Цивилизация
В 2012 году журналист Мумин Шакиров привез сестер Каратыгиных, Ксению и Евгению, в Освенцим, и тамошний экскурсовод удивился: ведь у них «почти не бывает русских групп». Для тех, кто не помнит, поясню, это те самые юные девушки из российской глубинки, чей ответ на вопрос в ток-шоу запомнился многим. «Что такое холокост? Это клей для обоев».
Тогда же на сайте «Эха Москвы» появился пост Аллы Гербер об увиденных ею экскурсиях школьников в подобные немецкие музеи, и в ответ со стороны читателей поднялась волна недоумения и негодования. Именно так — недоумения и негодования. «Кто о чем, а лысый о расческе» — это один из комментов «недоумевающих», заслуживший множество лайков. Те, кому этот комментарий показался остроумным, считают себя «волосатыми» и не понимают, почему их должны волновать проблемы «лысых».
Многие не евреи никак не могут поверить в холокост, то есть в то, что нацисты убивали евреев не за что-то, не за то, какими они были, а за то, что они просто были.
Видно, что-то с ними все же было не так. Иначе получается, что и с любым, и со мной такое возможно, но ведь этого же не может быть, кирпич просто так никому на голову не упадет.
Правда, в Руанде относительно недавно представители народа хуту убили около миллиона сограждан, имевших несчастье принадлежать к другому народу — тутси. Так то ж африканцы, у нас такого быть не может, потому что не может быть никогда.
Но не зря многих точит червь сомнения — случись какая смута, и на месте евреев могут оказаться кто угодно. Когда страна прикажет быть евреем, у нас евреем становится любой. И что тогда может произойти с окружающими тебя людьми — вот в чем вопрос. Подспудный страх, не воткнет ли сосед нож в спину, — вот что страшно.
Соседи
«Вылавливали советских граждан еврейской национальности, уклонявшихся от явки на расстрел в Бабий Яр, и чинили над ними расправу». Это — цитата из материалов уголовного дела по обвинению трех жителей соседних домов по улице Верхний Вал в Киеве — Баранова, Устинова и Юшкова. В январе 1944 года оно было рассмотрено Военно-полевым судом 8-го гвардейского танкового корпуса.
«30 сентября 1941 года к дому, где проживал Баранов, подъехала подвода, собиравшая скрывавшихся евреев, — сказано в обвинительном заключении. — Баранов лично по своей инициативе стащил с постели больную пожилую женщину Смоиловскую и поволок ее с пятого этажа на улицу к подводе, на которой доставил пойманных евреев на улицу Верхний Вал в садик, где принял активное участие в истязании и закапывании полуживыми привезенных советских граждан».
В протоколе судебного заседания показания Баранова Венедикта Ивановича (1900 года рождения, уроженец села Даниловка Винницкой области, из крестьян-бедняков, работник пожарной охраны) изложены кратко, но вполне информативно. «В одном доме со мной жила старая еврейка, — рассказывал подсудимый. — К ней пришел полицай, отобрал у нее деньги и ценности, а мне велел вынести ее на подводу. Я так и сделал. Там еще были задержанные евреи. Я тут же вернулся к ней на квартиру, где взял зеленую мужскую рубашку, а жена взяла швейную ручную машинку.
Потом наш управдом, указывая на другую старушку-еврейку, сказал, чтобы ее тоже в доме не было.
Я тогда, будучи в нетрезвом виде, зашел к ней и выкинул ее в окно первого этажа. Из ее квартиры взял себе старое пальто и отрез на костюм. Вот все, в чем признаю себя виновным».
Эстафету подхватили другие соседи. Устинов Егор Дмитриевич, 1905 года рождения, уроженец села Акуловка Тульской области, из крестьян-середняков, столяр: «Вечером я нес ведро вина к себе на квартиру, которое набрал в подвале д. 40 на ул. Верхний Вал. По пути я услышал шум в садике и свернул туда. Подойдя ближе, я увидел, что люди закапывают пойманных евреев. Увидев это, я оставил ведро с вином своему сыну Николаю, а сам сбегал за лопатой и стал помогать закапывать. Всего мы закопали 6–7 человек, некоторые из них были еще живые».
