Казалось бы, хорошая новость состоит в том, что в медиа появляется все больше сообщений с описанием новых цифровых экономических реалий. Значит, повышение уровня грамотности пользователей в этом вопросе не за горами, что в принципе может положительно сказаться на способности к оценке собственного поведения.
Если раньше о «цифровой экономике» знали лишь специалисты в области статистики и e-business (скажем, Томас Месенбург), то теперь об этом говорят все: государственные деятели, журналисты и игроки на рынке информационных продуктов. И пока одни аналитики осторожно высказываются на этот счет, другие обещают скорое и повсеместное, не ограниченное никаким неравенством внедрение основ e-commerce (электронной коммерции: маркетинга, банкинга, страховых услуг). Кстати, в чем-то эти авторы правы:
уже сегодня повседневное экономическое поведение многих людей сложно себе представить без онлайн-сопровождения.
Например, по подсчетам аналитического агентства Markswebb на 2016 год сервисы онлайн-банкинга были знакомы 65% российских пользователей. Согласно данным Global Internet Report, подготовленным международной профессиональной организацией «Общество Интернета», аналогичные практики в этот же период демонстрировали примерно 60% пользователей по всему миру, они же имели привычку инвестировать средства посредством интернет-сервисов.
Такая активность граждан – простой пример того, как digital снабжает пользователей новыми нормами экономических взаимодействий, которым они предпочитают не сопротивляться.
Да и чему противиться: онлайн-банкингу, который спасает от бюрократии?
В этот момент, конечно, хорошо бы задуматься, а что является платой за такие удобства? Моя безопасность? А дальше возникает следующее сомнение: что лучше – чувствовать себя комфортно или присоединиться к новым луддитам, которые стремятся полностью контролировать (или ограничивать) влияние технологий на свою жизнь – и сталкиваются в связи с этим с множеством трудностей?
Чаще, однако, мы по умолчанию принимаем новые технологии и обеспечиваемые ими виды онлайн-деятельности. А значит, невольно становимся носителями новой этики легко достижимого комфорта, не обремененного излишней рефлексией.
Может, есть какой-то другой пример, доказывающий, что человек, вынужденно играющий в поддавки с компаниями-производителями цифровых продуктов, формирует на этом фоне какие-то новые мировоззренческие принципы? Скажем, пользователи начинают все больше обращаться к онлайн-сервисам для удовлетворения своих культурных запросов. И вольно или невольно снова оказываются свидетелями разных экономических политик.
Интернет-кинотеатры, библиотеки с наиболее качественным контентом представляют его на условиях платной подписки. Любой, кто заинтересован в просмотре свежих сериалов, чтении книг без необходимости покупки дорогих бумажных версий или актуальных научных статей, знаком с подобным софтом или сервисами и знает: за данные приходится платить.
Впрочем, тот же пользователь может быть осведомлен о пиратских сайтах и технологиях доступа к ним (а также о торрент-трекерах, отношение к которым у государства и сетевых сообществ может быть разным), так что вполне имеет возможность сделать свой онлайн культурный досуг бесплатным.
В помощь же тем, чьи моральные установки не позволяют поддерживать идеологию пиратства, существует условно-бесплатное программное обеспечение (shareware). Такой софт работает бесплатно, но лучшие его версии, лишенные рекламы, доступны только после оформления добровольной или, скорее, добровольно-принудительной подписки.
Например, подобным образом устроена бизнес-модель free-to-play.С одной стороны, эта бизнес-модель, активно используемая в массовых многопользовательских онлайн-играх, предполагает бесплатный доступ ко всем удовольствиям интернет-сервисов – и такой подход разумен при превалировании аудитории, не готовой платить за сетевые активности. С другой, она же воспитывает своего рода финансовую грамотность сетевого сообщества: бесплатное пользование сервисом означает отсутствие каких-то полезных и как минимум интересных опций. Так что приходится задумываться: платить за удовольствие поиграть в любимую игру на максимуме ее возможностей или нет?
А, может, стоит вообще взять за привычку оплачивать подписки или необходимый софт – и не только потому, что так рекламы меньше, а потому что труд разработчиков должен быть оплачиваем, хотя бы методом микротранзакций?
Получается, что далеко не всегда цифровые услуги строятся на пассивности пользователя? И они могут выбирать, как именно сопрягать этическое измерение своего пребывания в сети с осознанностью экономического поведения? Например, поддерживать ли право компаний (или государства) на контроль за обменом и распределением цифровых продуктов или, напротив, бороться за право самостоятельно манипулировать этими объектами (вплоть до их изменения) – даже если такая борьба осуществляется путем игнорирования ряда юридических норм?
