Не везде в российской промышленности сокращаются заказы и падает спрос. Есть очень даже востребованные производства. В корпорации «Тактическое ракетное вооружение», например, перешли на выпуск ракет в три смены для сирийского фронта, сообщил изданию «Коммерсантъ-Власть» источник в оборонно-промышленном комплексе. На этом фоне в газете The Independent появилась статья о том, что в России после событий в Крыму и Сирии
армия вновь становится «отправной точкой российской идеологии» — той самой национальной идеей,
которую в постперестроечной России так долго и безуспешно искали и вот теперь, наконец, нашли.
«У России есть только два надежных союзника — армия и флот». Эти знаменитые слова императора Александра III (к слову, вошедшего в историю, как мы бы сказали сейчас, под ником Миротворец) в очередной раз в нашей истории приобрели буквальный смысл. Других надежных союзников, в чем Россия наглядно убедилась в последние полтора-два года, у нас явно не осталось.
Во время экономического кризиса у российских властей тем более растет искушение сделать армию одним из главных государственных институтов. Ведь остальные институты выхолощены или работают из рук вон плохо. Наконец, это иногда делать и просто бесполезно: беднеющий избиратель скажет — ну и что там ваши институты, моя жизнь-то не улучшается? Затраты большие, а эффект будет, скорее, отрицательным.
То ли дело армия: там и дисциплина, и зарплата, и достижения, и планы развития. Доля военных расходов в бюджете растет, а сокращение в абсолютных величинах коснулось ее куда в меньшей степени, чем мирные отрасли вроде образования и здравоохранения.
На оборонку теперь вся надежда — как в «мирное время» мы надеялись на нефть и газ.
Опять же армия — прекрасный полигон для демонстрации еще одной новинки — импортозамещения. Не всем россиянам под силу понять, зачем нужно сжигать качественные иностранные продукты. Но вряд ли кто будет возражать против того, чтобы Россия не закупала за рубежом никаких самолетов, танков и ракет. Вот и президент на заседании комиссии по вопросам военно-технического сотрудничества заявил, что благодаря импортозамещению предприятия оборонной промышленности страны «становятся более независимыми от поставок импортных комплектующих».
В общем, мы опытным путем выяснили, что никакой другой скрепляющей нацию идеи за 25 лет не слишком последовательных попыток сблизиться с западным миром найти так и не удалось. Простая национальная идея «государство ради человека» не прижилась, в том числе, увы, потому, что и человек как-то не очень ее оценил; попытки воспитать свободных граждан и сформировать гражданскую нацию, скрепленную общечеловеческими ценностями, провалились. Ни граждан, ни ценностей…
Причем на свободного гражданина не было спроса не только сверху, но и снизу. Именно поэтому у нас нет нормальных профсоюзов, мощных неправительственных организаций, независимых гражданских инициатив. Не только государству «всего этого» не надо. Обществу — тоже.
Поэтому за год до выборов в Госдуму даже нет противостояния политических партий вокруг откровенно военно ориентированного бюджета.
В отличие от той же Америки, которую мы так любим обвинять в агрессивности, но в которой военные расходы и их доля в бюджете все последние годы неуклонно падают. Собственно, парламентский контроль над военным бюджетом — одна из главных форм контроля гражданского общества за армией в США. Причем в Америке были времена, когда военные пытались решать и за общество, и за политиков. Немало сил и времени потребовалось, чтобы поставить военных под контроль, но Штатам это удалось.
В России самым легким и быстрым способом сплочения нации оказалась бескровная военная победа в Крыму и умеренно кровавые события в Донбассе. Идея абстрактной имперской мощи, образ «встающей с колен страны» оказались подкреплены доказательствами, как и воспринял обыватель, и они оказались ему близки и понятны. Мол, мы сами, может, и прозябаем (а когда было иначе?), зато у нас снова «великая держава».
Вежливые зеленые человечки, способные быстро, без шума и пыли «решать вопросы», создают у многомиллионной армии перед телевизором иллюзию собственной значимости.
Сейчас «в три смены» работает не только ракетная корпорация, но и фабрика национальной гордости, основанная исключительно на военных победах
Во-первых, мы гордимся прошлыми победами, к которым, кроме живых героев той войны, никто из ныне живущих, по сути, не причастен: георгиевские ленты и надписи на иномарках «На Берлин!», «Спасибо деду за Победу», «Потомок победителя» мелькают на каждом шагу. Во-вторых, нас активно подталкивают к гордости новыми военными победами.
При этом война в далекой Сирии работает для такого военно-патриотического пиара даже лучше, чем война на Украине. И от границ подальше, и картины российских самолетов, бомбящих террористов за тридевять земель, вдохновляют народ больше, чем уже поднадоевшие массам хмурые «ополченцы».
Мода на войну и воинственность входит и в официальный политический дискурс. Министр обороны Сергей Шойгу прочно стал вторым по популярности политиком и самым успешным топ-менеджером страны. А президент не без внутренней гордости называет себя «голубем с железными крыльями», непосредственно на заседании Валдайского клуба сообщая иностранным гостям, что его еще в ленинградским дворе научили «бить первым», если драка неизбежна.
И все же нужно помнить: пусть и далекая от границ война, если она затягивается, требует не только военных, но и больших финансовых ресурсов.
Так что, если экономический обвал в России продолжится, гордость за армию полностью заменить людям отсутствие условий для нормальной жизни все-таки не сможет. Но пока — в ситуации, когда власть живет тактикой, а не стратегией, — армия и военная мобилизация нации действительно выглядят
и национальной идеей, и панацеей от кризиса, и средством поддержания высокого рейтинга.
Вежливые зеленые люди способны стать уже не просто символом крымской операции, а символом целой эпохи. Но все же не они обычно решают накопившиеся социальные, экономические, человеческие проблемы большой страны.