Юшков Никифор Алексеевич, 1905 года рождения, уроженец села Юшково Орловской области, из крестьян-бедняков, маляр: «В конце сентября 1941 года вечером... подходя к садику около моего дома, я увидел толпу народа и услышал шум. Подойдя ближе, я увидел, что тут избивают и закапывают евреев. Я застал яму уже наполовину засыпанной, добивали около ямы молодую девушку лет двадцати, которая кричала и просила о пощаде».
Впрочем, о деталях происшедшего и особенно о собственной роли и Устинов, и Юшков в суде рассказывали скупо, но пробелы их памяти были восполнены свидетелями.
«...В толпе стояла молодая девушка, кто-то крикнул, что она еврейка, тут же Устинов с Юшковым схватили ее, избили, а затем полуживую бросили в яму».
«...Увидела, как Юшков тащил в яму девушку с чемоданчиком и одеялом в руках. Он отобрал у нее чемодан, а девушку столкнул вниз и стал закапывать. Там еще в окопе были две пожилые женщины, но я их не видела, мне сказали люди из толпы. Какой-то мужчина пытался достать одеяло и взять себе, но Юшков вырвал и бросил в яму».
«...Юшков хвастался, что закопал живьем трех старух и одну молодую девушку».
Что ж это за люди такие? Судя по материалам дела, в злодеев подсудимые превратились едва ли не одномоментно. Военно-полевой суд не слишком-то выяснял особенности их психологии —
люди как люди, на первый взгляд вполне добропорядочные. Не тунеядцы, работали, у всех семьи, дети. У всех чистые паспорта — «ранее не судимы».
Все, похоже, любители выпить, но в этом, собственно, не было ничего такого, что отличало бы их от окружающих. «Мой муж, как подружился с ним (Юшковым. — автор), — давала показания в суде одна из соседок, — часто выпивал у него на квартире, а потом приходил домой и избивал меня. А до этого жили хорошо. Кроме того, мы часто ругались с женой Юшкова, например один раз не поделили самогон, который гнали из ее самогонного аппарата».
И все же побить жену — это одно, а закапывать в землю живых людей — совсем другое.
…Что же такое с ними со всеми случилось? «Если бы не немцы, — сказал Устинов в последнем слове, — я бы ничего подобного не сделал». Но, по словам свидетелей, немцы вообще не принимали участия ни в закапывании, ни в избиении, они «стояли в стороне и смеялись», а один из них «заснимал все это фотоаппаратом». В вашингтонском музее [Международный музей холокоста] есть немало жутких фотографий такого рода.
Привычное дело
…Обычная жизнь в немецком тылу пусть и диктовала новые законы, которым следовало подчиняться, но, приспосабливаясь к ним, людям не понадобилось отвыкать от многих прежних привычек, новое во многом оказалось еще не забытым старым.
Управдомы и дворники продолжали «стучать» на жильцов «по должности», причем по тем же адресам — немецкие органы безопасности обычно располагались в бывших зданиях НКВД.
Новый режим, как и прежний, заставлял ради собственной безопасности притворяться и порой предавать ближнего. Доносы и пытки, побои в полиции, куда поступило служить немало попавших в окружение и освобожденных из плена красноармейцев и даже бывших милиционеров — все это не было столь уж непривычным и противным устоям советского жизнеустройства.
В советском человеке так долго убивали человека, что он вполне мог созреть к восприятию нацистских новаций. «Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовлетворением приводят это в исполнение, как и тем, насильственно приучаемым участвовать в этом, едва ли возможно остаться существами, чувствующими и думающими человечно. И с другой стороны. Тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться существами с чувством собственного человеческого достоинства». Известные слова из письма 1934 года, адресованного академиком Иваном Павловым в Совнарком, имеют продолжение — следом за ними он обвинил большевиков в том, что те сеют вовсе не мировую революцию, а... фашизм.
