При дальнейшем прохождении сквозь строй заставляли раздеваться — полностью или до нижнего белья.
Многие до самой ямы прятали на теле драгоценности, ради которых их и раздевали. В кольце оцепления снова стояли ящики, куда обреченные бросали все, что донесли до ямы. Поняв, что будет дальше, многие рвали перед ямой деньги и бросали в снег.
Эти кошмарные детали — из показаний одного из участников «отряда Арайса» Арнольда Лаукерса, капитана латвийской буржуазной армии, в том же звании зачисленного в Красную армию, а в августе 1941 года добровольно вступившего в «команду Арайса». В день расстрела в Румбуле он был распорядителем продовольствия и прибыл туда с продуктами и водкой для начальствующего состава. Немцы и полицаи из местных, участвовавшие в акциях, то и дело принимали на грудь. Рядовые полицаи получали пол-литра, офицеры — литр водки ежедневно.
К вечеру благодаря алкоголю и наступлению темноты стрельба уже не могла быть достаточно меткой.
Каждой жертве полагалась одна пуля. Маленьким детям пули не полагалось — их укладывали в яму живыми.
На допросе 14 декабря 1945 года Еккельн отвечал на вопрос: «Кто являлся непосредственным исполнителем этого злодеяния?»
— Расстреливали евреев 10 или 12 немецких солдат из СД, фамилий их я не знаю. Полицейские гнали к ямам. Сам три раза присутствовал на расстрелах.
На самом деле Еккельн отрядил на «акцию» сотрудников своего штаба. И лично их контролировал. В их числе был и известный нам оберфюрер СС Йоханнес Цинглер, вслед за Еккельном переведенный в Ригу. Там он поначалу продолжал исполнять обязанности курьера, а позже стал заведовать гаражом. 29 ноября Еккельн вызвал Цинглера к себе и сказал, что тот должен будет принять участие в расстрелах евреев и таким образом проявить себя («показать, чего он стоит»). Цинглер в ответ попросил отправить его на фронт, чтобы проявить себя там. Но Еккельн в ответ заметил, что Цинглер при нем состоит не как обычный солдат, а как человек на испытательном сроке. И добавил, что если Цинглер хочет увидеть еще раз свою семью, то должен выполнять его приказы.
В первый день румбульских расстрелов было убито около 14 тысяч человек. День был осенний, холодный и короткий. Исполнители акции не успели уничтожить всех до наступления темноты. Казнь оставшихся 13 тысяч пришлось отложить.
«Наконец пришло время, когда почти все нации Европы научились распознавать своего общего врага — жида, — писала газета «Тевия» («Отчизна») на следующий день, 1 декабря 1941 года. — Почти все народы Европы начали войну против этого врага как на полях сражений, так и в деле внутреннего строительства. И для нас, латышей, пришел этот миг. Появились уже первые бойцы на полях сражений, за ними последуют и другие». У статьи под названием «Борьба против жидовства» был автор — Янис Мартинсонс, у газеты, главной латышской газеты времен немецкой оккупации, редактор — Павел Ковалевскис, автор изданной в 1942 году книги «Страшный год» — о событиях 1939 года, которыми будто бы оправдывались злодеяния националистов.
… Почти никого из нацистских пропагандистов не настигло возмездие. Исключением был осужденный на Нюрнбергском процессе редактор газеты Der Stürmer Юлиус Штрейхер. Правда, был один случай другого рода, о котором есть смысл рассказать. Хотя бы потому, что в этой истории важную роль играют сардины, обычные сардины — такая вот смертельная рифма.
Премьер-министр коллаборационистского кабинета в Праге Алоис Элиаш, поставлявший разведданные чехословацкому правительству в изгнании, однажды пригласил к себе наиболее одиозных пронацистских журналистов-чехов. В день встречи 18 сентября 1941 года по дороге на работу премьер зашел в магазин деликатесов «У Липперта» и купил дюжину «хлебичков с сардинками».
