Последние события в Ираке и Сирии, в особенности гибель американского журналиста, зарезанного исламистом, стали серьезным шоком для мирового сообщества. Однако шоком закономерным.
Шоком, фиксирующим определенное состояние региона, которое сложилось не вчера, не месяц назад и не с приходом к власти администрации Барака Обамы. Процессы, ярчайшим выражением которых являются страшные кадры, начались еще в конце 1990-х годов, когда американскими экспертами и политиками впервые была озвучена концепция «большого Ближнего Востока», а в более короткой исторической перспективе их можно отнести к анонсированному в уже далеком 2004 году плану Джорджа Буша-младшего по демократизации Ближнего Востока.
Так что было бы неправильным связывать то, что мы наблюдаем на Ближнем Востоке, только с последствиями деятельности лауреата Нобелевской премии Обамы. Просто Обаме досталась большая — но еще не вся, конечно, — часть результатов той политики, основы которой были заложены при предыдущих администрациях.
И это тот случай, когда если не благими намерениями, то стратегическими планами вымостили дорогу к глобальной нестабильности.
Интересно, однако, что весь процесс переконфигурирования Ближнего Востока происходил в условиях практически полной монополии США на влияние. Влияние прочих сил проявлялось относительно слабо: Франция в начале XX века пыталась получить доступ к «нефтедолларам» региона и частично смогла это сделать, Китай намекал на инвестиции, но закрепиться в регионе серьезно пока не смог, да и Россия в самые последние годы начала вспоминать о былом влиянии.
В остальном нынешняя ситуация на Ближнем Востоке является всецело результатом американской политики последних 25 лет.
Изначально концепция была предельно проста и по-американски прямолинейна: на Ближнем Востоке сложилась стратегически патовая ситуация, которая не давала возможности реализовать «задумки» в сфере мирного урегулирования. Посылка, надо сказать, безусловно, верная, особенно после того, как окончательно забуксовал палестино-израильский мирный процесс. Застой в создании региональной системы безопасности (читай: контролируемой и регулируемой США системы военно-политических отношений в регионе), как считалось, был связан в том числе и с искусственностью границ большинства государств региона (еще одна бесспорная правда), порождавшей отсутствие «подлинной демократии» и наличие почти наследственных авторитарных режимов (и в данном случае со многим можно согласиться).
В итоге делался вывод: регион надо хорошенько встряхнуть, чтобы возникла новая, более открытая и демократичная (читай: управляемая и зависимая от США) политическая конфигурация. При этом сохранение границ, да и государств как таковых, более не рассматривалось в качестве приоритета. А главное, допустимой считалась ставка на радикалов, в том числе религиозных, которых потом должны были сменить более умеренные лидеры. Главным было отстранить от власти «арабских националистов», многие из которых пришли к власти еще в далеких 1960-х годах.
Если задуматься, вторая война США против Ирака и фактическая конфедерализация страны очень хорошо вписываются в эту концепцию.
Спору нет, регион из состояния застоя вывести удалось. Но каковы же итоги почти двадцатилетних усилий?
Обострение межнациональных противоречий и фактически исчезновение возможности межнационального диалога — это последствие буквально лежит на поверхности. Как пример — и весьма убедительный — приводится то обстоятельство, что курды стоят практически в полушаге от создания собственного государства.
И это в корне изменит всю геополитическую конфигурацию в регионе, а главное — определит суть этнических процессов на десятилетия вперед.
Но не все так просто: обострение военно-политической обстановки привело к возникновению своеобразных феноменов, например «шиитского клина», который США и Саудовская Аравия руками радикальных исламистов «вышибали» с Ближнего Востока. Но ведь этот «клин» (в который входят Иран, Сирия, часть шиитских районов Ирака и Ливана, а также шиитские общины стран Персидского залива) в чистом виде шиитским не является. И чем дальше, тем больше шиитский элемент в нем перестает быть доминирующим.
Как далеко этот процесс зайдет — сказать трудно. Но для нас важно, однако, то, что этноконфессиональные процессы в регионе не являются однонаправленными. Они куда более сложны.
