Цивилизация
В последнее время появилось и расширительное толкование этой точки зрения — политизированы и необъективны даже естественнонаучные премии по физике, химии, медицине и физиологии (про экономику не будем, это вообще не совсем Нобелевская премия). Разумеется, эта точка зрения особенно прижилась в России с ее традиционным антиамериканизмом: ну действительно, почему это на 21 российского лауреата приходится 280 американских? Это при наших самых талантливых в мире ученых, открывателей всего на свете?!
На последний вопрос ответить как раз не очень сложно.
До революции наши выдающиеся ученые получали нормальный процент Нобелевских премий.
Исключение — скандальная невыдача премии Менделееву, но в данном случае это объясняется человеческим фактором: Дмитрий Иванович состоял в научном конфликте с влиятельным шведским химиком Аррениусом. Любопытно, что впоследствии в споре о природе растворения оказались правы оба.
В советские же времена царила шизофреническая секретность, и многие замечательные работы просто никому на Западе не были известны. Все знают Гагарина, но кто знал Королева? Или Курчатова?
Вместо ученых на международные конференции ездили директора институтов — а эти два понятия далеко не всегда совпадали.
Даже опубликованные статьи становились известными очень не скоро — наши журналы издаются на русском языке и переводились далеко не всегда.
Теперь все это в прошлом, но сейчас другая напасть — разгром Академии наук, нищета институтов и ученых, массовая утечка мозгов. В начале этого века не найдешь ни одной достаточно приличной западной лаборатории, в которой не работали бы ученые из России. Последние «наши» нобелевские лауреаты — Гейм и Новоселов — давно работают за границей.
Что касается действительно огромного количества американских нобелевских лауреатов, то это говорит как раз о том, что в этой стране созданы наилучшие условия для работы ученых, причем ученых со всего мира — среди этих 280 лауреатов добрая треть не являются уроженцами США.
Есть и другая причина. Несколько лет назад в Москву приезжал исполнительный директор Нобелевского фонда Михаэль Сульман, который подробно рассказал о механизмах выдвижения и присуждения премии (кстати, на безукоризненном русском языке — «Миша» Сульман окончил 110-ю московскую школу).
Итак, на премию кандидатов могут выдвигать:
1) уже состоявшиеся нобелевские лауреаты;
2) уважаемые академические организации;
3) авторитетные ученые из всех стран мира.
В тот год, по словам Сульмана, в Россию были посланы письма с предложением о выдвижении 75 физикам и 150 химикам. Но в результате было получено чрезвычайно мало ответов и, соответственно, практически не выдвинуто кандидатов. Что является этому причиной — плохая работа почты или элементарная зависть и конкуренция в российской научной среде, решать читателю.
Справедливости ради стоит сказать, что
решения Нобелевского комитета по естественным наукам иногда вызывают недоумение и критику не только в России.
Например, в 2008 году премию по химии получили американец, японец и китаец (последние два имеют американское гражданство) за открытие зеленого флуоресцентного белка, и часть мирового научного сообщества сочли эту работу недостойной такой авторитетной премии, а многие биохимики назвали Нобелевский комитет недостаточно компетентным.
Впрочем, так происходит уже далеко не в первый раз. Нобелевские премии по литературе обсуждать смысла нет, выбор лауреатов по этой номинации — заведомая «вкусовщина», но о вкусах действительно не спорят, и не так и важно, что о произведениях доброй половины литературных нобелиатов мало кто даже слышал.
Другое дело — естественные науки, а здесь вроде бы должны действовать объективные критерии.
Один из них — это частота упоминания данной работы или авторов в научной литературе. Уже давно замечено, что эта частота, определяемая по так называемому индексу цитируемости, очень хорошо коррелирует с решениями Нобелевского комитета, который, разумеется, этот параметр учитывает.
Однако критики отмечают, что «индекс цитируемости» иногда дает серьезные сбои. Например, одним из самых высоких значений индекса в биохимии долгое время обладала статья, посвященная рецептуре так называемого буферного раствора, в котором очень удобно проводить эксперименты. Раствор оказался очень удачным, и с момента опубликования статьи множество ученых в своих работах обязательно ссылались на эту пионерскую статью.
Любопытно, что разработчик рецептуры давно перестал заниматься наукой и, несомненно, не «наработал» на Нобелевскую премию, но его «индекс цитируемости» до сих пор очень высок.
И потом, почему это зеленый белок «не дотягивает» до премии? Мы ведь не знаем, какие конкуренты были у белка, и узнаем лишь через 50 лет — такова практика Нобелевского комитета. Только через пять десятилетий после присуждения премии общественность узнает, кто, когда и за какое исследование выдвинул кандидатов на премию.
Если вернуться к премии мира, то присуждение ее в этом году президенту Колумбии Хуану Мануэлю Сантосу за разрешение 50-летнего конфликта между правительством и левыми боевиками (подрабатывающими наркоторговлей) в Колумбии, кажется, ни у кого не вызывает осуждения. И в большинстве предыдущих случаев эта премия не подвергалась особой критике — за исключением, пожалуй, премии Бараку Обаме, выданной ему как бы авансом. Но и эта критика звучала в основном из российских телевизоров, и ровно по тем же причинам — застарелый антиамериканизм.
Присуждение в этом году премии по литературе американскому барду Бобу Дилану лишь подтверждает утверждение, что литературой, и даже конкретнее — художественной литературой может быть очень многое, а не только «кирпичи» Толстого или Голсуорси.
Нобелевскую премию по литературе получил Черчилль фактически за «Историю Второй мировой войны», как и Моммзен за «Римскую историю», Светлана Алексиевич — за явную публицистику.
Безусловно литературой является «Фейсбучный роман» Сергея Чупринина, и чем не литература — сборник антисоветских анекдотов? Рекламный слоган Маяковского «Нигде кроме, как в Моссельпроме» находится в одном из томов его собрания сочинений.
А что касается выбора Нобелевского комитета, то тут вообще спорить не о чем.
Комитет никому ничего не должен и ничего не обязан.
Если вам не нравятся его решения — соберите миллион долларов, учреждайте свою премию и пусть на балу в честь вручения вашей премии лауреат танцует вальс хоть с нашим новым министром образования (если лауреат — мужчина) или с нашим министром культуры (если женщина). На крайний случай сгодятся Мизулина с Милоновым.
Автор — обозреватель журнала «Наука и жизнь», кандидат химических наук
