Каждый 37-й житель нашей планеты — международный мигрант, а каждый 113-й — беженец или лицо в поисках убежища. Усиление мобильности, увеличение миграционных потоков и возрастание связанных с ними угроз заставляют современные государства обратить особое внимание на заявленную ими миграционную стратегию и, как следствие, проводимую политику.
Япония, миграционная стратегия которой десятилетиями опирается на постулат о «щедром кошельке и закрытых дверях», увеличила количество финансовых взносов в УВКБ ООН и другие международные институции по поддержке мигрантов (сегодня Япония входит в пятерку стран – лидеров по количеству взносов), сохранив при этом строгий лимит на расселение иностранцев на своей территории.
Миграционная стратегия Франции, сформулированная в 2006 году, закрепила выборочную политику республики в отношении вновь прибывающих мигрантов, установила обязательное участие вновь прибывающих в языковых и ориентационных курсах, включая подписание интеграционного контракта, и объявила о взаимодействии и сотрудничестве со странами – поставщиками мигрантов.
Миграционная стратегия Германии, сформулированная лозунгом Ангелы Меркель «Мы справимся» (Wir schaffen das), привела к серьезному переформатированию миграционной политики страны в 2014–2016 годах.
В России концепция государственной миграционной политики была подписана президентом в 2012 году, но ответить на вопрос, какую стратегию избрала страна в обозначенный документом срок, до 2025 года, — «политику закрытых дверей», «селективной, выборочной миграции» или «стимулирования иммиграции», — сегодня затруднятся даже специалисты.
И дело даже не в том, что на бумаге у страны есть миграционная концепция, а на практике ее нет, а в том, что регулирование внутренних и внешних миграционных потоков в России — это дело случая или, вернее сказать, решение одной задачи, выполнение которой необходимо в какой-то один конкретно взятый момент.
Охлаждение в российско-турецких отношениях ознаменовалось запретом для российских работодателей привлекать к труду на территории России мигрантов из Турции. А украинский кризис и возросшие потоки гуманитарных мигрантов с востока Украины в Россию способствовали развертыванию на территории страны беспрецедентных мер поддержки — был создан 321 центр размещения беженцев в 69 регионах России. Однако статус беженца, который дает право трехлетнего законного нахождения на территории Российской Федерации, право на медицинскую помощь и открывает доступ на рынок труда, в 2014 году на территории Российской Федерации получили чуть более 200 граждан Украины.
Остальные обратились за временным убежищем, подали заявление на участие в государственной программе переселения соотечественников, приобретение российского гражданства в упрощенном порядке, выкупили патенты. Вне зависимости от правового статуса все они столкнулись со сложностями в признании их образования или квалификации на территории России. При этом в соседней Белоруссии по указу президента гуманитарные мигранты из восточных областей Украины получали признание образования и полученной квалификации и устраивались на работу в упрощенном порядке.
Вот и получается, что бюрократические проволочки и «неповоротливость» миграционного менеджмента в России не позволили стране в полной мере воспользоваться потенциалом людей, исторически, культурно и лингвистически близких к россиянам.
Миграционная политика современной России направлена на обслуживание узкопрофильных, лоббируемых отдельными группами интересов без учета кратко- и долгосрочных перспектив страны, человеческого фактора и вообще всего происходящего в мире.
Правильный и успешный менеджмент внешних миграционных потоков — это и механизм влияния государства на внешней арене. Сегодня этот механизм применяют в своих интересах Турция, выступающая европейским форпостом по наплыву мигрантов с Ближнего Востока и из стран Африки, Израиль, где внешняя иммиграция — составная часть истории современного государства, и другие. Проведение грамотной и гуманной миграционной политики могло бы способствовать и внешнеполитическим успехам России. Какой бы безумной ни казалась для большинства россиян идея принятия и размещения гуманитарных мигрантов из регионов, охваченных войнами и конфликтам, на территории России, у нее по крайней мере есть две позитивные составляющие.
Во-первых, проведение подобной программы в жизнь способно повысить уровень России на международной арене. Инициативность России и создание специальной программы по переселению лиц, нуждающихся в убежище, способно стать демонстрацией гуманитарной мощи страны, готовой принять и разместить гуманитарных мигрантов. Во-вторых, запуск подобной целевой программы способен разрешить внутренние проблемы отдельных регионов, где на протяжении последнего десятилетия плотность расселения и убыль населения являются факторами, угрожающими национальной безопасности и стабильности страны.
В настоящее время плотность населения России — 8,4 человека на 1 кв.км. Это в 18 раз ниже, чем в Китае, в 14 раз ниже, чем в Европейском союзе, и в шесть раз ниже, чем среднеарифметическая плотность населения в мире.
Сегодня в Дальневосточном федеральном округе проживают 6,2 млн человек, а в Сибирском, куда входит Забайкальский край, — 19,3 млн, притом что население трех китайских провинций — Хэйлуньцзян, Гирин и Внутренняя Монголия, — граничащих с российской территорией, насчитывает более 100 млн жителей. Поэтому обсуждать соглашения правительства Забайкальского края и китайских компаний о передаче последним в аренду на 49 лет участков российской земли для их освоения и обработки, конечно, можно, но бесперспективно, ведь другого человеческого капитала для освоения этих территорий у России, 79% населения которой проживает в европейской части страны, нет.
В последнее время принято говорить, что жесткая линия миграционной политики России связана с передачей функций миграционного контроля от ФМС к главному управлению по вопросам миграции МВД РФ. Несомненно, изменение институциональной и правовой юрисдикции органа, ответственного за проведение миграционной политики в стране, может сыграть свою роль. Однако, как показывает практика, не столь существенную.
Институциональная трансформация ФМС в МВД в эпоху поиска оптимального баланса между правами человека и национальной безопасностью может быть оправданной при условии существования комитета профессионалов, которые на постоянной, а не общественной основе занимаются оценкой всех инициатив в сфере миграционного менеджмента. Такая практика существует во многих странах, где профильные комитеты вне национальных структур миграционного контроля объединяют узкий круг специалистов миграционной тематики. Социологи-антропологи считывают миграционное поле, выявляют тенденции и особенности миграционных потоков в страну. Основываясь на социологических выкладках, специалисты-юристы формулируют правовой каркас — институты и механизмы миграционного регулирования, а экономисты просчитывают прибыль и убытки в каждом из предложенных вариантов развития событий.
В России говорить о финансовой прибыли от миграции не особо любят.
Однако данные экономической науки не восприимчивы к политическим инсинуациям и со всей очевидностью доказывают, что в краткосрочной перспективе от трех до пяти лет государственные расходы на администрирование миграции (расселение, интеграционные и языковые курсы, адаптация к рынку труда, переквалификация, медицинские расходы) всегда приводят к увеличению ВВП страны. В сентябре 2016 года Филипп Леграйн, бывший советник президента Европейской комиссии, обновил свой прогноз для государств ЕС. Расходы государств ЕС на менеджмент гуманитарных мигрантов до 2020 года составят €69 млрд, в то время как суммарный прирост ВВП ЕС увеличится на €126 млрд.
Данные независимого отчета Tent Foundation от мая 2016 года подтверждают расчеты Леграйна: €1, вложенный в гуманитарных мигрантов сегодня, обернется прибылью в €2 в течение пяти лет.
Лозунг, что Россия не страна иммиграции и никогда ею не будет, глубоко ошибочен. Россия — это страна, в которой при правильном миграционном менеджменте миграция способна стать источником геополитической мощи страны на внешней арене, фактором устойчивого внутреннего развития и основой для роста финансового благосостояния россиян.