Спектакль, как писала «Газета.Ru», поставили третьекурсники Школы-студии МХАТ по пьесе русского и французского писателя, поэта и художника-дадаиста Ильи Зданевича, более известного в истории искусства под псевдонимом Ильязд.
Очевидно, что творческий спор вокруг студенческой постановки так и остался бы театральным междусобойчиком внутри Щукинского училища и школы-студии МХАТ, если бы не соцсети, быстро сделавшие его достоянием гласности, и резкая реакция чиновников, тут же заподозривших здесь сознательное покушение на нравственные основы. Особенно в свете все более очевидных попыток установления некоего государственного канона «правильного» искусства.
МХАТ ведь — «наше все»: главный хранитель традиций классического русского театрального искусства, «духовных скреп», школы реалистического (но при этом, видимо, абсолютно пуританского, хотя в реальной жизни всякое бывает) театра переживания и представления Станиславского. Поэтому даже в студенческих спектаклях школы-студии МХАТ, по чиновничьей логике, не должно быть не только голых мальчиков с прикрытым носком «срамом» на сцене, но и вообще пьес таких скандальных авторов, как Зданевич.
Государство у нас в последние годы пытается присвоить себе монополию на нравственность — отсюда и законодательные запреты на «оскорбление чувств», и нападки на «безнравственное» или — шире — неудобное искусство.
Правда, «силовое» насаждение нравственности государством — обоюдоострое оружие. Достаточно вспомнить другой недавний конфликт — с фильмом «Матильда».
Тут ведь только начни решать, что нравственно, а что нет — камня от камня не останется ни от кино, ни от театра, ни от музеев.
Помнится, несколько лет назад особо нравственные жители Петербурга страшно оскорблялись засильем обнаженных скульптур в Эрмитаже. А некоторые депутаты публично негодовали из-за того, что дети вынуждены созерцать первичные половые признаки у скульптуры в квадриге Большого театра.
Разумеется, появление обнаженного тела и в живописи, и в театре, и в кино должно быть художественно оправданно. Но само по себе это не является показателем ни таланта, ни бездарности художника.
Пушкин написал десятки так называемых «срамных стихов» — и найти их проще простого. Да и сам Александр Сергеевич не был образцом нравственности в повседневной жизни. Что не мешает, в том числе и государству, считать его «солнцем нашей поэзии». Для творчества Чайковского совершенно не имеют значения его сексуальная ориентация и наличие любовников в великокняжеской семье. Да и вовсе не дело государства — культивировать ханжество и двойные стандарты морали (многие ли наши чиновники являются ходячим воплощением нравственности) и директивно вмешиваться в искусство.
Пожалуй, неожиданно наиболее точно ситуацию вокруг скандала с «голым мальчиком» на сцене МХАТа характеризует старый советский анекдот про легендарного министра культуры «от сохи» (на самом деле — с прядильно-ткацкой фабрики) Екатерину Фурцеву, который тут же вспомнили в соцсетях: «Министр культуры Фурцева увлеклась идеей создания непрофессиональных театров, потому что профессиональные театры, по ее мнению, себя полностью исчерпали. Она собрала большую группу актеров и режиссеров и стала убеждать их в правоте своей идеи. Актер Борис Ливанов (легендарный актер того самого МХАТа, знаменитый Дубровский из советской экранизации романа Пушкина, и отец Василия Ливанова – «Шерлока Холмса») молча рисовал что-то в блокноте и совершенно не глядел на трибуну. Фурцева это увидела и решила одернуть артиста.
— Товарищ Ливанов! Вы совсем меня не слушаете! Вам неинтересно?
— Почему же. Я с большим интересом слушаю вас, Екатерина Алексеевна, и у меня возник к вам вопрос. Скажите, вот вы лично стали бы обращаться к непрофессиональному гинекологу?»
Профессионализм — вот главное слово в этой истории. А второе главное слово — талант.
Судьбу студентов школы-студии МХАТ пусть решает школа-студия МХАТ, в которой тоже далеко не все однозначно восприняли голого мальчика на сцене. Причем не только старые преподаватели со стажем, но и сами студенты.
Но при этом в искусстве ничего нельзя запрещать законодательно. Нельзя пытаться превращать культурную политику в набор буквальных директив чиновников мастерам культуры — как «правильно» рисовать, ставить спектакли, снимать фильмы, писать музыку. Мы это тоже уже проходили.