Как бы ни возмущались наши «почвенники» и как бы ни радовались «западники», но мы ищем ответы на те же вопросы, что и большая часть мира, которую принято называть, с иронией или с уважением, «цивилизованным». Более того, оттуда эти вопросы к нам и пришли.
Именно на Западе после Второй мировой войны меньшинства — национальные, расовые, религиозные, сексуальные — отстояли право на законодательную защиту от унижения. Не только физического, но и риторического, словесного. Причем в некотором смысле был нарушен даже принцип презумпции невиновности: не оскорбленный должен доказывать, что его сознательно унизили, а оскорбивший — что не имел в виду ничего подобного. Это и есть пресловутая политкорректность.
Именно по этим западным лекалам нынешние российские власти выстраивали сначала антиэкстремистское законодательство, а в последние годы — защиту «оскорбленных чувств» верующих и, конечно, детей.
В последнем случае налицо явная подмена: в отличие от евреев, чернокожих, православных или геев дети не могут сами заявить о том, что что-то им навредило, так что думают и решают за них другие. Честнее было бы назвать это не защитой прав детей, а защитой прав родителей. Или еще точнее — их спокойствия по поводу судьбы любимых чад.
Отсюда внесудебная блокировка сайтов с «вредоносной информацией» — сами доказывайте, что она полезная. Но отсюда же и возмущение многих вполне либеральных блогеров выставкой Стерджеса: мол, обливание экспонатов мочой — это, конечно, перебор, но сами фотографии — тот еще разврат! И в том же ряду бойкот некоторых сайтов за «гендерно-шовинистические» шуточки в соцсетях и извинения других, за них же.
Погром выставки в Сахаровском центре, учиненный «патриотической» общественностью, вроде бы из другой оперы. Официально Россия в войне в Донбассе даже не участвует. Но «русский мир» — это если и не полноценная скрепа, то уж точно скрепка, ее тоже не грех защитить. Да и у самого центра «плохая репутация» в соответствующих кругах — ведь именно после разгрома выставки «Осторожно, религия», устроенной там в 2003 году, стало ясно, что чувства верующих государству важнее автономии искусства.
На самом деле
власти в последние годы вольно или невольно запустили очень серьезную дискуссию о том, «что такое хорошо и что такое плохо».
Можно, конечно, говорить о том, что защита прав детей не имеет никакого реального отношения к фотографиям обнаженной натуры, сексуальное невежество наших подростков — к запрету беби-боксов, а проблема Донбасса — к фотографиям украинских военных в небольшом музее. Но это не совсем так, потому что от того, как разрешатся эти проблемы, будет зависеть и то, как будут решаться другие, действительно более важные, но менее медийные.
И все бы это было вполне нормальным процессом выработки нашей собственной политкорректности, если бы не существенное «но». Дело в том, что как-то не верится, что активистские группировки, которые призваны символизировать «моральное большинство», — те самые, что громили выставки на этой неделе, — совсем уж самостоятельны. Более того, создается стойкое ощущение, что их руками власти решают собственные проблемы.
Вот, например, формально у государства нет возражений против фотографий украинских военных, но куда приятнее, чтобы их в центре Москвы не было и чтобы все, кто такой опыт повторить попытается, знали, чем он закончится. И это явно не честная игра, которая к тому же приучает оппозиционных активистов к тому, что с ними можно поступать как угодно.
Тем более что новое поколение даже провластных активистов, похоже, отличается от первопроходцев из «Идущих вместе» тем, что они действительно идейные. И как показывает история с той же выставкой Стерджеса, а точнее, с тем, как быстро «Офицеры России» начали оправдываться за ее закрытие — мол, нас спровоцировали, свой «праведный гнев» не всегда согласовывают с вышестоящими инстанциями. По шапке они, конечно, в итоге получают, но уже поздно.
Пожалуй,
единственная разумная позиция, которую государство может занять в условиях идущей у нас моральной конфронтации, — это недопущение любого насилия с каждой из сторон.
Бойкотировать, пикетировать, кричать — сколько угодно. Обливать краской, зеленкой, фекалиями и даже просто призывать к этому — ни за что. Иначе это не выработка новых моральных стандартов, а предвестие гражданской войны.
Есть, конечно, и другой вариант. Это государство, которое берет на себя функции морального авторитета, прямо решающего, что можно, а что нельзя. Только для этого желательно обладать не только властью, но и самим этим авторитетом. Но на сегодняшний день общепринятый, в том числе и во вполне патриотических кругах, образ представителя российской элиты скорее походит на героя свежего клипа Робби Уильямса «Оттягивайся, как русский» — карикатурного богача в дворянских одеждах, не отказывающего себе ни в каких удовольствиях.