За год изменилась повестка существования страны: метафора России как динамично развивающейся части современного мира сменилась метафорой тайги. Изменился язык, на котором мы говорим: от стилистики выступлений политиков и дипломатических нот до новых интонаций в СМИ и социальных сетях. Теперь это язык противостояния, последнего рубежа.
В 2013-м казалось, что время в России стало тягучим, как патока. Замерла экономика. Стала скучной политика. Ни выборы мэра Москвы, на которые допустили прямо со скамьи подсудимых Алексея Навального, ни даже неожиданное освобождение главного политзаключенного страны Михаила Ходорковского не разбудили страну от этой политической спячки.
Большинство сочло это лишь жестами доброй воли перед подготовкой к зимней Олимпиаде в Сочи — однозначно главному, как казалось тогда, событию 2014 года. Россия жила по инерции.
Сон девочки Любы, вокруг которого была выстроена церемония открытия Олимпиады, выглядел органичной метафорой сна страны. Она спала и видела свое былое величие — гениев литературы и балета, победу над фашизмом во Второй мировой войне, покорение космоса. Олимпиада заканчивалась 23 февраля.
В ночь на 23 февраля сбежал в Россию законный на тот момент президент Украины Виктор Янукович. Сон девочки Любы прервался.
Спустя меньше месяца президент включил Крым и Севастополь в состав России. И сразу получил рекордный рейтинг доверия населения. Феномен моментального появления в стране «крымского большинства» подтвердил, что тоска россиян по статусу великой державы и территориальным завоеваниям за четверть века постсоветской истории никуда не делась.
Колесо истории завертелось с нарастающей скоростью. Быстрое триумфальное присоединение Крыма сменилось битвой за «Новороссию», на политическом уровне между Россией и Западом началась гонка санкций.
По сути, всего за несколько месяцев все участники событий синхронно и с облегчением сбросили маски. Россия перестала притворяться частью западной цивилизации и начала считать противником весь западный мир. Запад, в свою очередь, перестал делать вид, что хоть сколько-либо интересовался мнением Москвы. Украина фактически стала форпостом этого противостояния.
Легкое и безболезненное расставание с масками произошло и внутри нашей страны. Оттенки серого сменила резкая поляризация общественных настроений. У сегодняшней России теперь есть только два цвета — черный и белый. Мы стараемся окончательно и бесповоротно расставить по местам людей, территории, смыслы.
Реальной точкой солидарности для всех россиян, независимо от их политических взглядов, стало ощущение реактивного движения, ухода почвы из-под ног, ускорения хода времени. Лед тронулся и, кажется, даже начинает разламываться прямо под ногами.
Социологи говорят, что столь глубинного проникновения политических лозунгов, охвата такого спектра социальных слоев и такой поляризации мнений, такого деления на «белое» и «черное» не было с начала 1990-х. Ни дефолт 1998-го, ни даже война с Грузией не вызывали столь сильных эмоций.
Символично, что год заканчивается приговором главному на сегодняшний день российскому оппозиционеру Алексею Навальному. Этот срок условный — 3,5 года. Но брата Навального Олега посадили на три с половиной года реального срока. С точки зрения приговора все выглядит изящно: из оппозиционера не сделали политического мученика, зато его родного брата фактически сделали заложником до следующих президентских выборов.
Свое веское слово в исторической трансформации России в уходящем году сыграло и падение мировых цен на нефть до пятилетних минимумов. Впервые за все время правления Путина началось реальное снижение доходов населения. Рубль за год обвалился к доллару почти вдвое.
Кризис как реальность в последние недели начало воспринимать даже то самое «крымское большинство». Маска беспечности и политической эйфории, которая, казалось, застыла на лице россиян после успеха крымской кампании, начала сползать.
Россия однозначно вышла из эпохи анабиоза. Эра стабильности, какой мы ее привыкли видеть, закончилась.
Сейчас никто не может сказать, что будет с пустившейся в бурное море истории Россией не только через три с половиной года, но даже через три с половиной месяца.
С одной стороны, проснуться девочке давно было пора, с другой — нам в будущем году предстоит осознать, все ли правильно сделано после пробуждения.