Цивилизация
Понятно, что не выступавший на Генассамблеях ООН десять лет Путин приехал в Нью-Йорк не просто так. И даже не только ради встречи с президентом США Бараком Обамой. Тем более что долгое время не было понятно, состоится ли она вообще.
Путин приехал объяснять миру с трибуны мирового парламента логику российской внешней политики, которая становится все менее понятной Западу.
Естественно, мир интересовало мнение России прежде всего по двум главным точкам ее присутствия в глобальных геополитических играх — Украине и Сирии. В результате с трибуны ООН Россия и США устами Путина и Обамы высказали взаимоисключающие позиции по этим конфликтам.
Обама считает Асада тираном, который сбрасывает бомбы на свой народ и которому нет места в Сирии, независимо от исхода войны с «Исламским государством» (запрещено в России. — «Газета.Ru»). Путин, полагает, что Асад «мужественно борется с терроризмом», а его армия — единственная реальная сила, противостоящая ИГ. Что без Асада победить террористов, пытающихся создать трансграничный исламский халифат, невозможно, а оружие, поставляемое Западом сирийской оппозиции, в конечном счете оказывается в руках ИГ.
Ответственность за события на Украине Путин возложил на «внешние силы», которые свергли власть в Киеве (не поименовав Америку). На сей раз российский президент, обвиняя «определенные силы» во всех смертных грехах, от односторонних санкций и попыток выдавить конкурентов с мировых рынков до экспорта цветных революций и расширения НАТО, вообще ни разу не произнес слово «США».
Обама, в свою очередь, обвинил Россию в попытках силой не дать Украине идти европейским путем и открыто дал понять, что санкции против нашей страны не будут сняты до полного дипломатического разрешения украинского кризиса.
Оба президента не слушали речи друг друга, хотя, наверное, это можно было устроить даже с учетом напряженных графиков обоих лидеров.
Путин вообще появился в зале спустя буквально десять минут после окончания речи Обамы.
Пафос выступления российского лидера, во всяком случае в том виде, в каком его услышали в западных СМИ, был направлен на защиту действующих режимов. Пафос выступления Обамы — на защиту людей от режимов, попирающих демократические ценности. Беда в том, что договориться о едином понимании этих ценностей человечеству не удавалось никогда.
От выступления российского президента в ООН ждали неких предложений, сигнализирующих о готовности Москвы вместе с Западом решать мировые проблемы там, где можно найти точки соприкосновения политических интересов. И такое предложение действительно прозвучало: сформировать широкую коалицию по борьбе с «Исламским государством» по типу антигитлеровской. Проблема в том, что создать такую коалицию, да еще эффективную, имеющую единственной целью именно разгром ИГ, довольно затруднительно. Никто из ее главных потенциальных участников, кроме России и Ирана, не желает видеть у власти Асада.
Никакой новой «антигитлеровской» коалиции по Сирии не получится именно потому, что большинство ее возможных участников считают «гитлером» как раз президента Сирии, обвиняя его в гибели десятков тысяч мирных людей.
Да и Россия вряд ли бы одобрила в ООН идею наземной военной операции против ИГ, если бы ее координировали страны Запада, солидарно добивающиеся ухода сирийского президента. В свою очередь, США едва ли позволят Москве единолично «рулить» военной кампанией против «Исламского государства».
По Украине российский президент не предложил ничего — после обвинений внешних сил в свержении власти в Киеве и разжигании гражданской войны Путин сказал о необходимости исполнять минские соглашения и учитывать «права жителей Донбасса».
Речь не содержала в себе никаких политических сенсаций и особых эмоций, разве что, кроме фразы «Что вы натворили?!». И воспоминания о первом секретаре ЦК КПСС Никите Хрущеве, стучавшем по трибуне ООН ботинком, явно оказались неуместными.
Правда, речь Путина, безусловно, не раскрывает в полной мере истинные позиции Москвы.
Полноценное возвращение России в мировую политику, да так, чтобы Запад не сторонился партнерства с Москвой, может состояться только через наше участие в разрешении сирийского и украинского кризисов. И для этого Россия должна идти на реальные конструктивные шаги по обоим направлениям. Тем более что, как уверены в Вашингтоне и Брюсселе, при отсутствии помех со стороны России украинский кризис в его нынешнем виде разрешить довольно легко.
Путин много раз повторял, что он против однополярного мира, рассуждают западные эксперты: теперь ему представился прекрасный шанс обозначить участие России в международном урегулировании.
Но от Москвы будут ждать именно результатов, а не просто эффекта присутствия:
в Сирии — реальной борьбы с ИГ, на Украине — возвращения Киеву контроля над границей и интеграции «народных республик» в украинском правовое поле.
Однако при этом остается вопрос, что в Москве рассматривают как возможность на возвращение в мировую политику. Считают ли там вообще, что Россия выбыла весной 2014 года из высшей мировой геополитической лиги — в этом абсолютно уверены на Западе. Или же, наоборот, Россия как раз и вошла в нее после Крыма. И до какой степени подходы Путина готов воспринять западный мир. Ведь прежние попытки длинно и полноценно взаимодействовать натыкались на диаметрально противоположное видение того, что нужно делать в каждом конкретном случае. На банальное отсутствие компромиссов.
С компромиссами у Вашингтона и у Москвы традиционно неважно.
Если внутреннее устройство Америки вынуждает исполнительную власть уступать, то вне страны Штаты часто следуют лишь собственным представлениям о том, как должно выглядеть послевоенное устройство той или иной страны. Будь то остатки Югославии, Ирак, Ливия или Сирия. В свою очередь, российским властям давно не нужно идти на компромиссы внутри страны. Поэтому навыков уступать, изящно торговаться ради общей выгоды у нынешнего российского политического корпуса почти нет.
Довольно суровая речь Путина — порой казалось, что он перепутал Ассамблею ООН с заседанием Совета Безопасности РФ, — была рассчитана скорее на демонстрацию россиянам и мировым СМИ того, что Россия уверена в своей правоте и прочно стоит на своих позициях.
В разговоре с Обамой (не для широкой публики) Путин теоретически может и пойти на уступки. Но кулуарно. Там уже можно говорить и о возможной постепенной отставке Асада, вероятность которой Москва сейчас публично отвергает. Или, наоборот, о вариантах сотрудничества Запада с сирийским режимом в обмен на мир в Донбассе. И о сохранении некоторой автономии республик Донбасса. И о факторе военной техники России в Сирии. А на встрече 2 октября в рамках «нормандской четверки» с Ангелой Меркель и Франсуа Олландом вообще можно деликатно напомнить о том, что ИГ больше вредит Европе, чем США — до Америки сирийским беженцам добраться куда тяжелее.
Так что речь Путина на Генассамблее, пожалуй, все же не самое главное. Главное — что случится после.
Остается надеяться на то, что Обаме и Путину, пусть и по разным причинам, хочется получить политические дивиденды из сирийской истории. Причем быстро. Ради этого они и будут стараться, как могут.
