Цивилизация
Массовая реакция на «закон о шлепках» схожа с реакцией на изменения в законе об обращении лекарственных средств, принятые в июне прошлого года. Тогда, помнится, разрешили ввозить для личного пользования лекарства с сильнодействующими и ядовитыми веществами — при наличии рецепта. Прежде такого разрешения не было, что позволяло таможенникам при желании шить дела о контрабанде (со сроком до 7 лет). Разрешение «ввозить с рецептом» было прочитано сетевыми ширнармассами как «запрещение ввозить без рецепта», и много ярких, горьких, страстных слов написали блогеры и публицисты о запретительстве как о национальном спорте, о государственной бесчеловечности, о судьбах больных детей, которых подлые думцы лишили последней надежды на спасение.
Нынешний, как его называют, закон о декриминализации побоев в отношении близких лиц, встречают так же — протестами, пикетами, пылкими проклятиями. Понятно, что случилось страшное — но что именно?
Думская риторика «сохранения семейных ценностей» неизбежно проваливается в аллюзии известного ряда: «жена да убоится…», «стерпится — слюбится» и «бей бабу молотом, будет баба золотом». Меж тем новые положения, кажется, вообще не имеют отношения к задачам сбережения семьи, невыноса сора из избы или тревогам об авторитете родительской власти и прочим консервативным радостям.
Они о другом.
Еще в июле «побои» из статьи УК исключили, перевели их в КоАП (Кодекс об административных правонарушениях), оставили в ней только «побои близких лиц», а также совершенные «из хулиганских побуждений» или по мотивам ненависти к какой-то группе (социальной, религиозной и пр.).
То есть если сосед побил даму, ему полагалась административка, а если муж — уголовка.
Оно, конечно, справедливо, за унижение домашних — самых уязвимых — надо брать больше и наказывать втридорога. Хорошо! Но уголовное преследование по ст. 116 УК РФ осуществлялось в частном обвинении, которое становилось непреодолимым барьером для многих потенциальных заявительниц.
Дама с живописными гематомами приходила в участок, собрав волю к жизни в кулак, и слышала унылое: женщина, побои не травмы, это дело частного обвинения, до свидания. Частное — это значит «сама, матушка, все сама»: собирать доказательства, проходить экспертизу, приводить свидетелей и идти к мировому судье. Ни прокурора тебе, ни следователя, ни государственной поддержки. Кому ж такое под силу, скажите, пожалуйста! Незаурядное гражданское мужество нужно уже для того, чтобы заявление донести и не забрать до завтра (когда спутник жизни, пьюще-бьющая свинья, начнет особенно убедительно плакать и каяться), — но самой вести тяжбу? Дорогое, хлопотное, мудреное дело — засудить свинью.
В прошлом году побои составляли примерно треть всех преступлений в семейно-бытовой сфере — но это только самый краешек катастрофы, подавляющее большинство женщин, у которых «нет косточки неломаной, нет жилочки нетянутой», ни разу не открывали дверь участка. Около четырех тысяч уголовных дел по 116-й возбуждены против родственников — это что? Капля в море. Частное обвинение — оно такое.
Теперь «первый раз» рукоприкладство будет проходить как административное дело, и лишь второй будет рассматриваться как уголовный случай, по той же 116-й, — но она уже будет относиться к частно-публичному обвинению.
Это значит — дело возбуждается следователем по заявлению пострадавшего, но может и без него: «если данное преступление совершено в отношении лица, которое в силу зависимого или беспомощного состояния либо по иным причинам не может защищать свои права и законные интересы» (жены и дети под эту категорию вполне подпадают). Интересы пострадавших в суде представляет прокурор. И, главное, такое дело не прекращается «по примирению сторон» — этой метле, сметающей в одно мгновение многомесячные труды и усилия.
«Административка» имеет свои достоинства. Дела возбуждаются и рассматриваются быстро, а наказание не намного меньше, чем по уголовной статье.
Главная ценность административки в том, что она не проезжает катком по биографии, не лишает человека должностей и перспектив, не имеет следствием запреты на определенные профессии — и это соображение, по идее, должно активизировать исковую активность пострадавших, желающих, как правило, наказать родного мерзавца, но категорически не желающих ему «сломать судьбу» (даже если он того многократно заслуживает).
Это важный фактор: заявлений, несомненно, будет больше. На первый раз адепт мордобития получит маленькое, но верное, неотвратимое наказание — и твердое понимание того, что в следующий раз он будет отвечать по уголовной статье.
Вот классическая ситуация, которую совсем недавно, 16 января, рассматривали в судебном участке поселка Чегдомын Верхнебуреинского района Хабаровской области. Некий господин Григоров «на почве внезапно возникших личных неприязненных отношений к своей супруге» подошел к ней со спины, развернул, бросил на пол и семь раз ударил ногами в грудь плюс сколько-то — по верхним и нижним конечностям. Кровоподтеки на груди и руках-ногах почему-то были признаны безвредными для здоровья, и судили господина Григорова по 116-й, еще не декриминализованной, за нанесение побоев близкому лицу.
На суде происходит хрестоматийное — потерпевшая сообщает, что причиненный ей вред «полностью заглажен путем принесения личных извинений» (тут нам делает ручкой довлатовский валютчик Акула: «Бил жену черенком лопаты<…> Убил кота. Один раз сделал ей бутерброд с сыром. Жена всю ночь плакала от умиления и нежности»).
Дело немедленно прекращается, и господин Григоров покидает суд без малейших для себя последствий.