Но есть и целый ряд еще более важных обстоятельств:
Во-первых, в регионе произошла глубокая политическая деструкция. Плохо или хорошо, но в большинстве стран, которые затронула «арабская весна», были достаточно мощные партии и относительно логичная, хотя и не всегда стабильная политическая система. Да, сориентированная на авторитарного правителя, но в той или иной степени учитывавшая и «альтернативные группы интересов». Теперь такой нет, и признаки ее восстановления могут быть «под увеличительным стеклом» найдены только в Сирии и Египте.
Во-вторых, произошла почти полная социальная деструкция. Разрушены многие социальные институты. И даже там, где не было «горячей» гражданской войны (как, например, в Тунисе), они существенно деградировали. А ведь эти институты, наверное, неэффективные и коррумпированные, хоть как-то регулировали общественную жизнь и осуществляли хоть какие-то общественные сервисы, обеспечивая социальную защиту населения. Этот вакуум на практике заполняется в лучшем случае — архаическими, общинными структурами, а в худшем — радикалами, имеющими доступ к ресурсам.
В-третьих, налицо экономическая деградация. Страны, которые стояли на пороге «второй модернизации» (Египет, Сирия), превратились в территории с плачевным экономическим настоящим и неопределенным экономическим будущим. То есть в инвестиционно малопривлекательные. Это имеет последствия и для мировой экономики. К примеру, Европа теперь не сможет по-настоящему рассчитывать на стабильные поставки углеводородов из Северной Африки. Разве что теплится еще жизнь в газовых проектах в Алжире. Однако и они, учитывая общую ситуацию, теперь относятся к разряду рисковых.
В-четвертых, обострились межарабские противоречия. Понятно, что «бросок за лидерством» у Саудовской Аравии не получился, хотя и полностью провальным его считать нельзя. Дело в другом:
между ключевыми странами региона возникли настолько глубокие противоречия (не забудем добавить в этот геополитический «компот» еще и Турцию), что регион надолго утратил потенциал не только к объединению, но и к саморегуляции, как в политике, так и в экономике.
Правда, Израиль получил некоторую передышку.
В-пятых, впервые с 2001 года, когда началась война США в Афганистане, радикальный исламизм получил серьезную территориальную базу. Смогут ли исламисты ей воспользоваться — большой вопрос, да и захотят ли? Однако сам факт говорит о новом уровне силовых возможностей радикальных исламистов, а главное — создает новый «фокус притяжения» для сторонников данной идеологии.
Повторю еще раз: обвинять администрацию Барака Обамы в стратегической дестабилизации ситуации на Ближнем Востоке было бы неправильно. Да, именно ей пожинать печальную жатву, но не она запустила процесс.
Напротив, у нынешнего Вашингтона хватило здравомыслия не форсировать силовую операцию против Сирии и дать войскам Башара Асада перемолоть значительную, если не большую часть созданного на деньги Саудовской Аравии и Катара исламистского силового потенциала.
Легко представить себе, что сейчас творилось бы на Ближнем Востоке, если бы в Вашингтоне возобладали голоса тех, кто требовал военного вмешательства.
Так что, образно говоря, прошлое выстрелило в Вашингтон всего лишь из «пистолета». А могло бы и из «пушки». И теперь регион менее чем когда-либо в своей истории готов к обсуждению каких-либо планов в области региональной безопасности. Планируя «управляемый хаос» и на определенном этапе (в частности, в 2009–2012 годах) добившись желаемого результата, в итоге получили хаос малоуправляемый с перспективой его расширения.
Например, на околокаспийскую зону, что совсем США не устраивает. Причин много. Одной из них, к слову, является то, что устойчивость светских националистических режимов оказалась выше расчетной и пришлось слишком усилить радикалов, чтобы их дестабилизировать. Но есть и иные.
Главный урок: даже самые реалистичные стратегические планы, которые, казалось бы, во всем были логичны, могут завести в стратегический тупик. Бумеранг всегда возвращается.
Однако и политика нынешней администрации рано или поздно ударит по США бумерангом. И это будет даже не ситуация на постсоветском пространстве, откуда, вероятно, США все же удастся «выпозлти», оставив своих «союзников» в состоянии «изумления» в очередной раз.
Это будет ситуация в Северо-Восточной Азии, где трудами США общая военно-политическая ситуация заведена в тупик, а отношения, в том числе и экономические, с Китаем усложняются с каждым днем. И вот там с учетом особенностей региона бумеранг может ударить гораздо больнее.
Автор — кандидат политических наук, профессор НИУ ВШЭ