Еще при советской власти у людей была воспитана такая черта, как вера в существование врага.
Без врага жить не привыкли, и смена его образа была вполне привычным делом.
Так учили в школе, так писали в газетах, так говорили по радио. Пропаганда сменила знак, если раньше она клеймила кулаков и врагов народа, теперь — коммунистов и евреев, ставя между ними знак равенства.
В сборнике для радиоузлов «Радиовестник» перечислены обязательные темы для передач — речи вождей рейха, разоблачение учения Маркса-Ленина и еврейского заговора, плохая жизнь в СССР. Поскольку в газетных редакциях работали те же люди, что и прежде, стиль газет мало отличался от советского, а иногда и содержание.
…Специальная директива по вопросам пропаганды предписывала разъяснять населению СССР, что противником Германии являются не народы Советского Союза, а евреи, созданное ими большевистское советское правительство, коммунистическая партия. Планы гитлеровского руководства в отношении СССР и его населения предполагалось тщательно скрывать. Ведь так называемая восточная политика предусматривала постепенную замену славянских народов немецкими переселенцами-колонизаторами, СССР как государство подлежал ликвидации, а населявшие его народы навечно лишались самостоятельного государственного существования.
Главный редактор орловской газеты «Речь» Михаил Октан в своей брошюре «Евреи и большевики», которая была выпущена ко дню рождения Адольфа Гитлера в апреле 1942 года, утверждал, что «так называемое ГПУ–НКВД на самом деле является марионеткой в руках мировой закулисы — еврейского заговора, цель которого — порабощение народов Европы».
В репертуар Орловского кукольного театра вошел спектакль «Толстый жиденок», а выездной ансамбль артистов «Пестрая сцена» выступал в кинотеатрах со «злободневными куплетами»: «Землю крестьянам Гитлер отдал, злится на это жидовский кагал». На самом деле землю крестьянам Гитлер не дал, зато театры открыл уже осенью 41-го — в Брянске и Пскове, Пятигорске и Смоленске, Ялте и Киеве. И кинотеатры — в них шли не только фильмы, снятые в Третьем рейхе, но и советские, как, например, «Волга-Волга».
В Пскове вся редакция газеты «Псковский колхозник» стала редакцией газеты «За родину». В ней в течение всего периода оккупации велась рубрика «Беседы с Домной Евстигнеевной», где от имени деревенской богобоязненной старушки рассказывалось, как коммунисты гонят русский народ «на убой за свои жидовские интересы».
В смоленской газете «Новый путь» протоиерей Михаил Шиловский вел рубрику, а в канун уничтожения гетто опубликовал статью о «распятии Христа жидами».
…В школах ввели новый предмет — Закон Божий.
В Смоленске учителя не допускались к занятиям, пока они не прослушают обязательные лекции «Еврейский вопрос».
Учащихся знакомили с «Протоколами сионских мудрецов». Подавляющее большинство оставшихся за линией фронта учителей быстро освоилось с новым порядком. Василий Онушко, 1919 года рождения, работал инспектором школ районной управы в Запорожской области (осужден 28 сентября 1947 года к 6 годам ИТЛ). Как сказано в приговоре, «в октябре 1941 года подобрал учителей, внушавших доверие немцев, …снимал с работы неблагонадежных и активистов, …весной 1942 года созвал совещание учителей, где дал указание вычеркивать из учебников политические тексты и заклеивать портреты советских руководителей».
В общем-то, ничего нового, ведь и прежде учителя вместе с учениками заклеивали портреты репрессированных наркомов и маршалов. Наши люди вообще оказались легкой добычей нацистской пропаганды, привыкнув верить всему, что говорят сверху, — вопреки очевидности своего собственного опыта: жены начинали верить в то, что их мужья действительно «враги народа», школьники вырывали из учебников портреты
вчерашних героев.
*Книга готовится к выходу в издательстве «Зебра Е»
Автор – профессор права, автор книги «Полтора часа возмездия» о восстании в Собиборе, для новой книги «Коротким будет приговор» изучал в архивах рассекреченные дела на пособников фашистов.
