После дела Pussy Riot уже мало кого удивишь наличием в обвинительном приговоре ссылок на Вселенские соборы или комментариев политиков и общественников, смысл которых лучше подходит для эпохи инквизиции. Все кажется повторением пройденного и как бы следованием за предыдущим прецедентом.
Юристы тут, правда, могут возразить, что в России совсем не прецедентное, а, наоборот, континентальное право. Но это до тех пор, пока в суде всерьез не учитывают в качестве аргумента постановления Трулльского собора. Поскольку их учитывают, то и любые юридические практики прошлого — вплоть до применения законов Хаммурапи или «Русской правды» Ярослава Мудрого — исключать из актуальной судебной повседневности невозможно. Это такой постмодернистский суд в ответ на постмодернистские же акции «хулиганов в церкви».
Но суд преподнес сюрприз. Обвинение просило Руслану Соколовскому 3,5 года колонии общего режима, а судья дала те же 3,5 года, но условно. Это интересно. В нынешних условиях приговор мог быть даже жестче. Казалось, что вслед за делом панк-феминисток судья и в этом деле будет варьировать срок, но не будет смягчать сам формат отбывания наказания. Но случилось по-другому.
Кажется, судья (сама или по совету) решила не делать из нервного юноши Соколовского очередного «узника совести», «борца с режимом». Чтобы не было как с Pussy Riot.
3,5 года условно существенно лучше, чем реальная «двушечка». Адвокат Соколовского уже назвал это победой, и в определенном смысле он прав. Подсудимый говорил, что не вынесет колонии. Суд счел его раскаяние и характеристики достаточными, чтобы в колонию не отправлять. Это и впрямь хороший исход. В РПЦ, к примеру, уже заявили, что Соколовскому следует воспринимать приговор как «знак того, что в этом мире есть милосердие».
Однако это вовсе не отменяет того обстоятельства, что вынесен обвинительный приговор с некоторыми довольно экзотическими формулировками типа: «Вина подсудимого подтверждается показаниями тайного свидетеля, которая рассказала, что Соколовский негативно высказывался о верующих, религии, а также государственном строе. И заявлял, что хотел бы уехать за границу».
Планы уехать за границу здесь выглядят чуть ли не отягчающим обстоятельством.
Почему приговор все равно обвинительный, более или менее понятно. Соколовского осудили именно за экстремизм, а не за «ловлю покемонов» в храме, после чего, собственно, у правоохранительных органов возникли к блогеру вопросы. Их заинтересовала не компьютерная игра в церкви, а видео с критикой церкви, которые тот распространял в интернете. Государство считается с РПЦ и ее интересами. Оно формально светское, но ссориться с церковными властями точно не хочет.
Собственно светской власти судебные процессы такого рода тоже небезынтересны. То же дело панк-феминисток с их танцами в храме было выгодно хотя бы потому, что в ходе процесса быстро обнажились противоречия в протестном движении зимы 2011–2012 года. Болотный протест, по сути, не пережил процесса над Pussy Riot.
Когда сегодня условные «школьники» выходят на акции против коррупции в десятках российских городов, у ряда представителей власти наверняка возникнет желание повторить успех. Вроде как это почти универсальный способ отвлечения и переключения общественного внимания: вы нам предъявляете что-то про коррупцию, а мы вам — очередное дело «РПЦ против кощунников». Так что можно ждать продолжения судебных процессов «оскорбленных чувств».
Что до собственно оскорбления чувств верующих, то в очередной раз подтверждена максима: все религии и права у нас могут быть защищены, но все в разной степени.
Судья говорит, мол, Соколовский может не верить в бога, но оскорблять верующих нельзя. Но с точки зрения атеиста, бога, извините, нет, и эта идея составляет предмет его веры. Эта вера, тем не менее, никак не защищается — даже напротив. Судя по формулировкам в приговоре, суд воспринял атеистические взгляды как один из аргументов в пользу обвинительного решения.
Еще одна цитата из приговора: «Грубо отзывался о людях на основании того, что отрицает существование Иисуса и пророка Мухаммеда <...> таким образом совершил преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 148».
Возникает ощущение, что в России существуют верования разного сорта. Есть первый сорт — это православная вера в лице РПЦ. Есть второй — это «традиционные для России» верования, в первую очередь ислам, буддизм и иудаизм, сюда же можно добавить и старообрядцев. Они тоже защищены законом, правоохранительной машиной и судом, но почему-то не в такой степени, как православие. Есть верования третьего сорта — протестантские церкви, католические. И наконец, есть все остальные: секты, в том числе «неортодоксальные» течения того же ислама. Им не стоит рассчитывать на защиту в суде, но, покуда они не переходят некоей неписаной границы, им дозволяется существовать.
Атеисты находятся вне этой системы. Простая декларация их убеждений подчас воспринимается как акт агрессии против церкви и даже государства.
Атеист может вести крамольные разговоры у себя дома на кухне, но публичную проповедь могут счесть нарушением закона о защите чувств верующих. Атеисты в этом плане напоминают представителей ЛГБТ-сообщества в России — тем тоже запрещена пропаганда своих идей (уже на законодательном уровне), но не запрещено обсуждение этих идей на кухнях.
То же в широком смысле происходит и с критикой руководства — критика возможна, но она не должна быть публичной и «выходить за рамки». Причем когда протестующие обсуждают свои взгляды на кухне, а не идут на выборы или акции протеста, власти легко записывают их себе в актив как молчаливое большинство.