В Коловратском дворце он уединился, достал из портфеля шприцы и ввел в бутерброды яд, принесенный ему накануне доктором Паточкой из Карлова университета. После чего вышел к журналистам, угостил их деликатесом и начал непринужденно говорить об успехах немецкого оружия на Восточном фронте…
От яда в сардинах умер редактор журнала «Чешское слово» Карел Лажновский (остальные выжили), Гейдрих устроил ему пышные похороны. Алоис Элиаш был расстрелян оккупантами.
«Гиммлер остался доволен»
По гетто прошел слух, что евреи, уведенные 30 ноября, живы и содержатся в каком-то концлагере. Поэтому 8 декабря, когда кому-то велели собираться, узники были спокойны. С собой разрешалось взять поклажу весом в 20 килограммов. Эти вещи на место доставит грузовая машина — так было сказано людям.
30 ноября и 8 декабря 1941 года в Румбуле было расстреляно 27800 человек, считая и тех 942 еврея из Германии, убитых сразу по прибытии. Этим данным можно верить, они взяты из отчета начальника полиции безопасности и СД в Латвии Рудольфа Ланге, одного из тех молодых убийц-интеллектуалов, о которых мы говорили, — 30-летнего доктора права, в прошлом сотрудника берлинского гестапо, а в будущем участника Ванзейской конференции. Правда, в это число не вошло около 300 советских военнопленных, расстрелянных за то, что их использовали на земляных работах.
О том, как это было, мы знаем из показаний соучастников убийства — латышских полицейских. 27 октября 1944 года в НКВД допрашивался Адольф Лазда, конвоировавший евреев к расстрелу. «Это делалось очень быстро, как по конвейеру. Одни только оставляли вещи, как другие уже раздевались, а третьи расстреливались. Так нашу колонну в тысячу человек расстреляли в течение часа или полутора часов…
В яме ходили трое немцев с автоматами в руках с засученными рукавами гимнастерок. Они ходили по трупам окровавленные, как мясники на бойне, и без перерыва стреляли. Они не стреляли только тогда, когда меняли автоматные обоймы… Как вели себя люди перед расстрелом? Мы, полицейские, даже удивлялись. Не было ни крика, ни шума — только дети плакали да старики шептали свои молитвы. Очень храбро вели себя евреи перед расстрелом».
В ноябре 1944-го давала показания Чрезвычайной государственной комиссии чудом выжившая во второй «акции» Фрида Михельсон. «Воспользовавшись моментом, я бросилась на землю лицом в снег и замерла. Немного спустя слышу, как надо мной говорят по-латышски: «Кто здесь лежит?» — «Наверное, мертвая», — отвечает громко второй голос». Найдя три теплые кофты, немного сахара и белую сорочку для маскировки на снегу, Фрида выбралась из-под укрытия. И начались ее скитания по окрестным хуторам — кто-то не пускал, кто-то пускал, но только на одну ночь, — пока наконец не наткнулась на адвентистов седьмого дня, для которых спасение евреев было делом даже не абстрактных святости и чести, а чем-то само собой разумеющимся. Эта «сеть» — Берзиньши, Песле и Вилюмсоны — и спасла ее жизнь до прихода Красной армии, когда уже ей, Фриде, пришлось заступиться за своих спасителей.
После завершения «акции» Еккельн послал Гиммлеру сообщение телеграфом: Рижское гетто ликвидировано. Потом при личной встрече в том же декабре доложил это же устно. «Гиммлер остался доволен».
Забегу вперед. В январе 1945 года Петра Крупникова пригласили в кабинет к следователю для помощи в переводе. Там сидел Еккельн и рассказывал о громадной пьянке, которая состоялась после «акции» в Рыцарском доме. По его словам, все были совершенно пьяны. Какой-то генерал сломал ногу, перепрыгивая через лежащее перед ним препятствие…
Автор — профессор права, публицист, автор книг «Американская мечта русского сектанта», «Полтора часа возмездия», «Коротким будет приговор».
