До сих пор у России в принципе отсутствовало адекватное понимание Восточной Европы — по умолчанию она воспринималась как часть «русского мира», а ее интересы — как продолжение российских. Между тем это не совсем так.
Последние 300 лет Украина, как и вся Восточная Европа, находится в положении лимитрофа — территории, находящейся между двумя большими центрами силы: Россией на востоке и Германией на западе.
Лимитроф же извлекает главный ресурс своего существования из взаимодействия этих центров силы, играя привычную роль «моста», то есть, по сути, осуществляя посредничество.
Понятным образом прибыль посредника напрямую зависит от уровня доверия между большими соседями: чем оно ниже, тем выше извлекаемые им доходы, и наоборот. Таким образом, наиболее рациональной стратегией лимитрофа является балансирование, когда, культивируя с обеих сторон доверие к себе, он одновременно поддерживает недоверие между большими контрагентами.
На Януковиче эта тактика сломалась. Погнавшись за сверхприбылью, начав метаться между ассоциацией с ЕС и Таможенным союзом, он раскачал геополитические качели до предела. Амплитуда оказалась слишком большой, процесс вышел из-под контроля, и качели опрокинулись.
В результате недоверие между «большим Западом» и Россией перешло в стадию взаимного политического отчуждения и взаимных же экономических санкций.
Янукович потерял пост президента, а прибыль Киева как провалившего взаимодействие посредника упала обвальным образом, понизив качество жизни украинцев минимум вдвое. При этом и способность новых властей сохранить территориальную целостность вверенной им страны оказалась под большим вопросом: геополитический крен в западную сторону естественным образом не мог устроить как минимум юго-восточную часть Украины.
Разумеется, говорить об осознании элитами (что старыми из команды Януковича, что нынешними киевскими) собственной ответственности за происходящее невозможно в принципе.
Лимитроф, будучи зависим от действий внешних игроков, формирует свое политическое действие исключительно как реакцию на внешний вызов, но никогда — как инициативу.
Это же позволяет ему вполне убедительно, во всяком случае для себя, и ответственность за любые провалы возлагать на внешний фактор.
Россия, будучи центром силы, лимитрофную политическую психологию никогда не понимала: традиционным для нее является инициативное политическое действие, со взятием на себя всей ответственности.
Вот почему со стороны Москвы совершенно логичным было решительное вхождение в ситуацию с защитой русскоязычного населения юго-востока Украины — уже по той причине, что политика самоустранения была бы фатальной для поддержки российской власти уже внутри страны. Столь же логичным было и ожидание от беглых украинских элит хоть какой-то солидаризации с Юго-Восточной Украиной и ее проектом Новороссии.
Такой расклад, впрочем, объективно оказался не в пользу России.
Получалось, что защита интересов русскоязычного населения юго-востока Украины является ее делом в куда большей степени, нежели элит вокруг Януковича, несущих фактическую ответственность за глубину и размах украинского кризиса.
Это вполне позволяло тому же Киеву навешивать на Россию ярлык «агрессора», а нахождение на российской территории соратников Януковича — как один из форматов «заложничества».
В этом плане инициатива коммуниста Валерия Рашкина, как ни странно это на первый взгляд звучит, знаменует начало процесса понимания российскими элитами лимитрофной политической психологии, предполагающей балансирование и торг в самых широких пределах. Торг, разумеется, с Киевом.
Для России такие фигуры, как бывший украинский премьер Николай Азаров, являются откровенной издержкой, только осложняющей международную легитимацию российской поддержки украинского юго-востока. Для сегодняшнего же Киева эти элиты являются безусловной ценностью — поскольку
именно на них и возлагает сегодняшнее украинское руководство ответственность за состояние дел в стране.
Что отчасти обоснованно.
Возможная их передача Киеву, таким образом, могла бы стать вполне интересным для Москвы обменом. Так, элиты Януковича, без сомнения, станут для Киева персонализированным воплощением «образа врага», который в украинском массовом сознании потеснит в этой роли и Россию, и юго-восток Украины. Что, кстати, будет только способствовать укреплению мирного процесса. Более того, сам факт передачи их Москвой явно затруднит для Киева дальнейшее ее позиционирование в качестве противника.
Иной вопрос, что с точки зрения традиционной для Москвы субъектной политики такая передача будет некрасивой и неправильной. Но с точки зрения политики лимитрофной — вполне органичной.