Пожалуй, ответ будет «да». Но не потому, что быть или не быть пиратом, нарушать или не нарушать нормы предписываемого экономического и правового поведения – вопрос морального выбора. А по той причине, что цифровая среда построена на конкуренции разных моделей дистрибуции товаров и услуг.
И постепенно вместо жестких взглядов «за» и «против» радикальной свободы пользователя или волюнтаризма корпораций формируется более тонкие технологии взаимодействия компаний и потребителей их услуг.
Возникает диалог между теми, кто стремится извлекать выгоду из своей деятельности (за исключением некоммерческих проектов), и теми, кто за пределами непосредственно экономических онлайн-действий начинаются задумываться об эффективности трат ресурсов в сети.
Если оглянуться назад, станет ясно: так было не всегда. Когда Билл Гейтс распространял «Открытое письмо любителям» (1976 год), а Ричард Столлман начинал работать над воплощением идеи свободного ПО (1983 год) в среде разработчиков царили довольно полярные представления о том, какова должна быть экономическая политика компаний относительно обеспечения доступа к их продукции.
Впоследствии их установки оказались присвоены пользователями, опять же по умолчанию:
предпочитаешь ОС Windows – значит, за жесткую корпоративную монополию в вопросах дистрибуции данных и услуг, выбираешь Linux – значит, против.
Сейчас мы уже можем лавировать, например, между пользованием проприетарным (т.е. несвободным софтом, монополия на копирование и модификацию которого остается за правообладателем), коммерческим, бесплатным, бесплатно распространяемым и свободным ПО. И помогает в этом развитие самой цифровой среды, обеспечиваемое столкновением интересов старых монополистов и стартапов – больших или маленьких, нишевых.
Скажем, множество используемых нами сервисов являются культурным софтом (термин, который употребляет Лев Манович) – ПО, что поддерживает практики по созданию, распространению и обеспечению доступа к культурным благам (знанию, артефактам).
По-хорошему, грамотный современный пользователь вовлечен не только в применение каких-то программ или потребление контента, но и в производство культурного опыта, который может быть полезен другим.
И если пользователь достаточно искушен в этих вопросах, то он формирует спрос на различные инструменты, которые позволят ему такой опыт получить. Благодаря этому и растут стартапы – компании, некоторые из которых, начав с краудфандинга, за короткие сроки достигли капитализации свыше миллиардов долларов, т.е. вполне смогли обеспечить конкуренцию старым хозяевам рынка цифровых продуктов – в том числе, за счет предоставления альтернативных подходов к насыщению рынка digital.
Кажется, что таких компаний мало. Отнюдь. Да, мы могли о них не слышать еще несколько лет назад, но сегодня начинаем все больше доверять их сервисам, становимся преданными клиентами и обеспечиваем их существование на рынке услуг.
Так, еще вчера мы скорее обратились бы к централизованному сервису заказа такси или поиска жилья, а сегодня предпочитаем им те, что основаны на принципах шеринга и обеспечиваются инициативными онлайн-взаимодействиями.
Можно привести и другой пример, менее связанный с урбанистической культурой. Предлагаемые стартапами мессенджеры и социальные сети типа Snapchat и Pinterest, неожиданные приложения по созданию текстов также одновременно поддерживают и меняют привычные нам экономические и культурные привычки.
В итоге на месте иерархической рыночной модели производства, распространения и потребления продуктов возникает норма однорангового соучастного производства (термин Й. Бенклера).
И вот уже лайки в Фейсбуке помогают генерировать поисковую выдачу, а карты Google Earth пополняются нашими метками, облегчающими кому-то передвижение по незнакомым маршрутам.
Наше участие все равно опосредовано принадлежностью к сообществу клиентов этих сервисов – но и роль в соответствующих экономических отношениях уже не выглядит столь пассивной. А благодаря удешевлению вычислительных мощностей и сетевого доступа многие из нас сами получают возможность создавать информационные товары. Или: вместо жестких вертикальных трудовых отношений распространяются практики удаленного менеджмента и стихийные рынки микроуслуг. В результате возникает важная установка на партиципацию – новую культуру совместного бытия, идейным ядром которой становится ответственность за любые действия, предпринимаемые обществом.
Когда мы используем приложения, чтобы помочь пострадавшим после теракта, придумываем хештеги для социальных флешмобов, делимся фотографиями, что становятся свидетельствами важных событий, мы продолжаем приобретать услуги. Но возможности их применения сконструированы так, что, покупая, мы можем стать чуть более социально ответственными. Это и есть то экономическое и измерение цифры, которое рождается не без помощи стартапов и которое обладает потенциалом изменения мира и нас самих к лучшему. Если мы того, конечно, захотим.
Автор — культуролог, исследователь цифровой среды. Доцент кафедры культурологии и социальной коммуникации РАНХиГС. Руководитель магистерской программы «Медиаменеджмент» МВШСЭН