Не успели граждане оправиться от бурной общественной дискуссии про допустимость установки памятной доски Маннергейму, который не только был талантливым царским генералом, но еще и успел поучаствовать в войне против СССР на стороне нацистской Германии, как в Москве открыли новый памятник — гениальному оружейнику Михаилу Калашникову.
По словам музыканта Андрея Макаревича, этот «истукан» даже в советские времена «не прошел бы худсовет». Впрочем, это вопрос эстетический. У Макаревича одни представления о прекрасном, у открывавших памятник высоких гостей — другие.
Но, даже оставляя в стороне эстетику, выполнен заказ действительно специфически: Калашников заботливо, как мать младенца, держит в руках свое самое знаменитое детище — носящий его имя автомат. То есть по факту получился не памятник конструктору оружия, а памятник самому оружию.
Калашников тут выходит элементом декора, а вот автомат в его руках получается логическим центром композиции.
Как на памятнике Воину-Освободителю немецкая девочка на руках русского солдата собственно символизирует то, за что он проливал кровь — мирное будущее для детей планеты. Только в случае с Калашниковым и его автоматом коннотации выходят обратные: выстроен вполне милитаристский образ.
Скептики говорят, что странно было бы поставить в центре столицы памятник, скажем, Курчатову, который нежно поглаживает атомную бомбу. И что такой монумент небезупречен этически: уместно ли в принципе в XXI веке ставить памятники оружию массового уничтожения? На что энтузиасты замечают, мол, АК — сильнейший отечественный бренд и нам, да и самому Калашникову, есть чем гордиться.
Бренд действительно сильный. Автомату Калашникова в мире уже воздвигли несколько памятников. Три, по меньшей мере: на Камчатке, в Египте и в КНДР. Что, однако, только добавляет сомнений: смысловой ряд выходит так себе.
Автомат Калашникова изображен на гербах Восточного Тимора, Зимбабве и Мозамбика, а также на монете Островов Кука.
Получается, что поставив памятник Калашникову, его авторы встраивают Россию и Москву в один ряд с Северной Кореей и Мозамбиком? Сомнительное соседство.
Но можно рассуждать и иначе: почему бы не поставить памятник национальному бренду? Стоят ведь разные скульптурные композиции в мире — от знаменитого писающего мальчика до памятника чижику на Фонтанке.
Да, АК — бренд брутальный, но, в конце концов, и вправду сильный.
Про легендарный Калашников поют песни, его изображают на флагах, с ним красиво позировать, демонстрируя силу и мощь. В его честь в Африке называют детей. У Горана Бреговича была про него песня, а музыкальные группы с названием типа «АК-47», кажется, не удастся пересчитать по пальцам обеих рук. Только причем здесь его конструктор?
Если памятник автомату, то хватило бы и автомата, без изобретателя. Если памятник Калашникову, то зачем надо было давать ему в руки автомат?
Никто же не пытается ставить, скажем, памятник президенту Трумэну, который заходит на самолете Enola Gay над Хиросимой.
Некоторые острословы говорят, мол, для начальства памятник — это бронзовый мужик (или дама). Без мужика это выходит и не памятник вовсе, а непонятно что. Потому и памятник автомату должен быть исполнен вместе с создателем. Наверно, в этом рассуждении есть доля истины.
В России в последнее время вообще полюбили ставить спорные памятники. За год с небольшим на этот счет было уже две оглушительно-громкие общественные дискуссии: по поводу установки памятников Ивану Грозному и Владимиру Святому.
И здесь есть интересный момент. В Западной Европе тоже хватает скульптур известным деятелям прошлого, видным полководцам, правителям, историческим деятелям. Только эти монументы в полный рост, да еще на коне (чтобы никто не сомневался, что перед нами полководец) устанавливали, как правило, в 19-м веке. Сегодня такие игры с исторической памятью и сохранением ее посредством сомнительного украшения городского пространства больше практикуют в Восточной Европе. И в странах третьего мира, разумеется.
Причем чем чудаковатее режим в стране, тем с большей охотой он ставит истуканов.
Памятники — это все-таки архаика. Что было уместно в Древнем Риме, не всегда следует воспроизводить в современной столице, пусть она даже зовется «Третьим Римом». А мы, похоже, прочно застряли где-то в XIX веке. И в который раз, чуть что, заводим спор западников и славянофилов или пытаемся обсудить правоту «норманнской теории».
Неудивительно в таком случае и желание поставить памятник чему-то такому милитаристскому.
Сильные образы в нашем прошлом преимущественно связаны с войной. Любые рассуждения о национальной идее мгновенно упираются в тезис про «деды воевали».
И недаром популярностью у определенной категории граждан пользуются футболки с надписью вроде «не смешите мои «Искандеры». В этом контексте кажется, что памятник Калашникову с автоматом в руках — это такая уступка со стороны власть предержащих рафинированной столичной интеллигенции. Потому как сильные мира сего не решились пойти до конца и поставить памятник Берии с ядерной бомбой в руках. Вот где был бы законченный образ и торжество прославления отечественной оборонной промышленности.
Но следует еще раз повториться: бренд «Калашников» и впрямь очень сильный. Есть известный анекдот о том, как жена попросила мужа сделать сыну детскую коляску. Муж вынес с военного завода, где работал, детали и начал делать коляску. Но вскоре бросил это занятие, заявив жене: «Что бы ни делал — все равно автомат Калашникова получается».
Глубоко философский анекдот, он даже не про символику, а про нашу страну вообще.