А случись драма в новых юридических обстоятельствах — не ушел бы этот господин без пометины в биографии. Первый раз ему грозило бы административное наказание — да, небогатое, зато неизбежное. Допускающее, среди прочего, арест на 15 суток. И это был бы предупредительный выстрел. Зато при втором припадке «внезапной неприязни» бутерброды с сыром, они же извинения, не помогут — примирение не работает, а значит, дело доведут до приговора.
Несомненно, новая редакция закона сохранит какое-то количество биографий и репутаций, потому что не всякий обвиненный в побоях — тиран и супостат. Вот, например, 18 января в Октябрьском суде г. Тамбова рассматривалось дело по обвинению Михаила Александровича Г. Раз в месяц он приходит в квартиру, где живут его бывшая супруга и дети, чтобы снять показания счетчиков. И вот что случилось в октябре прошлого года: «…Принес детям гостинцы, но <бывшая супруга > вылила сок и растоптала пиццу. Когда он собрался уходить из квартиры, она вышла в коридор и стала толкать его, кидалась драться, ударила несколько раз рукой по щеке. Он удерживал ее и вызвал полицию» (из приговора).
В результате удержания у нее появились кровоподтеки на плечах. Не знаю, нравственный ли человек Михаил Александрович, нет данных и о моральном облике его бывшей подруги жизни, надругавшейся над пиццей, и кто был охотник, кто добыча — из приговора трудно понять.
Единственное, что достоверно известно, что оба экс-супруга, согласно рапорту, «причинили друг другу физическую боль», но заявление о побоях написала она, а не он, слава богу, мужчины у нас все еще редко сообщают об избиении их женщинами.
Случись подобное полгода назад — быть бы Михаилу Александровичу обладателем уголовной судимости со всеми социальными последствиями. Теперь он отделался штрафом — только благодаря тому, что бывшая супруга больше не считается близким человеком. Но подобное может произойти и с чьей-то актуальной супругой — она топчет пиццу, он трясет ее за плечи, она победоносно предъявляет патрулю синяки — и дальше так неплохо начинавшаяся жизнь оборачивается непостижимым и, честно говоря, не очень-то заслуженным рылом.
Сейчас широко обсуждается дело приемной семьи Дель: интеллигентная пара из Петербурга, взяли на воспитание 13 приемышей, большинство из которых ВИЧ-инфицированы, — три недели назад всех детей отняли после того, как у одного из них, шестилетки, воспитатели детского сада обнаружили следы побоев. Мальчик сказал, что его бил отец, некоторые дети это подтвердили, другие — нет. На главу семейства, владельца небольшой телекомпании, сразу же завели уголовное дело — да, по 116-й статье; кроме того, родителей обвинили в небрежном уходе за детьми. (В этой истории, представляющей изнанку нашей триумфальной борьбы с интернатами, еще разбираться и разбираться: шлепок или избиение? Как получилось, что семья так перенаселена? В самом ли деле практиковалось в ней «воспитание по Нэнси Томас»?)
Традиционно — развернулась большая правозащитная кампания против произвола опеки, традиционно — в хоре негодующих можно увидеть и тех, кто выступает против декриминализации статьи о побоях. Если глава семейства не будет полностью оправдан, о приемном родительстве (в которое вложено все-таки тринадцать лет жизни) ему придется забыть навсегда. При административной статье вопрос, наверное, не стоял бы так драматично.
Но если наказание становится неотвратимым, само судебное преследование — осуществимым для жертв, в дело защиты от побоев наконец-то впрягается государство, — то что же мешает радоваться новому закону в полной мере?
Нет, не риторика депутата Мизулиной. Лично мне мешает статья 116.1 УК, по которой пойдут повторники, уже получившие административное наказание.
Предупредительный выстрел работает только в том случае, если за ним следует выстрел на поражение, а если второй предупредительный — получается блеф. По спектру наказаний статья 116. 1 УК немногим отличается от 6.6.1 КоАП: чуть больше максимальный штраф (до 40 тысяч), или исправительные работы (до года), или арест — до трех месяцев. Сама по себе уголовная судимость для негодяя-рецидивиста — дело богоугодное, однако есть опасения, что наказания по верхней границе будут редким случаем. Самой популярной мерой наказания станет, скорее всего, штраф (исправительные или обязательные работы еще поди организуй!) — а штрафы эти оскорбительно ничтожны.
Обзор судебных практик за январь по 6.6.1. КоАП производит впечатление угнетающее: большинству дебоширов в регионах назначают минималку — 5000 рублей.
В одном деле встретился штраф в 15 тысяч, но тут же, из уважения к сумме, предлагалась уплата в рассрочку: ясное дело, 15 тысяч за 60 дней собрать — это не бабу ногами месить, это честному садисту не под силу.
Для столичного среднего класса (где тоже хватает пьющих и бьющих свиней) даже и максимальный штраф может оказаться совершенно нечувствительным.
Откуда такая нежность — совершенно непостижимо. Известный аргумент — штрафы маленькие «из сочувствия к жертве», расплачиваться придется из семейного бюджета, отнимать кусок у детей — не кажется очень убедительным: там, где супруг рукоприкладствует, он же и бюджетом распоряжается сообразно своим представлениям.
Другой аргумент — что в регионах и 5 тысяч большие деньги — тоже не выглядит весомым. Наказание должно быть болезненным. Чем больше ситуаций, в которых боль и унижение женщин и детей стоят меньше пары мужских зимних ботинок, тем больше шансов, что эти ботинки снова пройдутся по грудным клеткам и головам.
